Нежная королева (Хельви — королева Монсальвата) - Елисеева Ольга Игоревна. Страница 39
— Но мы выезжаем вместе. — удивился Харвей. — Да на возьми свою расческу и сядь, наконец.
— Да, да, да. — она отобрала у него гребень и пустилась искать ленты.
Было видно, что Хельви не привыкла делить свою гардеробную с кем бы то ни было и путалась среди его вещей.
— Мы выезжаем вместе. У Лаодеграна наши пути с остальными разделятся, они направятся прямо в столицу, а мы совершим небольшое паломничество в Сердце Сальвы, к горной цепи Монтаньяр. Светлые короли древности оставили там великие дары, их никто не видит, но святость разлита в самом воздухе. Все государи после важных событий должны посещать Монтаньяр. Так принято. Поэтому мы едим, нравится тебе это или нет.
— Вдвоем? — удивился лорд.
— До Лаодеграна нас проводит охрана, дальше вдвоем. — беспечно отозвалась молодая женщина. — Это безопасно, там же никого нет.
Путешествуя по чужой, разоренной войной стране, Харвей не верил в безопасность. Пусть думает, что хочет, но он на таких условиях даже к вратам небесным прихватил бы с собой пару пистолетов. Его сборы сразу приобрели смысл и направление. Шпага имени герцогов Сальвских — одна, палаш один, кинжалы два разного размера. Рожок с порохом, очень тяжелые длинноствольные пистолеты с кремневыми замками — два. Арбалет на случай разных неожиданностей — один. Ох, не уверен он в этих стреляющих обрезках железа — могут рвануть прямо в руке.
— Ты приготовился к штурму святых мест? — съязвила Хельви. — Думаешь, добром тебя туда не пустят?
Деми не отвечал ей. «Молчи женщина. Пакуй свои тряпки».
Вообще идея поездки его утешала. Путешествие — единственное по-настоящему достойное дело в жизни. Ехать и смотреть. Смотреть и ехать. Невыразимый покой, даже если приходится время от времени ввязываться в стычки, спать на мешках и мерзнуть под открытым небом. Ничто не держит тебя, ты никому не обязан.
Хельви испытывала похожие чувства. Слово «дорога» производило на нее такое же впечатление, как слово «деньги» на разбойника. Если ехать предстояло ей, то сборы превращались в праздник королевского сердца. Если в путь отправлялись другие, на лице молодой женщины можно было прочитать едва скрываемую зависть, а в глазах светилась затаенная печаль: «Не я, опять не я».
Была ли она бродягой по натуре? Харвей этого не знал. Если и была, то очень странным, потому что дом — место, куда можно вернуться — имел для королевы равносильное дороге значение. Иначе не стоит и скитаться. У нее было странное понимание:
— Сальв всегда дома, и всегда в пути. — бросила она, запихивая в чахлый, расшитый цветным бисером мешок тонкое козье одеяло. — Ну, кажется, все взяла.
— А вещи? — серьезно спросил Харвей. — Без своих вещей тяжело.
— Да, — Хельви кивнула. — Особенно сначала. Книги, бумага письменные принадлежность — без них, как без рук. Я все время чувствовала какое-то неудобство, словно путешествую не целиком. Ну ты понимаешь?
Он кивнул.
— Раздражало страшно. Потом привыкла. Мои вещи — чужие. Мой плащ — д’Орсини. Все как-то само собой отсеклось. Только я и мое оружие. Сбоку. Лучше не тяжелое. Как часть меня. Тогда все в порядке. Ощущаешь свою целость. Вот без оружия уже хуже. Полная беззащитность, как голому на базаре.
Харвей рассмеялся. «Очень точное определение. Ходить куда-нибудь без оружия, лучше вообще не ходить, даже если ты не собираешься пускать его в ход. Но когда машинально кладешь пальцы на гарду, а шпаги нет — вот это шок младенца, потерявшего в толпе ладонь матери. В первую минуту даже трудно поверить: куда подевалась твоя третья рука?» Именно поэтому Деми испытывал теплое чувство при воспоминании о том, как в Плаймаре королева вернула ему клинок Сальвских герцогов. Нервозности и неуверенности сразу стало в половину меньше.
— Ну, мы готовы. — провозгласила Хельви, оглядывая две неравноценные горки вещей.
