Французские дети не плюются едой. Секреты воспитания из Парижа - Друкерман Памела. Страница 15

Казалось бы, национальная система детского питания совершенно прозрачна. Но нет, такое впечатление, что это государственная тайна! Если спросить французов, едят ли их дети по режиму, они почти наверняка ответят: о нет, что вы! Просто, как и со сном, родители следуют ритмам младенца. Но стоит мне заметить, что все дети во Франции вроде бы едят в одно и то же время, мои знакомые пожимают плечами – мол, это просто совпадение.

Еще более непостижимая для меня загадка: каким образом французские детки выдерживают четыре часа между приемами пищи. Наша Бин начинает нервничать, даже если ей приходится ждать несколько минут. А уж как мы нервничаем – не передать!

Создается впечатление, что дети и родители во Франции только и делают, что ждут. Сначала «метод паузы» – ребенок просыпается, и родители ждут. Потом режим кормлений – долгие перерывы между приемами пищи. А двухлетние дети, спокойно ожидающие в ресторане, пока принесут еду? Кажется, французам удалось совершить чудо: их младенцы и дети постарше мало того что ждут, они не против подождать! Может быть, эта способность и отличает французских детей от других?

В попытке найти ответы на эти вопросы пишу письмо Уолтеру Мишелю, 80-летнему профессору психологии Колумбийского университета, эксперту мирового уровня, изучающему пределы детского терпения. Я навела о нем справки и прочла несколько его работ по этой теме. Объясняю, что нахожусь в Париже, изучаю французские методы воспитания; не мог бы он поговорить со мной по телефону? Мишель отвечает через несколько часов. К моему удивлению, он тоже в Париже. Не хочу ли я выпить с ним кофе? Через два дня сидим за столом на кухне в квартире его подруги в Латинском квартале, недалеко от Пантеона.

Мишель не выглядит и на семьдесят, не то что на восемьдесят. Бритый налысо и энергичный, он похож на бывшего боксера, но при этом черты у него милые, почти детские. Несложно представить его восьмилетним мальчиком из Вены, бежавшим с семьей из Австрии после того, как она вошла в состав нацистской Германии. В конце концов его семью забросило в Бруклин. В девять Уолтер пошел в школу, но его отправили в подготовительный класс, где он учил английский и «ходил на коленях, чтобы не слишком выделяться среди пятилетних малышей, когда класс шел по коридору». Родителям Мишеля (интеллигентная семья среднего класса) пришлось ходить в дешевый супермаркет – «все по пять центов»; они едва сводили концы с концами. В Вене его мать страдала легкой депрессией, однако в Америке воспряла духом и впоследствии стала успешным дизайнером витрин. А отец так и не смог пережить потерю социального статуса.

Этот опыт, полученный в раннем детстве, – опыт аутсайдера – помог ему сформулировать вопросы, ответы на которые он затем искал всю жизнь. В тридцать с небольшим он произвел фурор в психологии личности, выдвинув теорию о том, что черты характера не постоянны, а зависят от контекста. Мишель женился на американке, три его дочери выросли в Калифорнии, однако в Париже он бывает каждый год: «Я всегда чувствовал себя европейцем, а Париж воспринимаю как главную европейскую столицу», – признался он.

Мишель прославился своим «зефирным тестом», придуманным в шестидесятые – тогда он преподавал в Стэнфорде. В ходе этого эксперимента четырех– или пятилетнего ребенка приводили в комнату, где на столе лежал зефир. Экспериментатор объяснял малышу, что сейчас он ненадолго выйдет из комнаты. Если малыш продержится и не съест зефир до его прихода, то получит не один, а два зефира. А если съест – не получит ничего. Испытание оказалось очень сложным! Из 653 детей, принимавших участие в эксперименте в 1960–1970-е годы, лишь треть продержалась все пятнадцать минут до прихода ученого. Некоторые съедали зефир сразу. Большинство смогло продержаться лишь 30 секунд.

В середине 1980-х Мишель навестил участников первого эксперимента, чтобы сравнить, есть ли разница между тем, как ведут себя «терпеливые» и «нетерпеливые» дети в подростковом возрасте. Связь прослеживалась отчетливая: те, кто в четыре года удержался и не съел зефир, выросли более сосредоточенными и рассудительными. В исследовании, опубликованном Мишелем и его коллегами в 1988 году, говорится, что «в стрессовых ситуациях эти дети не теряют самообладания».

