Квинт Лициний 2. Часть 2 (СИ) - Королюк Михаил "Oxygen". Страница 5

Опять отвлекшись, я с обреченностью и тоской посмотрел на окно. За ночь усилившийся мороз прорастил на стеклах белые хризантемы, и сейчас они искрили на взбодрившемся от холода солнце.

Еще раз встряхнул правой рукой, потом помассировал пальцы. Нехотя вернул кисть на столешницу. Хотелось взвыть обреченным зверем, но вместо этого я взялся за авторучку...

Ладно, осталось немного, осталось чуть-чуть. Анализ изменений в Китае с небольшой прогнозной частью и рекомендации по вклиниванию в исподволь идущий Кэмп-Дэвидский процесс я уже написал. Сегодня дожму Африканский Рог, а завтра все пересниму на пленки.

И все, скоро в школу!

Впервые за обе свои жизни я ждал окончания каникул с надеждой. Ей-ей, спасать мир - не столько тяжелая, сколько муторная монотонная работа. Устал я к концу каникул, просто устал. Да еще Тому отправили к тете в Москву, и недосказанность, возникшая на новогодней дискотеке, когда она замерла, сама прильнув ко мне в танце, так и повисла в воздухе, то радуя меня, то мучая сомнениями.

Ручка в очередной раз стала мазать. Я опять очистил перо и с удивлением присмотрелся к его хитро сточившемуся кончику. Это ж надо было всего за три месяца так стереть иридиевый шарик о гладкий лист бумаги? И ведь это еще только начало. Сколько, к примеру, тетрадей уйдет на анализ уязвимостей реакторов чернобыльского типа?

Очевидно, надо менять алгоритм связи с Андроповым - такой объем данных через почтовый ящик уже не протолкнуть. Заодно можно ЮВэ порадовать - дать ему, наконец, возможность задавать мне вопросы. Полагаю, что первую свою задачу я выполнил - он должен уже воспринимать меня серьезно. Наблюдатели на Ленинском проспекте и почти открытый вопрос по спутнику в сегодняшней "Красной звезде" тому подтверждением.

Я с ехидцей улыбнулся, глядя на разворот брошенной на угол стола газеты. "Куда упадет бук?" - бесхитростно вопрошало заглавие статьи, приметно размещенной поверху полосы. И подписи корреспондентов: Д.А. Гремлин, Ю.В. Андропенко.

Да, товарищ Председатель, согласен - пора, пора работать по-новому.

Среда, 11 января 1978, день

Ленинград, Красноармейская ул.

В суете школьного коридора мелькнула знакомая фигурка, и я возрадовался. Чуть качнул головой в сторону обычно безлюдного тупичка у кабинета географии, и идущая мне навстречу Мелкая понятливо свернула туда. Хорошо, что не заболела. А ведь могла - когда мы вчера повстречались, она уже посинела от холода.

Сутки назад, в последний день каникул, я, наконец, подвел черту. Аккуратно вернул на прежнее место вспышку, фотоаппарат и струбцину, насухо вытертый бачок. Потоптался, с недоверием разглядывая свисающие с карниза пленки: "неужели и, правда, отмучался?!" Припрятал в тайник на соседнем чердаке исписанные тетради и пошел куда глаза глядят, старательно выдыхая из себя прилипчивую кислинку фиксажа.

На углу напротив Техноложки наши пути и сошлись. Я заподозрил неладное сразу, как только увидел подрагивающие фиолетовые губы и смотрящие в никуда темные глаза. Пришлось даже махнуть рукой перед ее лицом, иначе бы так и пробрела мимо.

Затем я отогревал ее в полуподвальном "Вьюнке". Мы стояли у задвинутой в самый угол круглой стойки, спиной к залу, и, склонив головы друг к другу, доверительно шептались. С кухни отчетливо несло тушеной бараниной и луком, позади нас студенты Военмеха с громким смехом заправлялись разливным портвейшком. Глаза пощипывало - то ли от папиросного дыма, то ли от горькой исповеди. Я пытался запихнуть в Мелкую сочащийся крепким бульоном чебурек и найти хоть какие-нибудь слова утешения.

Но что скажешь девушке, у которой догорает, скрученная злой болезнью, мать? А я даже не мог довести ее до дома - у меня пленки сушатся на видном месте и вот-вот вернутся родители... Пришлось неловко извиняться и убегать. Потому-то сердце у меня сегодня было не на месте.

