Она так долго снилась мне... - Коэн Тьерри. Страница 58

Она желала, чтобы я стал автором романа всей ее жизни.

А я хотел стать всего лишь его героем.

Присев возле Серены, я рассказала ей о последнем разговоре с Ионой и о своем письме Рафаэлю Скали.

Она внимательно меня выслушала, и легкая улыбка появилась на ее лице.

— От кого? От Ионы или от Рафаэля?

Она не ответила.

— От обоих?

Она опять промолчала — на этот раз в знак согласия.

Откуда она могла это знать? С чего такая уверенность? Мне захотелось проникнуть в ее душу, узнать, где парят ее мысли, пока глаза ее устремлены в неизвестные пространства.

— Все как-то бессмысленно, я себя не узнаю. Бегаю за двумя мужчинами одновременно и вымаливаю у каждого из них себе в подарок лучшую частичку его души. Я думала, что на такое неспособна. Надо же было так перемениться за какие-то несколько дней. Но у меня ощущение, что эти два человека могут, каждый на свой лад, изменить мою жизнь.

Вопрос застал меня врасплох.

— В Иону, — спросила я, — или в Рафаэля?

Она дала понять, что дело касается обоих.

Что она хотела этим сказать?

— Я отношусь к ним совершенно по-разному! — воскликнула я. — Если говорить о влюбленности, вопрос может касаться только Ионы. Он притягивает меня, будоражит. Что касается Рафаэля, как я могу быть влюблена в него, если я его даже не знаю? С другой стороны, мои чувства к нему действительно несколько странные. Где-то в глубине души я уверена, что он сыграет важную роль в моей жизни. Может, с помощью книги, о которой мы все мечтаем. Но не только. Мне хотелось бы узнать его поближе, поговорить с ним по душам, может, спросить его совета про отношения с Ионой. Ты знаешь эту фразу Сэлинджера из романа «Над пропастью во ржи»: «А увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца — так сразу подумаешь: хорошо, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом, и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочется». Вот такое ощущение, и притом еще нечто другое. Более глубокое, неопределимое, но тем не менее для меня совершенно очевидное.

Я горестно вздохнула.

— В любом случае я уже не понимаю, что означает «влюбиться». Посмотри, как все происходит с Ионой. Когда он проявлял слишком много интереса ко мне, я отбрыкивалась. По сути дела, я никогда не знала, как вести себя с мужчинами, не могла расшифровать движения их души, понять истинные намерения. Ладно, может все оно к лучшему. Если бы он действительно испытывал ко мне сильное чувство, он бы так просто не сдался. Он бы позвонил. В конце концов, может, я правильно сделала, что не поддалась его обаянию. Если это вся его любовь… Я опять села бы в лужу, как обычно.

Сердце мое болезненно сжалось. Иона. Иона, такой трогательный и загадочный, который так радовал меня, так смотрел на меня. Этот Иона теперь меня знать не хочет.

На губах Серены промелькнула лукавая улыбка.

— Ох, ну давай, иронизируй. Тебе конечно же виднее.

Она опять улыбнулась.

— Ты и правда в это веришь? — спросила я. — Ошибаешься. Я его больше не интересую.

Однако я каждую секунду напряженно ждала, что его номер высветится на экране моего телефона. Мне ужасно хотелось вновь увидеть его, хотя я и не была уверена, что готова для любви, для серьезных отношений. Мне только хотелось, чтобы он был рядом, чтобы не сводил с меня глаз, хотелось самой смотреть на него и вдыхать его запах. Хотелось, чтобы он сказал мне о своей любви, чтобы закричал о ней. Так хотелось все еще быть для него важной и нужной.

На письме не было обратного адреса, но штемпель на конверте указывал, что его бросили в ящик в Седьмом округе Парижа.

Я поспешно распечатал его.

Загадка отчасти разрешилась. Одна из мрачных туч, нависших над моей жизнью, рассеялась. Однако я не почувствовал облегчения. Где-то далеко живет человек, который готов платить мне, лишь бы я писал. Что это за странная разновидность читателя, что за мысли у него в голове?

Я зашел к Жошу, чтобы поделиться с ним новостью. Хлоя была там. Они схватили письмо, прижались друг к другу и торопливо принялись читать.

— Значит, это все дело рук почитателя, — сказал я. — Почитателя, огорченного моим молчанием. Загадочный вообще-то почитатель, может быть, его стоит опасаться.

— Ладно, зато теперь все ясно, — сказал Жош.

— Ничего не ясно! — возразила Хлоя. — Вам что, достаточно этих смутных намеков и неубедительных объяснений, вы вполне удовлетворены?

— Ну а что я теперь могу сделать? — спросил я.

— Нужно определить, кто это! — воскликнула она. — Этот человек неплохо осведомлен о тебе. Он в курсе, что Иона Ланкри и Рафаэль Скали — один и тот же человек, он знает, что у тебя финансовые затруднения, знает твой номер счета, адрес, имя домовладельца… Как-то много для неуравновешенного псевдофана, тебе не кажется?

— Ты права. Ты думаешь, он врет?

— Я думаю, он что-то скрывает. И тот факт, что этот безумец живет с тобой в одном городе, меня отнюдь не радует. Жош, давай продолжим искать с учетом той информации, которая у нас имеется.

— Слушай, я об этом думал, и мне правда не хочется знать ничего больше, — бросил я. — По правде сказать, мне сейчас уже как-то наплевать.

Это письмо напомнило мне о том, что Лиор уже мне сказала: связь, которую я установил с моими читателями, была нерушимой. Я решил убить Рафаэля Скали, но теперь его призрак преследовал меня.

Глава 11

Любовь — это игра

Я лежал на кровати и баюкал ту боль, которая, я знал, больше меня не покинет. Жалел себя. Но, увы, я заслужил все, что со мной случилось.

Я увяз во лжи, в мистификации. Я оправдывал каждый свой шаг на узкой тропинке лжи, опираясь на некие соображения, которые казались мне вполне верными. Но разве не то же самое делают все, кто отступает от своих принципов, чтобы оправдать свои поступки?

Я мог бы лежать так целыми днями, путешествуя по выдуманному миру, где боль была бы моей единственной подругой. Единственной подругой, с которой я мог бы разговаривать, задавать ей вопросы, упрекать, ругать, бранить. В конце концов, я свыкся бы с ее постоянным присутствием, принял бы ее и уступил бы ей место. Боль уступила бы место гневу, я злился бы на себя, подвластного иллюзиям, на нее, которая не увидела и не поняла моей любви. Потом я бы смирился и впал в меланхолию.

Я попытался позвонить мсье Гилелю, чтобы объяснить, почему меня не было в магазине несколько дней. Я уже решил для себя, что не стану больше работать по утрам во вторник. Видеть ее, что-то опять придумывать, сохранять дружеские отношения — все это было выше моих сил. Мне необходимо было побыть в одиночестве, нужно было время, чтобы ее образ хоть немного стерся из моей памяти.