Проклятье Победителя (ЛП) - Руткоски Мари. Страница 17

Кестрел отвернулась. Она сняла с полки томик геранской поэзии и пролистала его. Отец больше не смотрел на нее. Его взгляд был устремлен в прошлое.

— Итак, они сдались, — продолжил он. — Предпочли жизнь в рабстве, нежели смерть. Они отдали нам свои корабли, и с ними наш флот стал сильнейшим в известном мире. Сейчас каждый валорианский солдат хорошо умеет управлять морским судном. Я позаботился, чтобы ты тоже этому научилась.

Кестрел нашла строки, которые искала. Начало песни о путешествии к волшебным островам, где время не имело значения. Призыв к морякам вывести корабль в открытые воды. «Перенесли на волны судно, — прочитала она, — к соленому сердцу морей».

— Существует много причин нашей победы, — сказал генерал. — И я объясню их тебе. Но главная причина проста. Они были слабы. Мы — нет.

Он забрал у нее книгу и закрыл ее. 

*** 

Ее встречи с генералом не были частыми. Он был занят, и Кестрел радовалась этому. Их разговоры нередко заставляли ее метаться между восхищением и отвращением.

Все больше листьев опадало с деревьев. Летнее тепло улетучивалось из воздуха. Кестрел едва замечала это. Она не покидала виллу, обнаружив, что за роялем может забыть почти про все из рассказанного ей отцом. Теперь, когда ей было это позволено, она играла едва ли не каждую свободную минуту. Благодаря музыке, ей казалось, что она держит в руках лампу, которая отбрасывает свет вокруг нее, и, хоть она знает, что в темноте есть люди и обязательства, она не видит их. Пламя эмоций, которые она испытывала за роялем, одаривало ее блаженной слепотой.

Так было до того дня, когда она нашла кое-что в музыкальной комнате. Небольшую карточку из слоновой кости, которая балансировала на средней клавише рояля. Лицевая сторона «Клыка и Жала» была повернула вниз, вверх глядела рубашка.

Карточка подмигивала ей, будто вопрос. Или приглашение.

Глава 14

— Я начал думать, что ты не станешь играть с кем-то, кого не можешь победить, — сказал Арин.

Кестрел подняла глаза от рояля и увидела его стоящим у дверей, которые она оставила открытыми. Затем она перевела взгляд на колоду карточек «Клыка и Жала», лежавшую на столике у выхода в сад.

— Вовсе нет, — ответила Кестрел. — Я была занята.

Его глаза метнулись к роялю.

— Я слышал об этом.

Кестрел подошла к столу, села за него и произнесла:

— Ты удивил меня выбором комнаты.

Он колебался, будто хотел заявить, что не несет ответственности за этот выбор, намеревался притвориться, будто призрак оставил карточку на рояле. Потом закрыл за собой двери. Комната, вполне просторная, внезапно стала казаться маленькой. Арин прошел через нее к столу и сказал:

— Мне не понравилось играть в твоих апартаментах.

Она решила не обижаться на это, ведь сама просила его быть честным. Кестрел перемешала карточки, но, когда положила на стол коробочку спичек, Арин произнес:

— Давай будем играть на что-нибудь другое.

Кестрел не убрала руку с крышки коробочки. Она снова задалась вопросом, что он мог предложить ей, что мог поставить, и ничего не смогла придумать.

Арин сказал:

— Если я выиграю, то задам вопрос, и ты ответишь на него.

Она ощутила нервную дрожь.

— Я могу солгать. Люди лгут.

— Я готов рискнуть этим.

— Раз это твое требование, то, как я понимаю, если выиграю я, награда будет такой же.

— Если ты выиграешь.

Она все еще не могла согласиться.

— Вопросы и ответы — весьма необычные ставки в «Клыке и Жале», — раздраженно заметила она.

— В то время как спички — просто отличная ставка, их так волнительно выигрывать и проигрывать.

— Хорошо.

Кестрел сбросила коробочку на ковер, куда та упала с приглушенным стуком.

Арин не казался удовлетворенным, обрадованным или испытывающим еще какие-нибудь эмоции. Он просто набрал карточки. Кестрел сделала то же. Они играли с небывалой сосредоточенностью, Кестрел была полна решимости выиграть.

Но не выиграла.

