Девять месяцев, или «Комедия женских положений» - Соломатина Татьяна Юрьевна. Страница 14

Так-так... Один раз в месяц в течение репродуктивного периода организм Пупсика готовится к беременности. Каждый месяц созревает яйцеклетка в одном из яичников и выходит в фаллопиеву трубу. Овуляция! Пред овуляцией яичники Пупсика вырабатывают большое количество эстрогенов. Эти гормоны стимулируют внутренние стенки матки – эндометрий Пупсика, чтобы они стали плотнее для принятия яйцеклетки, если она, конечно же, будет оплодотворена Алексеем Михайловичем. То есть давно уже, разумеется, Алёшей. Так-так-так... Период роста эндометрия в Пупсике называется фазой пролиферации. «Пролиферация» – слово-то какое неблагозвучное! Нет! В деле изучения фертильности нет неблагозвучных слов, а одна сплошная музыка сфер... Постепенно увеличивающееся количество фолликулостимулирующих гормонов гипофиза Пупсика вызывает рост множественных фолликулов в яичниках Пупсика («Фуф! Слава богу, не в гипофизе!»). Через несколько дней один из фолликулов становится доминирующим, выходит на поверхность яичника и напоминает наполненный жидкостью пузырёк диаметром примерно двадцать миллиметров – и начинает вырабатывать этот самый эстроген. Внутри фолликула Пупсика находится яйцеклетка Пупсика. Бахромки фаллопиевых труб Пупсика после того, как совершается овуляция, передвигают яйцеклетку в фаллопиевую трубу, где она находится в ожидании оплодотворения. А если оплодотворения не происходит, то – а-а-а!!! – оплодотворения не происходит, яйцеклетка умирает и исторгается из тела Пупсика вместе с уплотнённым эндометрием во время менструации.

Яйцеклетки умирают и умирают! Овуляция минус и минус! Резерв истощается! Что же делать?!!

Пупсика охватила паника. Сколько же уже из этих теоретических пятисот зазря израсходовано?! Сколько ещё пропадёт впустую? С математикой у неё всегда было плохо, а склонность к чтению и романтизм развили ненужную тревожность. Пупсик решила, что у неё уже либо все фолликулы кончились, либо даже и не начинались, и с ней что-то не так. Пупсик понеслась в лучшую клинику репродуктивного здоровья на обследование. На всякий случай. Ну и потому что паника.

