Ом Свасти (СИ) - Дай Андрей. Страница 7

Южноафриканцу ответили вороны. Вдруг, в один миг, вся их огромная стая прыгнула с веток в небо и на приличной скорости описала круг вокруг кладбища.

– Чего это они? – вяло вопросил я, мысленно выбирая путь между перелесками.

Мне траурные птицы тоже ответили. Глупо конечно думать, словно покрытые перьями летающие пингвины вдруг спустятся с неба, подойдут и предупредят, мол сейчас гаркнем всей толпой. Но все же, их черное стадо заорало одновременно и по спине пробежал холодок. Настолько это у них получилось грустно, устрашающе и неожиданно.

– Мощные птицы зовут Большую Смерть! – уверенно изрек угольно-черный танзаниец, и лег на землю.

– Не беспокойся, снежок, – неудачно пошутил я. – Черный черного не тронет...

Вороны сделали еще один круг и унеслись на север. И тень от их великой стаи слилась с тенью одинокой медлительной крылатой ракеты летевшей навстречу. На серо-зеленом борту тупорылой крылатой болванки большими буквами было начертано: «АДС». А чуть ниже – «ВБТ-7К». Тактическая водородная бомба в семь килотонн.

Когда она перелетала кладбище, которому и нам суждено было стать кладбищем, нырнула и взорвалась ослепительно-белым шаром, мы стояли лицами на север и крыли самыми страшными ругательствами командование своей армии.

Что еще нам оставалось делать?!

Пришедшая через минуту ударная волна смела, и кладбище и нас словно пух с полированного стола.

Я даже не успел испугаться.

2

Воображаемая жизнь. Курсант

Сначала им нужен был просто герой. Или, еще лучше, группа героев. Однако очень скоро кто-то из них сообразил, что куча мертвых богатырей – это всего лишь гора трупов и ни кто, в наше искушенное время, в них уже не поверит.

На наше счастье, им не пришла в голову идея нанять несколько хороших актеров. Пришлось выкапывать наши искромсанные тела из-под груды снесенных ударной волной деревьев, надгробий и земли. И мы еще плавали в густом сиропе реанимационных бассейнов, а наши имена уже гремели по всему Демократическому Содружеству.

Не одну сотню лет наивные оптимисты вешают макаронные изделия на черепа другим доверчивым оптимистам, собирая и усиленно раздувая истории людей побывавших по ту сторону жизни. Чушь все это собачья. Я помню, как орал во все горло в тот миг, когда жизнь прервалась. И когда снова разлепил обгоревшие веки в суперсовременном медицинском центре Екатиринбурга, губы все еще пытались выговорить недосказанное.

В общем, меня и еще четверых солдат собрали по косточкам, нарастили недостающее, подклеили сломанное и выставили под камеры журналистов. На моей груди блестел медный орден Свободы и болталась тусклая висюлька Георгиевского креста за доблесть в бою. Хотя в душе остался горький осадок после фанфар, прессконференций и пожатий рук, все-таки считал, что более чем заслужил эти высшие награды. Одна моя половина заставляла грудь гордо выпячиваться, когда шел по улицам города и прохожие смотрели на украшенный побрякушками мундир. Другая, просто умирала от хохота, тыкая воображаемым пальцем в отражение собственного заново слепленного лица.

Наконец, когда стали доставать гораздо меньше, когда все патриотические ролики со мной в главной роли были сняты и показаны, появилось свободное время. Можно было сесть в тихом сквере и спокойно обдумать собственное будущее. Остро необходимо было побыть одному и я даже придумывал поводы, дабы отделаться от прилипчивых соратников по «воскрешению». Однако неожиданно выяснилось, что спокойные времена ничегонеделания наступили лишь для меня. Остальные «герои» все еще были заняты во всеземном рекламном шоу с весьма напряженным расписанием.

Я равнодушно пожал плечами восторженной медсестре сообщившей эту новость. Силой отнял у нее карточку – ключ, запер эту жизнерадостную дуру в чулане для робота-уборщика и отправился искать свой тихий сквер.

То, что я искал, обнаружилось совсем рядом. Сквозь не пропускающее шумы и пыль улиц шестимиллионного города силовое поле, резануло по глазам девственно-чистой зеленью. Вдоль посыпанных белым песком тропинок, мимо неспешно текущего ручейка толкали гравиколяски пара или тройка мамаш. Полиции или военных видно не было – я мог чувствовать себя более или менее спокойно.

