Страна Арманьяк. Дракон Золотого Руна - Башибузук Александр. Страница 20
Папильона прянула чуть вправо, потом влево, а затем изящным движением ушла из-под самых рогов. Закрутила серию вольтов и, опять возникнув перед мордой зверюги, стала приплясывать на своих сухих, точеных ногах. При этом еще презрительно всхрапывала, матюкая лесное чудище на своем мудреном лошадином языке.
Еще рывок рогатой зверюги, и еще умопомрачительные финты… Папильона просто наслаждалась схваткой, откровенно издеваясь над гигантским быком, выплясывая в сантиметрах возле его рогов.
М-да… так Папи может играться до бесконечности. Купил я ее по случаю, у бродячих зингар, и не устаю до сих пор удивляться. Если бы не знал, что сейчас коррида как таковая еще не существует, то подумал бы, что зингары стащили иберийку у какого-нибудь пикадора. Папи просто рождена для парфорсной охоты, ей-богу, даже похожа своим видом на легавую собаку.
Во время очередного пируэта глянул на дерево и усмотрел, что Машка взирает на разыгрывающееся перед ней действо широко раскрытыми глазами и даже немножечко разинув рот.
Умудрился, содрав берет, изящно поклониться наследнице престола и легонько тронул лошадку шпорами. Пора…
Папильона, уйдя от очередного выпада, выскочила сбоку тура, и я, налегая всем телом, всадил ему рогатину чуть повыше лопатки. А потом, бросив древко, выхватил секиру.
Ну!..
Тур, роняя из пасти клочки кровавой пены, ткнулся мордой в землю, но выправился и, взревев, опять кинулся в атаку. Папильона скользнула в сторону и встала на дыбы. А когда она опускалась на ноги, в круп зверюги с хрустом врезалось кованное в Толедо стальное лезвие.
Зверь, захрипев, ничком рухнул на смятую траву.
Не верю!.. Ух ты!.. Вот это я!.. Все сделал по рекомендациям Торвальда Бременского, автора канонического трактата об охоте «Диалоги об увлекательнейшей и прелестнейшей страсти». Теперь осталось только…
Отъехал на несколько метров, соскочил с кобылки и, дождавшись, пока тур перестал биться, подошел к нему. Рубанул секирой чуть пониже затылка, окончательно добивая зверя, затем отломил дубовую веточку, смочил ее почти черной звериной кровью и, став на колено, протянул ее Марии:
– Этого зверя я посвящаю вам, моя государыня!
Жуткую отсебятину творю, но выглядеть должно весьма куртуазно…
– Я… я принимаю ваш… ваше… – Девушка попыталась слезть с дерева и едва не свалилась. – Барон… да снимите же меня…
Черт, идиот… в самом же деле…
Мария дождалась, пока я подбегу к дереву, и с легким вздохом упала мне в руки.
– Жан!!! – Ее алые губки провоцирующе близко приблизились к моим.
– Контесс… – Я решительно отстранился и осторожно поставил девушку на землю.
Черт! Тянет впиться в эти нежные губки, аж дыхание сводит. Но не могу! Не должен! Нельзя, черт побери! Ее одолевают девичьи гормоны, а я запросто могу головы лишиться.
– Но почему-у-у?! – Цепкая ручка вцепилась мне в колет и потянула к себе.
– Контесс… – Я отступил на шаг и, обнажив охотничью шпагу, стал на колено, затем протянул ее Марии. – Госпожа, лучше заколите меня собственной рукой, но не подвергайте таким мукам…
Мария озадаченно закусила губку, но промолчала, дав мне продолжить:
– … я горю как в аду, ежедневно подвергаемый чарам вашей дивной красоты, мои чувства к вам подобны земным и небесным стихиям, но я не достоин даже вашего взгляда. Ваша участь – любить королей…
– Кого мне любить, я решу сама… – перебила Мария. – Но… но…
– Контесс… Прошу вас… – Я расслышал приближающийся топот лошадей и подвел Марию к Папильоне. – Соблюдем приличия, а вечером, во время бала, я буду счастлив, в случае вашего на то желания, продолжить беседу…
Ф-фух… съехал-таки…
Дальше были охи и ахи вельмож, готовые распрощаться со своей жизнью егеря и бледный как смерть главный лесничий Отеля, обещающий мне за спасение своей чести немыслимые дары.
