Страна Арманьяк. Дракон Золотого Руна - Башибузук Александр. Страница 28

Кардинал молча взял со стола шкатулку и, раскрыв, продемонстрировал мне на первый взгляд простые деревянные четки:

– Барон, насколько я знаю, вам предстоит небольшое путешествие. Так вот, по предъявлении вот этих четок вам окажет помощь любая наша обитель. И да… пришлете своего поверенного… как там его… ну того, что успел выкупить торговую компанию Цимлеров. Мой интендант обсудит с ним паевое участие и некоторые коммерческие проекты…

Во как… меня от удивления чуть кондратий не хватил…

– Непременно, ваше преосвященство…

Возвращаясь домой, ломал себе голову. Итак, что мы имеем? Рафа – на том свете. Значит, половина следов по покушениям на меня канули вслед за ним. А я до конца так и не уверен в его причастности к отравлению. Что дальше? Я своим спектаклем разворошил настоящее осиное гнездо: народишко разбушевался и сейчас устраивает в Антверпене форменные погромы, а инквизиция под шумок с корнем выкорчевывает ересь… сами понимаете, что это значит. И еще: я очень легко отделался, а мог бы и сам на дыбу угодить за то, что умолчал про торговлю христианами. Похоже, и то, что по моему поручению Исаак предупредил старшего Цимлера, а потом за мои же деньги выкупил у него компанию, тоже не осталось тайным…

– М-да… – хмыкнул я и хлебнул вина из фляги. – Зато… зато теперь я в паях с самим кардиналом, и еще мне есть куда податься после службы у Карлуши.

Покрутил в руках четки и обнаружил, что на шариках вырезаны едва заметные символы. Ну что же, при возможности проверим их действие.

Глава 15

Шебека, слегка вздрагивая, словно норовливая кобылка, неслась по морю, с легкостью рассекая внушительные волны. Клацали блоки, скрипели канаты и оглушительно хлопали паруса. Орали белоснежные буревестники, пролетавшие над водой, покрытой облачками пены. Острый соленый воздух бил прямо в лицо, леденя кожу и наполняя тело невиданной бодростью. Хотелось орать, плясать джигу и взять на абордаж первую попавшуюся посудину. Черт… до чего же хорошо!!!

– Идем фордевинд, господин шаутбенахт… – Янсен, широко расставив ноги, крепко удерживал штурвал. – Если ветер удержится, пополудни будем в Кале.

– Так держать… – Я ухватился за леер, пережидая, пока «Виктория» слетит с очередной волны. – Я к себе, отправь ко мне Адриса.

По-хулигански, на руках, съехал по поручням с мостика на палубу, совсем было собрался выбить каблуками по палубе чечетку, но усовестился и в просто чудесном расположении духа направился к себе в каюту. Чёй-то я проголодался, да и рюмку пропустить для сугреву не помешает.

– Штурмана к господину шаутбенахту!!! – ударил в спину матросский ор. – Тащите папашу Тильгаута к господину…

Ну да… Шаутбенахт – это я. Присвоил себе звание совершенно наглым образом и указал экипажу на корабле величать меня только так. Вот нравится мне его звучание, и плевать, что оно по сути является всего аналогом контр-адмиральского звания, а в переводе с фламандского – и вовсе что-то вроде «ночного впередсмотрящего». Есть еще дополнительная мотивация так себя величать – царскому примеру следовать вполне лестно, особенно если пример подает сам Петр Первый расейский, он же шаутбенахт Петр Михайлов. Вот так-то.

А вообще… мне кажется, что я попал в рай. Факт своей смерти в двадцать первом веке отрицать глупо. Помер я однозначно, тут не поспоришь. А куда люди попадают после смерти? Правильно, выбор тут небогатый: рай или ад, согласно своим прижизненным заслугам. Вот… адом мое нынешнее место пребывания никак не назовешь. Значит, рай, а упоминаемые эдемские кущи есть не более чем аллегория. Ибо рай – там, где человеку хорошо, где он счастлив по совокупности составляющих. И для каждого он разный. Мне вот выпал такой, и в нем есть все, что мне надо для счастья. Да, вот такая у меня концепция вырисовывается – конечно, насквозь еретическая по нынешним временам, но тем не менее, как мне кажется, правильная. За какие такие заслуги мне рай для отбытия назначили? Ну дык парнем я был совсем неплохим. Местами так и вообще замечательным. Сволочью, конечно, изрядной, ну так я на этот счет и не заблуждаюсь. Признаю и каюсь…

Ладно, чего там я собирался? Да, конечно: арманьяка хряпнуть. Спиритус вини – имени себя, дорогого. Есть приличный запасец. Черт, вот неправильный я все-таки попаданец – не удосужился еще самогонный аппарат смастрячить, да и ладно – успею еще.