Одна из них — настоящий горный пик — состояла из ее обычных туалетов. Вторая — довольно жалкий на взгляд Деми набор — из походных принадлежностей. Плащ, одеяло, две чистые рубашки, какие-то умывальные глупости. Все. Остальное на себе. Сейчас они выезжали с сопровождением, а значит в традиционном платье для путешествий, принятом при дворе. Просто Хельви считала, что рыться в багаже дорогой будет очень неудобно. Лорд был с ней согласен. И хотя он собирался куда основательнее: в его наборе присутствовали и нитки, и иголки, и перевязочные средства, и даже сухие гранатовые корки от желудка (в пути всегда съешь что-нибудь из ряда вон выходящее) — Деми был вполне доволен умением жены покидать в мешок минимум «необходимых» вещей.
— Лошадь тоже не верблюд. — рассуждала королева. — Там горы. Дорога и без нашей поклажи будет трудной.
У Лаодеграна — маленького предгорного поселка — они расстались с вооруженным эскортом и двинулись вглубь Центральной Сальвской гряды. Наконец, Хельви ощутила себя свободной и переоделась как хотела. Довольно простой мужской костюм для верховой езды, правда с теплым плащом и тяжелыми сапогами для ходьбы по камням. Нескрываемая радость, светившаяся на ее лице, когда они покидали деревушку, позабавила Деми. Она жила, дышала полной грудью, смотрела во все глаза, и едва сдерживала легкое возбуждение.
Харвей вдруг подумал, как тяжело ей будет перейти на обычное женское: «Ой, мой крошка ударил пальчик и плачет!» «У малыша попка совсем красная, не знаю, что делать!» «Я видела новую выкройку оборки, такая прелесть!» «Курицу на соли запекают без уксуса».
— Ты умеешь готовить? — осведомился он.
— Да. — беспечно бросила Хельви. — Не бойся, голодным у костра не останешься.
— Я не об этом. А шить?
— Шить? — поразилась она. — Нет, конечно. Зачем мне шить?
— А петь? — не унимался Харвей.
— Да ты что? — королева даже придержала лошадь. — Извини, дорогой, только хором и только после третьей, желательно виски. Чтоб ребята уже не слышали. Мне медведь не просто на оба ужа наступил, но еще и попрыгал.
«Н-да, — подумал герцог, — колыбельной на ночь для младенца от нее ждать не стоит».
— Меня этому никто никогда не учил. — буркнула она. — Я говорю по-фаррадски, беотийски, фомарионски и ноглунгски. Знаю все сальвские диалекты и горский лучше остальных…
Ну причину последнего Деми мог понять. Дерлок, наверное, по-гранарски сначала говорил с трудом.
— Я понимаю в фортификации и картографии, могу на память цитировать кодекс законов королевы Эйфы, отменившей кровную месть, и хорошо разбираюсь в генеалогии гранарских родов. — запальчиво бросила молодая женщина. — Я знаю, что и по каким ценам ввозят в портах Срединного и Северного морей, могу просчитать налоги в голове и сказать, что неурожай на свеклу в Альгусе повлечет падение поголовья свиней в окрестностях Даллина.
Харвей расхохотался. Он чувствовал, что королева не на шутку обижена.
— Мне кажется, я имею право не петь, не шить и не…
— И не что? — он перегородил ей дорогу лошадью. Такой надутой маленькой девочкой, которой отказали в сладком, Хельви нравилась ему все больше.
— И не выслушивать твоих дурацких вопросов. — она хлестнула Пенку по крупу. — Отстань от меня. Смотри, как хорошо вокруг!
Лорд не намеревался ей мешать. Совместное путешествие только началось и открывавшиеся вокруг картины занимали Деми еще больше, чем королеву, потому что он видел их впервые.
В предгорьях Центральной Сальвской цепи было действительно пусто. Безлюдные просторы поражали своей дикой красотой. Лишь кое-где к склонам холмов лепились небольшие деревушки, да торчали невысокие колокольни, редкие каменные кресты, указывавшие дорогу, и одинокие часовни над телом какого-нибудь павшего в горах воин, замученных язычниками святых или чудотворными образами, бог весть как завезенными в эти места.
Здесь дышалось легко, и необъяснимое веселье охватывало при взгляде на панораму, открывавшуюся вниз с высоты птичьего полета. У Харвея никогда не кружилась голова. У Хельви тоже. Но она призналась ему, что страшно боится подземных туннелей. Особенно узких, где надо пробираться ползком или боком.