С Роммелем в пустыне. Африканский танковый корпус в дни побед и поражений 1941-1942 годов - Шмидт Хайнц Вернер. Страница 2

IIа – отдел учета личного состава (соответствует британскому A).

Фон Хосслин далее сообщил мне, что в 15.00 – то есть через полчаса – генерал Роммель выступит перед офицерами 5-й легкой дивизии, которые только что прибыли в Триполи, и что все офицеры штаба, включая меня, обязаны при этом присутствовать. И хотя я был еще не при деле, впервые ощутил себя членом штаба Роммеля.

Около тридцати офицеров собрались в одном из просторных залов «Уаддана». Одни весело болтали, другие спокойно беседовали. В зале стоял гул, когда я вошел и отдал честь, но приветствие молодого, никому не известного лейтенанта осталось незамеченным. Я увидел одного-двух знакомых, стоящих в группе неизвестных мне штабных офицеров. Большинство собравшихся были молодыми офицерами, с гордостью носившими награды за доблесть на черных куртках танковых мундиров.

Начальник штаба фон дем Борн еще не успел проверить, все ли офицеры явились на встречу, как вошел Роммель. Офицеры вытянулись по стойке «смирно». Фон дем Борн громко доложил:

– Штабные офицеры и офицеры танковой дивизии к совещанию готовы!

Я был удивлен такой неофициальной формой доклада. (Обычно в германской армии генералу докладывают, сколько офицеров присутствует и сколько отсутствует, к каким частям они относятся и так далее.) Роммель без дальнейших церемоний начал свою речь.

– Господа, – сказал он, – я рад узнать, что после трудного путешествия офицеры 5-й легкой дивизии прибыли наконец в Триполи почти в полном составе. Я уверен, что с появлением ваших танков обстановка в Северной Африке стабилизируется. Продвижение противника в направлении Триполи остановлено. Подразделения нашего разведывательного батальона на бронеавтомобилях под командованием подполковника фон Вегмара достигли итальянских передовых позиций в заливе Сирт под Эль-Агейлой и укрепили фронт морально и материально. Наша задача – восстановить веру итальянцев в свое оружие и поднять боевой дух наших союзников.

Роммель делал паузы между предложениями, сжимая в кулаки пальцы согнутых в локтях рук и подаваясь вперед. Могучая грудь, энергичное лицо, краткая и по-военному точная манера выражаться говорили о сильной воле. Присутствующие офицеры внимательно слушали обзор обстановки.

Роммель повысил голос и слегка потряс кулаком:

– Мы должны защитить область Триполи от атак британской армии. Мы ее остановим. – Он сделал паузу и продолжал: – Наша задача заключается в том, чтобы держать противника в неведении относительно нашей силы – или слабости – до тех пор, пока 5-я легкая дивизия не высадится в полном составе. Прибудет еще одна дивизия. Как только будут выгружены все танки, 5-я германская легкая дивизия и итальянская танковая дивизия «Ариете» устроят совместный парад, да так, чтобы о нем непременно узнали итальянское гражданское население, во-первых, и вражеские шпионы, во-вторых. Детали уже обговорены с командиром танковой дивизии. По завершении парада она немедленно отправится на фронт, где будет оставаться в резерве… Ожидаю от офицеров и солдат строжайшей дисциплины. Это будет примером итальянским войскам. Благодарю, господа. Хайль Гитлер!

Роммель сразу же покинул зал, за ним последовал начальник штаба и офицер оперативного отдела майор Элерт, высокий темноволосый мужчина, с которым мне предстояло много общаться.

Адъютант Роммеля тут же повернулся ко мне. Альдингер был невысоким стройным мужчиной, лет сорока пяти, с худым лицом и маленькими усиками. Под мышкой он держал планшет генерала. Свободной рукой он прикоснулся к верхней пуговице моего кителя.

– Господин Шмидт, – сказал он, – вы получите комнату в расположении отдела личного состава – свяжитесь для этого с обер-лейтенантом Гиммлером. Вы найдете его у офицера разведки. Позже мы, конечно, предоставим вам более подходящее место.

Он говорил дружелюбным тоном с легким швабским акцентом. Я сразу же проникся к нему симпатией, особенно потому, что чувствовал себя еще очень одиноко, прибыв с далекого разгромленного врагами фронта.

