Мост в Терабитию - Патерсон Кэтрин. Страница 12

— Сир, — сказала она, — идём в сосновую рощу, возблагодарим за спасение.

Джесс пошёл за ней, и они молча постояли в полумраке.

— Кого благодарим? — шепнул он.

— Ой, Господи! — она смутилась, ей было легче с феями, чем с Богом. — О, духи рощи!

— Десница Твоя — помощь наша, — сказал он, не помня толком, где это слышал, но чувствуя, что Лесли одобрила его взглядом и снова заговорила:

— Храни Теравифию ради народа её и нас, его правителей.

— И ради собачки.

— Ради принца Териана, стража и шута.

— Аминь.

Им удалось не хихикать, пока они не вышли из рощи.

Через несколько дней после встречи с врагами у них была совсем другая встреча. Лесли вышла на переменке, сказав Джессу, что идёт “по делу”, как вдруг остановилась, услышав в уборной плач.

— Чушь какая-то, — тихо сказала она. — Судя по ногам, это Дженис Эйвери.

— Ну что ты!

Он не мог представить, что Дженис плачет на стульчаке.

— У неё одной на кроссовках написано “Уиллард Хьюз”. И потом, там столько дыму, хоть маску надевай.

— А ты уверена, что она плачет?

— Уж это я всегда разберу!

Господи, что ж это с ним! От Дженис он видел только беды, а сейчас почувствовал ответственность, словно за лесных волков или китов, выброшенных на сушу, о которых слышал у Бёрков.

— Она не плакала, когда её ребята дразнили из-за Уилларда.

— Да, я знаю.

Он посмотрел на Лесли.

— Что нам делать?

— Делать? — повторила она. — В каком смысле?

Нет, как же ей объяснить?

— Лесли, если бы она была зверем, мы бы должны были ей помочь?

Она странно на него посмотрела.

— Ты же всегда ко мне с этим пристаёшь, — сказал он.

— Но это Дженис…

— Если она плачет, что-то не так.

— Что ж ты думаешь делать?

Он покраснел.

— Не могу же я войти в женский сортир.

— А, ясно! Посылаешь меня в акулью пасть. Нет уж, спасибо, мистер Эронс.

— Лесли, честное слово… я бы пошёл, если бы мог. — Он искренне так думал. — Ты что, боишься её?

Он не хотел грубить, он просто удивился, что Лесли чего-то боится.

Она сверкнула глазами и гордо откинула голову.

— Ладно, иду. Только знай, Джесс Эронс, это очень дурацкая мысль!

Он побрёл за ней в коридор и спрятался в ближайшей нише, чтобы быть близко, если Дженис её выгонит.

Дверь за Лесли закрылась. Сперва было тихо, потом Лесли что-то сказала, а уж потом хлынули вопли и рыдания. Слава Богу, рыдала не Лесли, но говорили обе разом, пока не прозвенел звонок.

Никак нельзя, чтобы тебя застали перед женским сортиром, но можно ли уйти, покинуть линию огня? К счастью, поток ребят подхватил его, все бежали вниз. Он ещё слышал плач и крики.

У себя, в пятом классе, он стал смотреть на дверь, ждать Лесли. Ему казалось, что она войдёт еле живая, как койот в фильме, но она улыбалась, и вроде бы её никто не бил. Протанцевав к миссис Майерс, она тихо извинилась за опоздание, а та одарила её улыбкой “Особая, для Лесли”.

Как же узнать, что случилось? Если послать записку, её прочтут. Лесли сидела спереди, сбоку, там не было ни корзинки, ни точилки для карандашей, так что и предлога не найдёшь пройти мимо. На него она не глядела, это уж точно. Сидела прямо, и вид у неё был довольный, как у мотоциклиста, взявшего четырнадцать препятствий.

После уроков она направилась к автобусу, и Дженис ей криво улыбнулась, пробираясь на задние места, а Лесли взглянула на Джесса, как бы говоря: “Видал?” Он буквально с ума сходил от любопытства, но она ничего не сказала и в пути, только взглянула на Мэй Белл, словно намекая: “Не при детях!”

Когда уже совсем стемнело, она наконец снизошла к нему.

— Знаешь, чего она плакала?

— Откуда мне знать? Господи, да скажи ты! Что там у вас творилось?

— Она очень несчастная, понимаешь?

— Да чего она ревела?!

— Это очень сложно. Теперь я знаю, почему ей нелегко с людьми.

— Говори, а то я лопну!

