Обратный счет - Зосимкина Марина. Страница 36

на нашей проге работает, вешал ее за петельку себе на монитор или куда-

нибудь около. С одной стороны, теткам приятно подарок получить, халява все

же, а с другой стороны – хитрый психологический прием наших маркитантов.

Нехай пользователи смотрят и привыкают, условный рефлекс по Фрейду. Или

это по Павлову? Ну, неважно. Материализация эта, скажу я вам, прямо до

абсурда доходила. Как-то к Новому году нас как придурков заставили развозить

белок размером в полменя. Представили монстра? И его так нужно умудриться

запихнуть в рабочую сумку, чтобы эта тварь там внутри не измялась и ничего

себе не оторвала. Матерились мы тогда, помню!.. А в тот раз ничего объемного

у меня с собой не было, кроме коробок с дистрибутивами и бухгалтерского

журнала, который тоже на халяву. Ну вот. Приезжаю, еле успел до назначенного

упырями срока. Вваливаюсь к ихнему директору. Прогу на директорский комп

нужно было заливать. В кабинете два стола буквой Т составлены, за

«перекладиной» восседает рыжий хомяк в галстуке. Морда насупленная.

Приступаю к работе. Нервы он мне тогда измотал от души. Не уходит никуда,

жаба, и зырит, что я у него в компе вышариваю. И вопросы подозрительные

задает. Ну, вымучил, наконец, я свою работу, от его стола откатился и

направился к своей сумке, документы доставать. Упырю на подпись. Акт о

выполненной работе, акт поставки, договор, то, се. И оно все это у меня почему-

то на самом дне оказалось. А сумку, для справки, на стул поставить он мне не

разрешил, подонок. Побоялся, что я ему чистые поверхности дорожной грязью

изляпаю. Сумка у меня была обычная, спортивная, но объемная, чтобы, в

случае чего, белок-мутантов перевозить. И вот полез я в нее, присев на

корточки возле торца. Выложил на край журнал, подумал, что хорошо ведь, что

не забыл, а то этот крендель и накляузничать может. А ему не передаю, рано

еще. Потому что он еще подписи свои нигде не поставил. Поверх журнала

выкладываю коробку, которую мне пацаны вручили. Снова ныряю. А когда я

голову задрал с актами в руках, то увидел, что этот гоблин так неспеша

пододвигает мой подарочек к себе и начинает его рассматривать. И тут как раз

его главная бухгалтерисса входит, какой-то свой вопрос решить. Директор берет

в руки нож для бумаги и вскрывает не принадлежащую ему коробку. Я конечно

офигел, а потом понял, в чем дело: она упакована как была? Вся в логотипах,

поэтому клиента понять можно. Вот наш клиент открывает коробку, и я, и он, и

все мы трое видим, что в коробке размещен непонятный глянцевый сверток, а

рядом втиснут пластмассовый брусок с полкирпича с двумя кнопочками. Как

нормальный мужик, директор на сверток внимания не обратил, а сразу взял в

руки брусок и стал жать на кнопки, после чего послышался щелчок и глухой

размеренный звук, наподобие шипения. Тут я заметил, что от него тянется

тонкий шланг к тому самому глянцевому свертку, и шланг этот начинает

ритмично подрагивать. Брусок пыхтит. До меня доходит, что это есть не что

иное, как насос со встроенным аккумулятором. Это все я как бы автоматически

про себя отмечаю, однако с места не двигаюсь и звуков никаких не издаю. Мы

замерли, как суслики, ждем чего-то. Не прошло и трех минут, как вместо свертка

на столе у начальника образовалась голая негритянка с белыми волосами. В

натуральную, практически, величину. «Падлы! – подумал я про пацанов. А сам

сползаю ближе к сумке, чтобы ползком достичь двери и рвать когти как можно

скорее. Посмотрел снизу на главбухгалтериссу, и меня чистый ужас охватил.

Лицо у нее такое сделалось, что вам, коллеги, такого лучше не видеть никогда.

