Just for fun. Рассказ нечаянного революционера - Торвальдс Линус. Страница 25

В то время единственным общественным мероприятием для Линуса были еженедельные собрания «Спектрума», где он общался с другими студентами. Эти встречи гораздо больше волновали Линуса, чем все, связанное с программированием.

«Что меня тогда заботило? Общение с людьми. Может быть, „заботило“ – не совсем верное слово: там упор был на эмоции. Я просто думал о девушках. Linux не имела такого большого значения. А в некоторой степени это и сейчас так. А в некоторой степени я по-прежнему могу ее игнорировать. В те первые годы учебы в университете для меня большое значение имела социальная жизнь. Не то чтобы я чувствовал себя горбуном, над которым все смеются. Просто мне хотелось иметь друзей и все такое. „Спектрум“ нравился мне, в частности, тем, что позволял вести светскую жизнь без особых усилий. Один вечер в неделю я вращался в обществе, а все остальные вечера сидел за компьютером. Это гораздо больше затрагивало мои чувства, чем Linux. Из-за Linux я никогда по-настоящему не расстраивался, не терял сна. Как тогда, так и теперь, меня в основном волнуют не сами технологии, а социальные отношения вокруг них. Послание Эндрю Таненбаума огорчило меня в первую очередь не поднятыми в нем техническими вопросами. Если бы это был кто-то другой, я бы его просто проигнорировал. Беда была в том, что он отправил его в список рассылки и выставил меня… Меня волновало мое социальное положение среди этих людей, а он его подрывал. Что меня особенно увлекало в Linux – это обратная связь.

Она показывала, что Linux что-то значит, что я вхожу в какую-то социальную группу. Причем в этой группе я был лидером. Вот что было для меня очень важно. Гораздо важнее, чем рассказывать маме с папой, чем я занят. Пользователи Linux меня волновали намного больше. Я создал социальную группу и заслужил уважение ее членов. Тогда я об этом так не думал, да и сейчас не думаю. Но это, наверное, было самым важным. Поэтому я так резко среагировал на письмо Эндрю Таненбаума».

Солнце начинает сползать в Тихий океан – время уходить с пляжа. На обратном пути Линус уговаривает меня вести машину (чтобы я почувствовал, как она слушается руля) и возвращаться в Кремниевую Долину длинным и извилистым путем, по шоссе номер 9.

Линус говорит, что спор с создателем Minix вскоре перешел в обмен личными посланиями – перепалка была слишком резкой, чтобы вести ее публично. Несколько месяцев было тихо. Потом Таненбаум прислал Линусу ссылку на пятистрочное объявление в журнале «Byte» о выпуске коммерческой версии Linux.

«В своем последнем сообщении Эндрю спрашивал, этого ли я хотел – чтобы кто-то продавал мой труд. Я ему ответил коротко: „Да“, и больше он мне не писал», – рассказывает Линус.

Примерно через год, когда Линус приехал в Нидерланды на свое первое публичное выступление, он отправился в университет, где преподавал Таненбаум, надеясь получить от него автограф на своем экземпляре книги «Проектирование и реализация операционных систем» – книги, которая перевернула его жизнь. Он ждал под дверью, но Таненбаум так и не появился. Профессор был в отъезде, и встреча не состоялась.

XI

Температура в номере гостиницы была чуть выше нуля, и накануне своего первого выступления я лежал в постели, дрожа от холода. В Нидерландах, в отличие от Финляндии, не принято отапливать помещения, а в этой мерзкой комнате были еще и огромные сплошные окна, как будто жить в ней предполагалось только летом. Однако ночью 4 ноября 1993 года я не мог спать не только из-за холода. Я страшно волновался.

Публичные выступления мне всегда давались с трудом. В школе нас заставляли делать доклады по темам, которые мы изучали, – о крысах или еще о чем-нибудь, – и для меня это было совершенно непереносимо. Я стоял, не мог вымолвить ни слова и только хихикал. Хотя – поверьте мне – я вовсе не такой смешливый. Мне было трудно даже просто выйти к доске рассказать, как я решил задачу.