Затворил дверь каюты, скинул зюйдвестку и прямиком потопал к погребцу. Откинул крышку и выудил серебряную фляжку. Накапал в рюмку янтарной жидкости и со смаком выцедил. Помедлил секунду, выдохнул:

– У-ух… етить…

Подцепил с блюда ломоть копченой кабанятины и, жуя, направился к зеркалу:

– Ерой! Настоящий шаутбенахт!

Не, ну не надо смеяться… Настроение великолепное, да и нравлюсь я себе в своем новом наряде. Короткая куртка, штаны пузырями под колено, полосатые шерстяные чулки и башмаки. Легко и удобно, а вместе с пистолями за широким кожаным поясом и тальваром – так вообще авантажно. Пират в естественном виде, благо даже черная косынка на головушке повязана. И попугай был, достался от прежнего капудана, но, правда, издох вследствие неприспособленности организма к местным реалиям.

За перегородкой раздался жуткий стон. Вот же страдальцы… Сунулся было в закуток к своим оруженосцам, но сморщился от кислой вони и захлопнул дверцу. Страдают морской болезнью пареньки. Ну, тут я этим сухопутным крысам не помощник, надо перемучиться. Хотя…

– Пьетро, Луиджи!!! Где вы, сорванцы?

– Да, ваша милость!!! – влетели с треском в каюту оба братца. – Чего прикажете?

С удовольствием оглядел пажей. Вот это я понимаю! Пацаны облазили шебеку от киля до клотика, воды не боятся, морской болезнью даже не пахнет, как будто в море и родились, чертенята. Словом, молодцы.

– Кликните вахтенного и перебазируйте этих тюленей на палубу. Принайтовить обоих к фок-мачте и поить в изобилии вином пополам с водой. Надо будет – насильно. Я разрешаю. На вопли и угрозы внимания не обращать и отвязать только в Кале…

– Монсьор!!! – раздался из-за перегородки единовременный утробный вопль Клауса и Иоста. – Помилуйте!!!

– Отставить сопли! Выполнять! – приказал я и опять отправился к погребцу. Душа запросила сделать повторный заход на арманьяк.

– Господин шаутбенахт, – в каюте появился кряжистый, седой как лунь старик, – значица, по вашему приказанию прибыл.

Поддерживающие его внуки – Виллем и Гууд – оправили на дедушке зюйдвестку, вручили в руки костыль, поклонились мне и будто испарились.

Ну да, стар у меня штурман… Сколько ему лет – неизвестно, сам не знает, но я думаю – далеко за шестьдесят. А это по нынешним временам, почитай, совсем уже долгожитель. Но в абсолютно ясном уме и памяти находится старик: помнит каждую мель, каждую банку от Па-де-Кале до Бискайи включительно. Такого штурмана еще поискать надо. Тем мне и ценен: за учителя в морском деле почитаю его. Сам, конечно, знаниями не обделен, но в местных реалиях пока абсолютный ноль. Все не так, многие морские понятия еще и не появились, ходят по морям почти как бог на душу положит. Два лаптя правее солнышка и направо… Ну ничего, разберусь.

– Присаживайся, штурман. – Я показал ему на стул и достал из погребца вторую рюмку. – А пока прими для сугреву…

– Кх-х… – Адрис звучно кашлянул, оправил висячие усы и, алчно двинув кадыком, влил в себя алкоголь. – Ваше здоровье, господин шаутбенахт…

– Мое… Давай повторим отрезок пути от Кале до Нанта… значит, говоришь, банка блуждает вот здесь?..

Пара часов выпала из действительности, но потом занятие прервал обер-боцман Андерсен.

– Господин шаутбенахт, прямо по курсу болтается боевой неф с лилиями на парусах!

– Паукова посудина? А какого она в бургундских водах делает?

– Не могу знать, господин шаутбенахт! – гаркнул Андерсен и браво выпятил грудь с пузом. – Но думается мне вот что: они кого-то ждут, ибо торчат аккурат на фарватере. В этом месте либо таким курсом идти, либо обходить, что далеко и долго: течение… того-этого, да и с ветром намучаешься.