Нежная королева (Хельви — королева Монсальвата) - Елисеева Ольга Игоревна. Страница 32

— Тогда я умер. — признался рыцарь.

— Тогда ты женился. — поддразнила его королева. — На своей горной нимфе, которую брюхатишь четвертый год подряд, так что бедная девочка не может показаться при дворе.

— Нечего ей делать при дворе. — отрезал д’Орсини. — Ходят тут такие всякие. — он бросил недовольный взгляд на Дерлока. — Того и гляди уведут мать троих детей и оставят меня сиротой.

— Тетсинда. — Хельви украдкой поманила горничную, которая на всякий случай после танца подошла от стола для слуг к месту своей госпожи. — Потихоньку принеси мне другие туфли. Видишь? — она показала камеристке разбитые каблуки на своих изящных шелковых башмачках.

— Да, такая обувка не для Лилиен Бич. — согласилась толстуха и мигом исчезла.

Танцоры рассаживались по своим местам, но лорд Босуорт все еще стоял у стола королевы. Отдышавшись, он поправил взмокшие волосы, и в его глазах блеснул озорной огонек. Дерлок вскинул руку и хрипловато, явно не справляясь после танца с легкими, крикнул залу:

— Ребята, где мы еще спляшем Лилиен Бич?

— Мы будем плясать его на гробу короля Дагмара!!! — дружным ревом ответили собравшиеся.

Видимо, это была дежурная присказка времен войны с Беотом. Поэтому далеко не все, кто кричал, сразу сообразили, что произошло. Их клич, вполне уместный на любом привале, явно не понравился представителям посольства Беота.

— Ваше Величество! — сэр Энтони Кросс, как ужаленный, вскочил с места. — Моему королю нанесено оскорбление и мы не можем дольше оставаться здесь!

Вслед за ним поднялись бледный от негодования маркиз Сейнмур и все остальные беотийцы. Лорд Босуорт довольно ухмылялся: он все-таки устроил скандал.

— Дерлок! Что вы наделали? — напустилась на него Хельви. — Вы должны немедленно принести послам свои извинения.

— И не подумаю. — Босуорт широко зевнул. — Пусть убираются.

— Ты пьян. — резко сказала королева. — Я с тобой позже поговорю. Она встала, благо Тетсинда уже принесла ей новые башмачки, и сама, не смотря на свое королевское достоинство, догнала сэра Энтони у дверей в зал.

Харвей видел, как они несколько минут разговаривали. Посол возмущался, Хельви явно заминала инцидент. Ей это удалось. Она взяла Кросса под руку и медленно, размеренным неторопливым шагом повела его на место. За ним потянулись и остальные члены посольства. Проходя мимо Деми, они бросали на него удивленные взгляды. Видимо, беотийцы были уверены, что герцог последует их примеру и выразит негодование.

Но Харвей молча сидел на месте. Честь короля Дагмара — последнее, что он собирался защищать в этом мире. Однако его поступок удивил не только беотийцев. Босуорт явно не добился желаемого результата, пока не втравил жениха королевы в склоку.

— А вы, ваша светлость? — развязно осведомился он. — Разве вас не оскорбляют мои слова о короле Дагмаре?

— Ни капли. — холодно отозвался Деми. «Я бы и сам сплясал на его гробу, но тебе, скотина, этого говорить не буду!»

— Отчего же? Он ведь ваш хозяин.

Харвей почувствовал, что сейчас не выдержит. Либо отвесит нахальному фавориту пощечину, либо сам не знает что, но сильно, больно и предпочтительно между ног.

— У меня нет хозяина. — герцог сам поразился своему спокойному ледяному тону. — Я прошу вас, лорд Босуорт, сесть. Если у вас есть ко мне какие-то вопросы, то не лучше ли их выяснить завтра, наедине и на трезвую голову.

— Отлично! — вспылил Дерлок. — У меня много к тебе вопросов, но до завтрашнего утра ты не доживешь! Если только… Если ты посмеешь…

— Господа! — Хельви, только что умиротворившей посла Беота, явно не хотелось наблюдать в пиршественном зале древнейшую мужскую мистерию под названием «Битва за женщину». — Дерлок, — процедила она сквозь зубы, — иди на место и чтоб я тебя больше сегодня не видела.