Я выполнил распоряжения Альдингера. Этим вечером (а было это, я полагаю, 14 марта), готовя отчет для Роммеля, я познакомился с обер-лейтенантом Берендтом. Это был энергичный молодой человек с живым умом. Он рассказал мне о годах, проведенных в Египте, и о том, как он учился в каирской школе вместе с Рудольфом Гессом, который, о чем мы, конечно, не догадывались, всего лишь через месяц, 10 мая, совершит свой наделавший столько шуму полет в Шотландию. Берендт отлично говорил по-английски и каждый вечер слушал новости Би-би-си, которые записывал и переводил для Роммеля.

Я еще работал над отчетом, вполуха слушая новости на английском, которые записывал Берендт, когда вдруг услышал слово, которое заставило меня остановиться и бросить ручку, – «Кобург». Диктор сообщал о немецком грузовом судне «Кобург», водоизмещением 9000 тонн, которое вышло из Массавы в надежде достичь европейских берегов, пройдя Красное море, а затем обогнув мыс Доброй Надежды, но было потоплено у берегов острова Маврикий. Команда вместе с пассажирами попала в плен и была отправлена в Южную Африку.

Меня охватил легкий приступ меланхолии, смешанной с облегчением. Всего несколько недель назад я жил на «Кобурге», надеясь остаться на его борту во время попытки прорвать блокаду. Но волею судьбы и по прямому приказу из Берлина вернулся для прохождения службы на сушу. Большую часть пассажиров составляли добровольцы. Теперь они попали в плен и содержались на моей родине, которая сейчас принадлежала противнику. Затем я вспомнил, что моя возлюбленная в Германии ничего не знает о моей судьбе, и, значит, подумал я, утром, если удастся, надо отправить телеграмму.

Глава 2

Блеф в Триполи

На следующий день на главных улицах Триполи прошел танковый парад Роммеля. Был яркий солнечный день, но итальянское население, похоже, не проявило особого интереса к этой демонстрации силы. Единственная многочисленная группа гражданских стояла вокруг платформы, на которой Роммель, в сопровождении нескольких итальянских генералов, принимал парад. Я стоял подле своего нового начальника.

Один за другим через равные промежутки времени танки, грохоча, прокатывали мимо нас. Они производили ужасный шум, двигаясь по вымощенным щебнем улицам. Недалеко от платформы, где стоял Роммель, танки со страшным скрежетом и грохотом сворачивали на прилегающую улицу. Меня поразило число проезжавших танков, и я пожалел, что не стал считать их с самого начала. Через четверть часа я заметил неисправность в ходовой части одного из танков «Т-IV», который почему-то показался мне знакомым, хотя я не видел до этого его механика-водителя. И тут только до меня дошло, в чем дело, или, как говорят томми – английские военные, – пенни провалилось, и я невольно усмехнулся. Все больше танков, лязгая и грохоча, проходили этот поворот. Стало заметно, как пострадало от гусениц полотно дороги. Итальянцы пялились на все это, но не проявляли никаких эмоций. Где, думал я, их пресловутая живость и энтузиазм? Но вскоре понял.

Когда последний германский танк проехал мимо платформы, на которой стоял командующий, после непродолжительного перерыва, не так быстро и не так шумно двинулась вереница итальянских танков. Командиры экипажей с гордостью демонстрировали себя публике. На их лицах было написано выражение отваги и дерзости. Со всех сторон немедля посыпались приветственные возгласы. Люди размахивали руками; толпа бурлила. Послышались крики: «Вива Италия!»

Мы с товарищами по штабу были озадачены холодным приемом, оказанным германским войскам, которые, в конце концов, прибыли, чтобы помочь оборонять город. Похоже было, что нас просто терпели; популярностью мы не пользовались. Зато их бравые ребята были настоящими народными героями.

После того как проехал последний итальянский танк, Роммель выступил со своей первой речью в Северной Африке. Четкими и ясными фразами он выразил уверенность, что объединенными усилиями итальянцам и немцам удастся сдержать продвижение британских войск. Обер-лейтенант Хеггенрайнер, офицер связи с итальянскими войсками и единственный немецкий офицер, принявший участие в паническом бегстве итальянцев из Сиди-Баррани, когда Уэйвел в середине декабря совершил прорыв, слово в слово перевел речь Роммеля на итальянский. Его голос был чист и хорошо поставлен. Но аплодисменты прозвучали только тогда, когда толпа услышала, как Роммель упомянул успехи итальянских войск.