Не волнуйся, граф, я в общем-то некорыстный человек, но обещанное без зазрения совести стребую. Людишками, к примеру…
Охота с триумфом закончилась, и мы вернулись в замок. Я напоследок блеснул куртуазностью и подарил Папильону Марии. В отдарок получив трех породистых беарнских жеребчиков-двухлеток и лично ею вышитую коттдарме. В данном моменте я действительно не исхожу из корыстных мотивов: Машка – жуткий сорванец, подобные коленца она уже не раз выкидывала, так что теперь я поспокойнее буду, осознавая, что под ней моя иберийка. Немного жалко кобылку, но жеребцы хороши! Со временем пойдут на племя в баронии.
Вечером состоялся бал. Ну что могу сказать? Воистину, Бургундский Отель – самое куртуазное и блистательное место в Европе. Черт… я даже удивляюсь, как Карл умудряется воевать при таких расходах. Взятый мною за жабры казначей что-то лепетал про пару миллионов дефицита в бюджете. Если так, то это полный звенздец. Сколько это? Да примерно эшелон золота. Но предписанную деньгу и долг за мои поставки, стервец, выдал. Значит, можно с чистой совестью предаться развлечениям.
– Баронесса, вы сегодня хороши как никогда! – Как бы невзначай провел пальцем по запястью статной пышной блондинки в эннене, усыпанном золотыми звездами и полумесяцами.
– Ох-х… барон!.. Вы невозможно куртуазны!.. – Баронесса Вальпургия фон Шауэнбург, изящно отставив ножку в парчовой туфельке, крутнулась в па кароля. – Сегодня в полночь, в моих покоях…
Я почувствовал в своей руке небольшой ключик…
– Всегда к вашим услугам…
– Вот ключ от черного хода в мой будуар, а пока отведите меня к столу… мой сатрап на нас смотрит…
– Вы просто прелесть, Вальпургия…
Раскланялся с «сатрапом», перемолвился с ним парой словечек и украл Логана у камер-фрау графини Люксембург.
– Договорился, братец?
– А как жа… – Уильям влил в себя целый кубок мозельского и впился зубами в ногу косули под шафраном. – Это пфосто рай какойфто! Оторфусь на пофную катуффку…
Ну да… действительно рай. Мужья все на войне, а жены просто дуреют от такой невостребованности.
– На постой роту определил?
– Ну да. В казармы городской стражи. Нам под личный состав целый барак выделили. А сержанты на квартирах устроились. И конюшни…
– Молодец. С завтрашнего дня начинай заниматься…
– Барон, – прозвучало за моей спиной.
Обернулся и сразу склонился в поклоне, обмахивая паркет беретом.
Свет сотен свечей отразился миллионами солнечных зайчиков в усыпанном драгоценными камнями и шитом золотом платье герцогини Мергерит – жены Карла Бургундского. Мраморная кожа, высокий лобик, очень правильные, даже можно сказать – классические черты лица и то величие, которым писатели любят наделять лиц королевской крови. Думал, врут, но убедился сам: так все и есть. Хороша чертовка, вот только надменна – этого не отнять. И породиста – сестрица нынешнего кинга Англии.
Герцогиня, чуть тряхнув уложенными в золотую сетку волосами, кивнула мне:
– Барон ван Гуттен, я признательна вам. Мария мне все рассказала.
– Мой долг – служить короне Бургундии, ваша светлость.
– Я же говорю, он очарователен, но скромен… – рассмеялась появившаяся рядом с ней Мария и кокетливо оправила изумрудное бархатное платье. – Очень скромен…
– Пожалуй, я соглашусь… – Мергерит обратила на меня пристальный взгляд.
Такой пристальный, что я почувствовал себя привязанным к столбу на невольничьем рынке.
В ответ как мог обаятельнее улыбнулся герцогине. Без малейшего намека, просто чтобы показать свое расположение к ней.
Предвещая улыбку, на щечках Мергерит проявились очаровательные ямочки, большие карие глаза немного прищурились, уголки губ поползли вверх, но вдруг все бесследно пропало – и явилось красивое, но холодное и беспристрастное обличье.
– Барон ван Гуттен, мы довольны вами… – герцогиня без малейшего намека на приязнь чеканила слова, – …и вашей службой на благо Бургундии. Но государственные дела требуют вашего присутствия в Кастилии. Извольте отправиться немедленно. Наш камергер ждет вас с инструкциями. И еще…
Из рукава появился невесомый батистовый платочек, продетый в массивный перстень.