Все это вихрем пронеслось у меня в голове, пока я шел к обосновавшейся у подоконника Мелкой.

- Привет, - я извлек из кармана специально припасенный батончик гематогена, - это тебе.

Мои мелкие вкусные подношения девочки принимали очень по-разному, и я с интересом ожидал, как это будет происходить у Мелкой - тот давний пластик жевательной резинки на первомайской демонстрации не в счет.

Тома, к примеру, поутру трепетно ждала свою ежедневную полоску самодельного мюсли, брала ее уверенно и сразу с интересом пробовала - я время от времени экспериментировал с составом, добавляя туда то орехов, то мака, то протертой цедры. Изредка я умышленно затягивал выдачу лакомства, имитируя забывчивость, и тогда Томка превращалась в беспокойного галчонка: просить не просила, но вилась вокруг и обеспокоенно заглядывала в глаза, чем меня безмерно веселила. Но вот впихнуть в нее что-то сверх этого не представлялось возможным - косилась с каким-то неясным выражением в глазах и подчеркнуто вежливо отказывалась.

У Яськи каждый раз, когда я протягивал что-то, возникала небольшая тактическая пауза, и она на миг замирала. Потом брала и благодарила, в последнее время - просто кивком и легкой улыбкой.

Пару раз предлагал Кузе. Та не брала, а принимала - величаво и сдержанно, словно с давнего данника, но глаза при этом запахивались стрелками-ресницами, и прочесть в них что-либо было невозможно.

Мелкая взяла не задумываясь.

Я хмыкнул про себя и на всякий случай уточнил:

- Не заболела?

- Нет, - блеснула она слабой улыбкой и покачала головой. Содрала обертку и разломала батончик пополам, - на, держи, - протянула мне.

Я на миг остолбенел. Слова отказа, к счастью, застряли в горле. Молча протянул руку, принимая. Сбоку раздался узнаваемый растянутый щелчок.

- Sorry, it was so cute*, - с чувством сказала огненно-рыжая женщина и перетянула рычажком пленку. [* Извините, но это было так трогательно.]

Нет, такую бы я, пожалуй, не забыл. Добрая фея генетика щедро закидала ее лицо мелкими неяркими конопушками - больше всего досталось носу, где они действовали в уверенном большинстве, но и лоб, и скулы, и подбородок - никто не ушел обиженным. Веснушки поглядывали с ушей, сбегали по шее... Дальше все было прикрыто строгой белой блузкой, но почему-то под тканью мне явственно представились голые, обсыпанные пятнышками плечи.

Нет, точно не забыл бы. А, значит, что-то изменилось и здесь.

Мысленно пожал плечами: "ну, уж жизнь ленинградского КГБ точно пошла не так - нескучную жизнь я им обеспечил".

История начинает течь иначе, пока в мелочах - вот и практикантов из США, о которых нас предупреждали утром на классном собрании, забросило в другую школу. В прошлый раз их у нас не было - теперь я уверен.

- You are welcome*, - улыбнулся я и еще раз с любопытством осмотрел американку. [* Да на здоровье.]

Рыжие брови, рыжие ресницы... Даже потертая фенечка, выглядывающая из-под наглаженной манжеты, и та оранжево-желтых цветов. В буквальном смысле слов - колоритная женщина.

- Хотите попробовать? - протянул ей гематогенку и пояснил, - it's a soviet specialty for children*. [*это такое особое советское лакомство для детей.]

Колебалась она не долго.

- Спасибо, - неуверенно покрутила в руках отломанные дольки и недоверчиво принюхалась.

Из-за угла стремительно вылетела хрупкая брюнетка средних лет, которую нам сегодня представили как нового завуча по внеклассной работе. Да-да, знаем мы таких "завучей", с цепким, все запоминающим взглядом, что заботливо пасут приехавших в СССР иностранцев... К счастью, конкретно этот "пастух" - не про мою душу.

Оценив диспозицию, женщина одобрительно улыбнулась.

- А я вас потеряла... - пояснила американке, пристроившись у ее плеча.

- Это же не шоколад? - акцент у приезжей был не столько в произношении слов, сколько в интонациях.

Хотел было пошутить, что это - молоко коров напополам с их же кровью, но сдержался: она мне ничего плохого не сделала. Да и Мелкая свою половину уже почти закончила...