Так, значит, если заставлять детей ждать желаемого, как делают французские родители из среднего класса, они станут более спокойными и устойчивыми к стрессу? В отличие от детей, которые привыкли получать желаемое немедленно и в стрессовых ситуациях сразу устраивают истерики? Неужели французы снова «угадали»?

Бин, как правило, получает то, что просит, без промедления, а чтобы зайтись в истерике, ей достаточно секунды. И стоит мне приехать в Америку, несчастные орущие малыши, требующие, чтобы их достали из коляски, или чуть что бросающиеся на пол, – кажутся частью окружающего ландшафта.

В Париже такого не увидишь. Здесь и младенцы, и дети двух-трех лет, привыкшие терпеть, непостижимо спокойны, если им не удается получить желаемое в ту же секунду. Когда я хожу в гости к знакомым французам, сразу обращаю внимание, как мало их дети ноют и хнычут. Обычно все спокойны и поглощены своими делами, что в нашем доме, признаюсь, редкость.

Во Франции я регулярно сталкиваюсь с ситуациями, которые мне лично кажутся маленьким чудом: взрослые люди, имеющие маленьких детей, умудряются спокойно допить свой кофе и вести нормальный полноценный разговор! Слово «подожди» – часть родительского лексикона: вместо того чтобы шикать на расшалившегося ребенка или кричать ему «хватит», французы просто отдают краткую команду, в переводе означающую «Ждать!».

Мишель не проводил «зефирный тест» с французскими детьми (хотя в данном случае зефир пришлось бы заменить на крем-брюле). Но как давний наблюдатель за местными обычаями он не может не поражаться различиям между детьми французов и, скажем, американцев.

– Складывается впечатление, – говорит мне Мишель, – что в Америке детям все сложнее и сложнее себя контролировать.

Он отмечает это даже в отношении собственных внуков.

– Мне не нравится, когда я звоню дочери, а та отвечает, что не может сейчас разговаривать, потому что ребенок тянет ее за рукав. Она не может объяснить ему: подожди, я разговариваю с твоим дедушкой.

Вместе с тем Уолтер Мишель отмечает, что умение ждать, характерное для французских детей, вовсе не означает, что из них вырастут счастливые взрослые, поскольку на это влияют и многие другие факторы.

– То, что ребенок плюется едой в ресторане, еще не говорит о том, что лет через пятнадцать он не сможет стать превосходным бизнесменом, ученым, преподавателем – да кем угодно!

Как бы то ни было, с детьми, умеющими ждать, семейная жизнь намного приятнее.

– Дети во Франции гораздо более дисциплинированы и воспитаны примерно так, как воспитывали нас, – говорит Мишель. – Когда к нам в гости приходят знакомые французы с маленькими детьми, это не означает, что нельзя будет поужинать, как традиционно принято во Франции… От детей здесь ждут, что они будут вести себя тихо, как подобает случаю, и тоже ужинать с удовольствием.

Самое важное здесь слово – удовольствие. Французы вовсе не стремятся к тому, чтобы их дети были бессловесными существами и подчинялись беспрекословно. Родители просто не понимают, как можно получать от жизни удовольствие, если ты не можешь себя контролировать!

Мне часто приходится слышать, как родители во Франции велят своим детям «быть мудрее». Это выражение – sois sage – означает у них примерно то же, что у нас «веди себя хорошо». Но значение его намного глубже. Когда я прошу Бин вести себя хорошо, стоя у дверей дома, куда мы пришли в гости, она напоминает дикое животное, которое просят стать домашним на час, однако это не исключает того, что в любой момент моя дочь может взбеситься. «Вести себя хорошо» противоречит ее истинной природе. Но когда я прошу ее «быть мудрее», это значит, что она должна вести себя как подобает, следуя голосу разума. Главное, что от нее требуется, – понимать, что рядом есть другие люди, и их необходимо уважать. Я словно намекаю, что она способна рассуждать мудро и контролировать себя, что я ей доверяю.