И вот теперь я оказался в Эде (Нидерланды), в часе езды на поезде от Амстердама, потому что меня пригласили выступить на десятой годовщине Нидерландской группы пользователей Unix. Я хотел сам себе доказать, что справлюсь. За год до этого меня пригласили выступить перед аналогичной организацией в Испании, но я отказался, потому что страх перед публичными выступлениями пересилил любовь к путешествиям. А в то время я очень любил путешествовать. (Я и сейчас люблю, но уже нет той остроты впечатлений, которая была у мальчика, практически не выезжавшего из Финляндии. Я бывал только в Швеции, куда мы несколько раз ездили с палатками на каникулы, и в Москве, где мы навещали папу, когда мне было шесть лет.)

Жалея, что упустил шанс поехать в Испанию, я решил принять следующее приглашение. Но теперь, лежа в постели, я уже сомневался, что смогу когда-нибудь преодолеть свой страх перед большой аудиторией, боялся, что не смогу открыть рта или – хуже того – начну хихикать перед 400 участниками собрания.

Мне было тошно.

Я говорил себе все, что обычно говорят в подобных случаях. Что аудитория желает мне успеха – ведь если бы они меня не любили, то просто не пришли бы. Что я хорошо знаком с темой: причины выбора тех или иных технических решений при создании ядра Linux, причины предоставления исходников в свободное пользование. Но я все равно сомневался, что доклад удастся, и мысли у меня в голове проносились со стуком и скрежетом, как бесконечный товарный состав. Я буквально дрожал и далеко не от одного только холода.

Как прошел доклад? Аудитория была дружелюбна к заметно трепещущему перед ней докладчику, вцепившемуся в свои PowerPoint-слайды как в спасательный круг (слава Microsoft!), а потом с запинкой отвечавшему на вопросы. На самом деле вопросы и ответы прошли лучше всего. Как бы то ни было, после доклада ко мне подошел Маршал Кирк Маккусик – один из главных разработчиков BSD Unix – и сказал, что с интересом выслушал мое выступление.

Я был так благодарен ему за этот жест, что готов был встать на колени и целовать его ноги. Для меня есть всего несколько авторитетов в компьютерной области, и Кирк – один из них. За то, что он был так мил после моего первого выступления.

Тот первый доклад стал для меня своего рода шоковой терапией. И следующие за ним тоже. Зато они постепенно помогли мне приобрести некоторую уверенность в себе.

Дэвид все спрашивает, изменилось ли мое положение в университете после того, как Linux получила известность? Я никогда не слышал, чтобы кто-то из преподавателей упоминал о ней или кто-то из студентов показывал меня своим друзьям. Ничего такого не было. Мое университетское окружение знало о Linux, но большинство линуксоидов жило за пределами Финляндии.

Осенью 1992-го меня назначили ассистентом в шведских классах факультета информатики. (Это произошло так. Им был нужен говорящий по-шведски преподаватель для базовых компьютерных курсов. В университете специализировались по информатике всего два шведа-старшекурсника: Ларс и Линус. Особого выбора не было.) Первое время я со страхом выходил к доске решать задачи, но вскоре увлекался и переставал волноваться. Кстати, спустя три года меня перевели в научные сотрудники – я стал получать деньги не за преподавание, а за исследования в компьютерной лаборатории, которые по существу сводились к разработке Linux. Этим было положено начало доброй традиции: мне стали платить за работу над Linux. Именно так в сущности обстоит дело и в Transmeta.

Дэвид: «Ну, и когда это стало важным?»

Я: «До сих пор не стало».

Хорошо, отвечу подробнее. Дело приняло новый оборот, когда я понял, что Linux не просто игрушечная операционная система – на нее всерьез стало полагаться множество людей. Вначале многие ставили себе Linux, просто чтобы поковыряться в ней, а вот когда ее стали использовать как настоящую операционную систему, я понял, что несу ответственность, если что-то случится. Или по крайней мере начал это понимать. (Я и сейчас чувствую такую ответственность.) За 1992 год Linux превратилась из увлекательной игры в важную составляющую жизни людей, стала источником их доходов, средством ведения коммерции.