— Я хочу знать, — произнес Арин, — почему ты до сих пор не в армии.

Кестрел не могла бы сказать, какого вопроса от него ожидала, но не этого, что оживил в ее памяти долгие годы споров, которые она предпочла бы забыть. Она ответила кратко:

— Мне семнадцать. По закону я пока не обязана поступать на службу или выходить замуж.

Арин откинулся на спинку стула, теребя одну из своих выигрышных карточек. Он постучал ее ребром по столу, покрутил между пальцами и постучал другим ребром.

— Это не полный ответ.

— Не помню, чтобы мы уточняли, насколько краткими или развернутыми должны быть ответы. Давай сыграем еще раз.

— Если ты выиграешь, тебя удовлетворит подобное?

Кестрел медленно ответила:

— Армия — жизнь моего отца. Не моя. Я — даже не особенно умелый боец.

— В самом деле?

Его удивление казалось искренним.

— О, я вполне годна. Я могу защищаться не хуже большинства валорианцев, но в сражении от меня мало толку. Я знаю, что значит по-настоящему что-то уметь.

Арин снова взглянул на рояль.

— Да, еще есть моя музыка, — признала Кестрел. — Рояль не слишком удобен для передвижений. Едва ли я смогла бы взять его с собой, если бы меня отправили в бой.

— Игра на музыкальных инструментах — занятие рабов, — произнес Арин. — Как готовка или уборка.

Кестрел услышала в его словах ярость, подобно подземным кристаллам скрытую под беспечным звучанием его голоса.

— Так было не всегда.

Арин молчал, и, хотя Кестрел изначально намеревалась дать на его вопрос как можно более краткий ответ, она почувствовала себя обязанной объяснить последнюю причину, стоявшую за ее сопротивлением желаниям генерала:

— Кроме того… я не хочу убивать. — Арин нахмурился, и Кестрел рассмеялась, чтобы ослабить напряжение разговора. — Я свожу отца с ума. Но разве не все дочери так делают? Поэтому мы заключили перемирие. Я согласилась, что весной либо вступлю в армию, либо выйду замуж.

Он прекратил крутить в руках карточку.

— Значит, ты выйдешь замуж.

— Да. Но, по крайней мере, до этого у меня будет шесть месяцев спокойствия.

Арин уронил карточку на стол.

— Давай сыграем еще раз.

На этот раз выиграла Кестрел, однако она не ожидала, как загудит ее кровь от ощущения триумфа.

Арин уставился на карточки. Его губы сомкнулись в тонкую линию.

В сознании Кестрел кружилась тысяча вопросов, они толкали друг друга, каждый стремился быть первым. Но тот, что вырвался из ее рта, изумил ее не меньше, чем, судя по всему, Арина:

— Почему тебя обучили кузнечному делу?

Мгновение Кестрел думала, что он не станет отвечать. Его челюсть напряглась. Затем он сказал:

— Меня выбрали, потому что я был последним девятилетним мальчиком во всем мире, который подходил для того, чтобы стать кузнецом. Я был тощим. Я витал в облаках. Я раболепствовал. Ты когда-нибудь смотрела на инструменты в кузне? На молот? Ты бы серьезно задумалась о том, какому рабу можно позволить использовать его. Мой первый хозяин взглянул на меня и решил, что я не тот, кто в ярости поднимет руку. Он выбрал меня. — Улыбка Арина была ледяной. — Что же, тебе понравился мой ответ?

Кестрел не могла произнести ни слова.

Арин отодвинул от себя карточки.

— Я хочу сходить в город.

Хоть Кестрел и дала на это свое согласие, хоть она знала, что нет ничего плохого в том, что раб надеется встретиться со своей любимой, она хотела отказать ему.

— Так скоро? — выдавила она.

— Прошел месяц.

— Ах. — Кестрел сказала себе, что месяц, должно быть, весьма долгий срок, если не видишься с тем, кого любишь. — Разумеется. Иди.

*

— Я сделал около сорока единиц оружия, — сказал Арин распорядителю торгов. — По большей части кинжалы, подходящие для ближнего боя. Несколько мечей. Я завернул все это в ткань и сегодня ночью, за четыре часа до рассвета, переброшу через юго-западную стену поместья генерала. Позаботься, чтобы кто-нибудь ждал с другой стороны.