Понеслась втайне от мужа, потому что человеком Пупсик была очень хорошим и тактичным. Это раз. Вернее – два. Потому что «раз», на самом деле, принял характер практически параноидальный: Пупсику, несмотря на кристально чистый половой анамнез и мохнатые шортики во все детские, подростковые и юношеские холода, стали мерещиться неведомым образом подхваченные постыдные инфекции, подточившие её безвинное нутро. Как? Когда? Ведь нигде и ни с кем до Алёши! Равно как и после... Но мало ли? Вон в каждом глянцевом журнале что ни полоса – так реклама клиник этого всего и лекарств от этого всего! А может, Алёшенька ей изменяет? Да быть того не может, он так её любит! Да и почему мужчины изменяют? Потому что дома этого недополучают. А ему уже, пожалуй, и слишком. Он Пупсику, конечно, не отказывает, но она же замечает, что он не с таким уж и первозданным пылом её вожделеет, да и с самого начала не кидался на неё, как безумный. (К чести Алексея Михайловича надо отметить, что и вожделел он как надо, и долг исполнял супружеский виртуознейшим образом, но половое воспитание – а главное, опыт Пупсика! – были так ничтожно малы, что оценить по достоинству его, простите за тавтологию, разнообразные достоинства она попросту ещё не могла.) Зато по рассказу соучениц по специальной школе и однокурсниц по МГИМО помнила, как мужчины накидываются и овладевают. Так, что иногда бывает даже больно. И даже далеко не в первый раз. А Алёшенька ни разу на неё не накидывался и не овладевал. И даже в первый раз ей не было больно. Она иногда (что, правда, очень редко) немного плакала в ванной, и он приносил ей туда кофе, шампанское и переживал, и спрашивал, что с Пупсиком не так? А в этом смысле с Пупсиком как раз всё было так, потому что испытывать пресловутый оргазм она начала практически сразу, в отличие от её многоопытных приятельниц. В том, что это был именно оргазм, сомневаться не приходилось, потому что во время смерти нет времени для сомнений. Прекрасной-прекрасной смерти, когда душа отлетает от тела, а по обездушенному телу идут совершенно лишённые сознания сладкие-сладкие волны и кажется, что, внезапно лишившись дыхания, ты свободно дышишь полной грудью, обездвиженный – способен на любой полёт, и сколько всё это длится – понять абсолютно невозможно, потому что интервальное время рвётся и его клочки уносятся легчайшим одуванчиковым пухом в никуда... И воскрешение твоё обнаруживается лишь по сладострастно-волнообразным снисходяще-восходящим судорогам, встречающимся где-то чуть ниже солнечного сплетения, и ухающим в объятиях друг друга куда-то в бездны низа живота, и расцветающим там диковинным фантасмагорическим, одним на двоих, свечением. Вот потому иногда Пупсик и плакала. Из-за того, что всё так неописуемо прекрасно. Хотя, конечно, иногда хотелось, чтобы накинулся и овладел. Ну, чтобы у неё тоже всё было как у всех. Чтобы опыт. И вообще, кто знает, может быть, беременеют именно тогда, когда без особого удовольствия. А для Пупсика акт любви в момент кульминации становился так самоценен, что она о зачатии не думала. Когда умираешь и воскресаешь, меньше всего думаешь о зачатии. Вообще меньше думаешь... Вообще не думаешь. Зато потом начинаешь думать, отчего это не беременеешь? Не из-за постыдной ли болезни, передавшейся, ну... например, воздушно-капельным путём. Или в туалете ресторана. Или... Неужели Алёша ей изменяет? Нет, не может быть! Почему же тогда он не накидывается на неё и не овладевает ею, а лишь долго, тщательно и внимательно ласкает и любит? Не из-за этого ли она не беременеет, а яйцеклетки всё умирают, и умирают, и умирают. Умирают бессмысленно и беспощадно, а у неё всё ещё нет маленькой девочки, которой она будет родной мамой!

Родная няня и женщина-мама проявили редкостное единодушие, заявив Пупсику, что она устраивает истерику на голом месте и полгода – не срок, но если уж так хочется провериться – пожалуйста, но только пусть пока ничего не говорит Алексею Михайловичу! И более знакомая с подобными вопросами женщина-мама тут же набрала номер телефона и обо всём договорилась.

Двое суток из Пупсика брали кровь, мочу, мазки на флору и какие только можно среды и секреты организма на бактериоскопические и бактериологические исследования, измеряли базальную температуру, исследовали иммунитет и гормональный профиль, рассматривали при помощи рук, зрения и сверхчувствительной современной аппаратуры и вынесли вердикт: практически здорова. И матка на месте, какой надо формы. И шейка отличная. И всяческие циклы, профили, эндометрии – всё в соответствии с канонами нормальной физиологии. Способна зачать и выносить полк или как минимум взвод. Что же делать? Да поменьше об этом думать. И – да! – вот ещё что... Супруга обследовать. Нынешнее бесплодие, знаете ли, становится всё более и более... кхм... мужественным. Мужским. Но если есть хоть один живой, бог с ней – с подвижностью, – поможем. Такие сейчас расчудесные методики... В общем, приводите! У него есть ребёнок? И давно? Ах, двадцать лет уже как! Ну, тут возможны варианты. Во-первых, ребёнок может быть и не от него, во-вторых – за время пути собачка могла поизноситься. Нервы, нервы, нервы и прочие вредные факторы. Окружающая среда. Особенно – окружающая среда давно уже половозрелых небедных мужчин. Нервная она у них, эта окружающая среда. Приводите, не переживайте, всё будет хорошо! И даже прекрасно... Гарантируем!

А как она его приведёт?

– Что я ему скажу? «Алёшенька, я обследовалась тайно, ты уж прости, так вот – я могу. А вот можешь ли ты – неизвестно. Пошли, проверим!» Да я скорее язык себе откушу, чем такое скажу Алексею Михайловичу! – рыдала Пупсик на груди у родной няни. Родная няня успокаивала Пупсика и поила её отваром корня валерианы, но ничего толкового придумать не могла, и потому они вызвали на совет женщину-маму.

– Так! – сказала народная артистка России. – Доверьте это дело мне. Когда твой муж возвращается домой?