Я пересек полосатый барьер, преодолел слабое сопротивление поля и с наслаждением вдохнул насыщенный озоном воздух. Скамейка приглянулась та, что стояла прямо напротив небольшого, кристальной чистоты, пруда. Это было просто фантастически невероятно. И если кто-нибудь стал в тот момент рассказывать о войне, я засмеялся бы ему в лицо.

Разглядывал маленьких стремительных серебряных рыбок играющих в пруду. Впервые за несколько месяцев ни куда не торопился и у меня не было ни каких дел. Мысли текли плавно и неторопливо. И ни о чем. Я забыл о том, что пришел в сквер поразмышлять о своем собственном будущем...

– Бартоломео Эстер де Кастро? – вежливо поинтересовался подошедший ко мне военный. Он стоял против солнца и звание я не разглядел.

Я возненавидел имя, данное мне фактом рождения. Каждый раз, когда кто-либо задавал такой вопрос, тут же принимался меня арестовывать.

– Да пошел ты! – лаконично среагировал я.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился тот, слегка поклонился и покинул зеленую зону. Если в тот момент туда подлетел бы раскрашенный красными треугольниками слон, я ни чуть бы не удивился.

Мне не повезло. Дурацкий слон так и не прилетел. Вместо него подошел щуплый пожилой человек с архаичными курительной трубкой и тростью.

– Здесь можно сесть? – тихонько спросил он. Я пожал плечами, откуда я знал.

– Вы, может быть, ждете кого-то еще? – продолжал отвлекать меня от созерцания рыб наглый старик.

– Слона... – недовольно буркнул я.

– Что вы сказали? – весьма заинтересовался, вынув трубку изо рта, незнакомец.

– Нет, я ни кого не жду, – обречено вздохнул я. Мне пришла в голову мысль, что этот сквер просто какое-то заколдованное место и здесь меня в покое не оставят.

– Хорошо, – удовлетворенно заявил тот. _ Мне... нужно с вами поговорить, господин де Кастро... Или вы предпочитаете, что бы Вас называли Бертраном Кастром?

Необычайно осведомленный старик проигнорировал мои выпученные от удивления глаза и уселся рядом.

– Плевать... – только и смог выговорить я.

Навязчивый незнакомец кивнул и продолжал, ни чуть не смущаясь.

– Мое имя Анатолий Олегович Кривицкий... впрочем, это ни чего для Вас не значит. Не так ли?

– Весьма проницательно... – криво усмехнулся я. И, увидев, как дед снова коротко клюнул носом, подумал: «дятел».

– Я служу в Бюро Стратегической Разведки. В чине полковника...

– Мне встать по стойке «смирно» и отдать вам честь? – даже не подумав и шелохнуться, поинтересовался я.

– Нет, лучше не нужно... – не понял моего сарказма старый разведчик. Я снова скривил губы и, подражая ему, кивнул.

– Видите ли... я должен передать Вам настоятельную просьбу неких весьма высокопоставленных лиц...

– Не хватает только государственного гимна, – посетовал я.

– Это ни к чему! – отсутствие у Кривицкого чувства юмора просто потрясало. – Дело в том, что, как... Вы уже наверняка заметили, во всех ваших... встречах с представителями прессы ни слова не упоминалось о пережитом вами тактическом водородном ударе.

– Да, а почему? – было наплевать на все, что он там говорил, но не сидеть же пень пнем. И видно я случайно что-то затронул такое, чего не должен был. Мордашка старика скривилась, он тяжело вздохнул и сложил маленькие беленькие ручки на животе.

– Мне приказано ответить Вам, в случае если вы спросите, – огорченно протянул Кривицкий.

– Приказ есть приказ, – хмыкнул я.

– Ошибка была нагромождена на ошибку, – вперив взгляд своих выцветших глаз на «моих» рыбок, проговорил разведчик. – Не вдаваясь в подробности, могу сказать лишь, что предательство в БСР было раскрыто слишком поздно... Дезинформация пошла по каналам хорошо проверенной, достоверной информации. В результате, направление главного удара противника было определено неверно. И, как следствие, вы оказались на именно том участке фронта, где главного удара «красных» не ждали... Мы вынуждены были применить оружие массового поражения... И этим нарушили не писаное соглашение с врагом о неприменении. Спустя сутки ударам ядерного оружия подверглось ряд прифронтовых городов. Народ недоволен, но Вы лишь представьте, что начнется, если вдруг выяснится, о нашей инициативе в развязывании ядерной войны! И я прошу Вас... продолжать хранить этот секрет, как и прежде!