Сейчас, думаю, заорет, люди сбегутся, прибежит охрана. Кранты, вот ведь

вляпался, теперь точно уволят. Но сначала упекут за хулиганство. А «хомяк»

взял безобразие за подмышки, покрутил туда-сюда и говорит довольно: «Ну, что

ж, молодцы, юрисконсультовцы. Наконец что-то нормальное презентовали. От

белок этих выворачивает уже. Одену ее посмешнее и поставлю у входа визитки

на поднос собирать».

Застолье грохнуло хохотом. А Надежда подумала: «Хороший у Катюхи

начальник, повезло ей».

Потом молодежь налаживала музыкальный центр, который притащил из

своей серверной тот же Валера. А пока подсоединяли шнуры и спорили, где

лучше разместить колонки, бригадир наладчиков Леня Кучеренко достал гитару

и начал перебирать струны, склонив голову к деке и слушая звучание ладов.

Вокруг него сразу же собралось несколько человек, кто-то сказал: «Спой, Лень»,

но он отложил инструмент на соседний стул, потянулся с ленцой и проговорил:

«Может, попозже и спою».

Все снова разбрелись, а гитару взяла Надя. Она спросила Леню:

«Можно?» Он пожал плечами, но не ушел, остался бдительно сидеть рядом.

Надя погладила лаковый корпус кончиками пальцев, которые вспоминали

радость владения инструментом, перехватила гриф и легко коснулась струн.

Из-за общего гама Лапин сначала подумал, что радио включили, бардов

передают, а потом увидел, что это за бард. Его недавняя «невеста» играла на

гитаре, и играла, кстати, весьма прилично для женщины. И пела. Ивану стало

любопытно, и он подошел ближе. А почему нет? С самого старта мероприятия

он делает вид, что они не знакомы, а это ненормально. Со всеми он знаком, а с

начальником патентного отдела почему-то нет.

На окруживший ее люд она не смотрела, а смотрела только на свои

пальцы, перебегающие по грифу. Песня грустная и не современная. Он

прислушался.

В пустынных аллеях парка,

По улицам мокрым и зябким,

По гулким лесным палатам,

Окрашенным в цвет заката,

Тревожа речную просинь,

Гуляет старушка-осень.

Хозяйкой гуляет осень.

Устав от жары и света

Неугомонного лета,

Земля о прохладе просит

Эту добрячку осень

И молит дождю пролиться

На утомленные руки.

О новой долгой разлуке

Кричат, печалятся птицы.

– Красивая песня, – произнес уважительно Лапин, когда Надежда

закончила петь.

Он знал, что женщин надо хвалить. Тогда они делаются добрее и мягче.

– А как она называется? – выдал он еще одну порцию лести, придав ей

вид заинтересованности. К ним следует проявлять интерес, это он тоже знал.

Только почему он сейчас этим озаботился?

Надежда пожала плечами и легкомысленно произнесла:

– Не знаю. Просто песня. Слышала когда-то где-то, а как называется, не

знаю. Она заунывная, я ее для разогрева спела. Сейчас мы…

Она подкрутила колки и ударила по струнам. Толпа после первых

задорных аккордов вокруг нее загустела, и Надя выкрикнула, кинув

насмешливый взгляд на Лапина:

— Хау ду ю ду, май Мурка!

Народ развеселился, и к ее голосу присоединились другие голоса,

задорно выкрикивая слова англоязычной «Мурки»:

— Хау ду ю ду, май дарлинг!

Хау ду ю ду, май дарлинг энд гудбай!

Ю зашухерила олл ауэ малина

Энд ит из зе ризон ю шуд дай!

Лапин, поморщившись, отвернулся. Он был эстет. Она его разочаровала.

Потом музыкальный центр, наконец, наладили, и начались танцы. Надя

осталась сидеть за столом с Алиной, которая танцевать категорически не

желала, а Катюха с Леркой бросились зажигать в середину импровизированного

танц-пола, решив не отставать от юных сборщиц. Надя, спрятавшись за стакан

с апельсиновым соком, бросала взгляды по сторонам. Настроение отчего-то

упало. Ей было кисло. Грустно, кисло, хотелось поскорее домой.

Лапин достоинство не ронял и в диких танцах не участвовал, а общался с

ровней – Димкой Никиным, их директором по науке, с финансовым директором

Исаевым, с Павленко Константином, главным кадровиком. Хотя кто ему тут