— Ты слышал, что отец её бьёт?

— Кого только не бьют! Ты скажешь или нет?

— По-настоящему избил, как в тюрьме, — она покачала головой, — ты представить не можешь.

— Она поэтому и плакала?

— Что ты! Она привыкла. Из-за этого она бы в школе плакать не стала.

— Так чего ж тогда?

— Понимаешь…

(Господи, вечно она так, всю душу вытянет).

… сегодня она так озверела, что рассказала своим подружкам.

— Вот это да! — охнул он.

— А эти… эти… — она тщетно искала слово, — девицы растрепали всему классу.

Ему стало страшно жалко Дженис.

— Даже училка знает.

— Да…

В школе было правило, куда важнее директорских: домашние дрязги не рассказывают. Если родители бедны, или злы, или необразованны, хуже того — если они не хотят купить телек, дети обязаны защищать их. Завтра вся школа будет измываться над папашей Эйвери. Да, у многих отцы — в психушке, а у кого — и в тюрьме. Но они своих покрывают, а Дженис — выдала.

— И знаешь, что ещё?

— Ну?

— Я ей рассказала, как все смеялись, что у нас нет телека. Кто-кто, а я понимаю, как это больно, когда тебя считают придурком.

— А она?

— Она мне поверила. Даже спросила совета.

— А ты?

— Я ей посоветовала притвориться, что Вильма и Бобби врут. Тогда все забудут через неделю, — Лесли взволнованно наклонилась вперёд. — Как ты думаешь, я правильно сказала?

— Откуда же мне знать! Ей стало легче?

— Кажется, да. Вроде бы куда легче.

— Значит, правильно.

Она откинулась на спинку сиденья, явно радуясь.

— Слушай, Джесс!

— Да?

— Спасибо тебе. Теперь у меня в школе полтора друга.

Значит, ей так нужны друзья? Ему стало неприятно. Когда она поймёт, что они того не стоят?

— У тебя их гораздо больше.

— Не-а. Ровно полтора. Драконья Морда не в счёт.

Чувства бурлили в нём, как рагу в казанке, — жалость к ней, такой одинокой, и радость, что он ей целый друг, как и она ему. Ничего не поделаешь, приятно.

Когда, ложась в постель, он тихо тушил свет, чтоб не разбудить сестриц, Мэй Белл, к его удивлению, пропищала:

— Джесс!

— Ты ещё не спишь?

— Джесс, я знаю, куда вы с Лесли ходите.

— В каком смысле?

— Я за вами следила.

Он перескочил к её кровати.

— Да как ты смеешь!

Он схватил её за плечи и тряхнул, чтобы она смотрела прямо на него. Она заморгала, как спугнутый цыплёнок.

— Слушай, ты! — яростно прошипел он. — Поймаю — прощайся с жизнью.

— Ладно, ладно, — она юркнула в постель. — Тоже нашёлся! Я маме скажу.

— Мэй Белл! Никакой ты маме не скажешь! Ясно?

Она засопела.

Он снова схватил её за плечи, в полном отчаянии.

— Я всерьёз! Ни-ко-му, ясно? — он отпустил её. — Значит, за мной не следишь, маме не стучишь, так?

— А почему?

— А потому, что я скажу Билли Эдвардсу, как ты прудишь в постель.

— Ой, нет!

Он заставил её поклясться на Библии, а потом долго не мог заснуть.

Как доверить самое важное какой-то наглой малявке? Ему казалось, что жизнь вроде одуванчика. Дунет откуда-то ветер — и всё, нету.

Глава восьмая

Пасха

Приближалась Пасха, но по ночам ещё было холодновато, и Мисс Бесси редко выпускали. Кроме того, часто шёл дождь, весь март он так и лил. Впервые за много лет в русле была вода, не жалкая струйка, а очень много — когда через него перелетали, если взглянуть вниз, немного кружилась голова. Джесс сажал Териана за пазуху, но щенок рос так быстро, что мог ненароком расстегнуть молнию и вывалиться в речку.

Элли и Бренда уже препирались о том, что наденут на Пасху. Три года назад мать поругалась с проповедником, и теперь они ходили в церковь раз в год, зато готовились как следует. Мать вечно жаловалась на бедность, но не жалела выдумки и денег, чтобы её семья выглядела не хуже других. Однако в этот раз, когда она собралась идти по лавкам, отец приехал из Вашингтона раньше времени, его сократили, и о новых платьях не могло быть и речи.