Странно. Харвей никак не мог предположить, что Босуорт послушается. «Либо он устал, либо… полностью у нее под каблуком, даже в таком взвинченном состоянии». Горец тяжело выдохнул, обиженно крякнул, бросил на Хельви совершенно детский гневный взгляд и, опустив плечи, поплелся за стол.

— Лорд Босуорт человек очень приятный. — провозгласила королева, садясь. — Сразу видно, вы станете друзьями.

Харвей почувствовал, что смеется.

В опустевшее пространство между столами выскочили жонглеры, акробаты и глотатели огня, которые сразу приковали к себе внимание гостей и разрядили обстановку.

Было уже за полночь, когда епископ Сальвский Робер торжественно поднялся со своего кресла и, обращаясь к залу, провозгласил:

— Господа! Настало время пожелать молодым доброй ночи. Праздник продолжается, но Ее Величество, исполняя свой долг, покидает нас.

Хельви встала, сделав знак Харвею оставаться на месте.

— Вы последуете за мной минут через десять. До покоев вас проводят знатнейшие вельможи, как меня — дамы.

— Они должны присутствовать? — с некоторой неловкостью спросил Деми. По беотийскому этикету первая брачная ночь монархов проходила в окружении придворных, чтоб никто не смел усомниться в чистоте невесты, силе жениха, а значит истинности прав будущего наследника. Каждый шаг, каждый жест короля становился священным достоянием королевства.

— Нет, у нас нет такого обычая. — улыбнулась Хельви. — Мы даже не выносим простыней новобрачной на всеобщее обозрение.

Харвей с облегчением вздохнул.

— Сальвы очень странные люди. — сказала королева. — В чем-то открытые, в чем-то скованные, но совсем в другом, чем беотийцы. До встречи.

Он поцеловал ее руку.

Глава 5

В полутемной комнате, освещенной лишь несколькими свечами, Харвей остановился у зеркала, висевшего над комодом. Дверь за его спиной закрылась. Сопровождавшие возвращались по лестнице вниз, чтоб присоединиться к тем, кто остался в пиршественной зале, и продолжить праздник. Они намеревались гулять до утра. Еще несколько минут Деми слышал их удаляющиеся голоса. Потом все стихло.

Герцог стянул с головы жесткий парчовый берет на проволочном каркасе, положил его на комод, провел по лбу рукой и посмотрел на себя в зеркало. Из тусклого стекла на него глянуло усталое, осунувшееся лицо с темными кругами под глазами. Правая рука машинально потянула за завязки короткого присборенного плаща, в то время как левая привычным жестом расстегнула тесненный золотом белый ремень, чтоб снять с пояса игрушечную придворную шпагу.

Деми отослал камердинера, предпочитая раздеться сам. Пребывание на глазах у других людей после целого дня публичного спектакля, где он играл главную роль — козла отпущения — было почти мучительно. Герцог знал, что где-то рядом должна находиться Хельви, и от этого ему тоже было не по себе.

Всего несколько месяцев назад Харвей посмеялся бы над своими теперешними ощущениями. Что неестественного спать с женщиной, на которой женился по доброму согласию? И какой труд взять молодое красивое тело, которое не намерено оказывать сопротивления? Но в том-то и беда, что в королеве лорд был уверен больше, чем в себе.

Смешно подумать, за последнее время он почти не имел женщин. После выхода из тюрьмы в нем как будто что-то сломалось. Не хотел. Стоило чьим-то чужим рукам, даже самым хорошеньким, прикоснуться к его собственному телу, как к горлу герцога подкатывал мучительный ком, его кишки сплетались в тугой жгут, и Харвея буквально выворачивало. Рвало.

Он обнаружил это не сразу. Иначе любыми средствами вплоть до прямого признания в собственном бессилии отказался бы от брака с Хельви. Первый колокольчик прозвенел для него на вечере в честь помолвки, при встрече со Свищем. Но тогда Деми не предал этому особого значения: Кларенс не женщина, от него может и стошнить.

Полное прояснение настало после отъезда королевы, когда лорд испытал насущную потребность размяться и для разбега отправился в кабак на окраине Плаймар. По старой привычке взял двух знакомых шлюх, которые буквально засыпали его поцелуями и поздравлениями с благополучным возвращением с того света, а потом… Он был ошеломлен, подавлен, разбит. Заплатил вдвое больше, чем следовало, умолял молчать. Как они на него смотрели! Такого унижения Деми не испытывал никогда.