Just for fun. Рассказ нечаянного революционера - Торвальдс Линус. Страница 38

Мои полмиллиона вдруг оказались миллионом!

Честно говоря, вопреки созданному прессой образу – бескорыстного хакера, помогающего людям и давшего обет бедности, – я почувствовал настоящую лихорадку.

«Вот оно», – сказал себе я.

Я сел и внимательно прочел все бумаги Red Hat. Да, я не имел права продавать свои акции в течение 180 дней.

Как же долго могут тянуться 180 дней для свежеиспеченного миллионера на бумаге!

Я занялся новым видом спорта (или просто занялся спортом!) – следил за стоимостью акций Red Hat, которая продолжала расти все последующие полгода. Она росла и росла все время, а пару раз даже резко подскочила. Потом акции снова раздробили. Стоимость моего опциона доходила до 5 миллионов!

Red Hat начала со сравнительно невысокой цены, а потом ее акции взлетели вверх, когда Уолл-Стрит – в порыве страсти ко всему, что связано с Интернетом, – «открыла» Linux. Все холодные месяцы конца 1999 года мы были просто «гвоздем сезона». Газетные и телевизионные знатоки инвестиций не могли налюбоваться на эту маленькую крутую операционную систему, бросившую вызов Microsoft. Мой телефон звонил не переставая. Все это кончилось 9 декабря потрясающей кульминацией – выходом на биржу VA Linux. Такого ошеломляющего успеха никто не ожидал.

Мы с Ларри Огастином поехали в Сан-Франциско, чтобы в момент выпуска акций на биржу быть в здании First Boston Credit Suisse. Я был одет, как обычно: в сувенирную майку и сандалии. Мы взяли с собой жен и детей. Зрелище было то еще: малыши беззаботно бродят среди толпы застегнутых на все пуговицы банковских служащих.

Все произошло очень быстро. По экранам мониторов неслись цифры, которые показывали, что акции VA Linux в первый день торговли достигли отметки в 300 долларов за штуку. Это было неслыханно. Даже не видя цифр, мы бы поняли, что это рекорд. Достаточно было увидеть, как брокеры впадают в транс, слушая CNN или финансовый канал Блумберга. Ларри сохранял присущую ему невозмутимость. Я думаю, он и бровью не пошевелил за все это время. Впрочем, точно не знаю – сам я был занят, отлавливая своих дочерей.

Вероятно, даже туземцы Мадагаскара знают, как разбогател тогда Ларри. Приехал он в Сан-Франциско без особого, капитала за душой, а когда вернулся в Кремниевую Долину, то «стоил» уже около 1,6 млрд. долларов. А ведь ему, как постоянно подчеркивала пресса, не было еще и тридцати.

Что касается меня, то я получил от VA Linux акции и опцион. Как и с Red Hat, я не имел права продавать эти акции в течение полугода. Но в отличие от Red Hat, акции которой постоянно росли, VA Linux было некуда идти, кроме как вниз. После рекорда, поставленного в первый день, ее акции устойчиво падали в течение года, достигнув минимума в 6,62 доллара. Отчасти они пали жертвой корректировки рынка, которая в апреле ударила по акциям большинства технологических компаний. Но и сама Linux с наступлением весны перестала быть «гвоздем сезона». Из-за запрета на продажу акций я не смог воспользоваться бумом на фондовом рынке. С психологической точки зрения следить за акциями этой компании было гораздо труднее, чем за Red Hat: ведь каждый раз, ложась в постель, я знал, что наутро мое состояние уменьшится.

И все-таки я был счастливейшим сукиным сыном на свете.

Однажды, январским вечером, Линус приезжает в мой офис в Саусалито. Поиронизировав над моим Макинтошем и тем, что я не использую Linux, Линус садится читать первый набросок длиннющего предисловия, которое я написал от его имени. Я сажусь рядом. Единственный звук Линус издает, когда натыкается на фразу о том, что никогда не ожидал оказаться единственной мировой знаменитостью из Финляндии, помимо Яна Сибелиуса и «горячих финских парней». Прочитав предисловие минут за десять, он говорит только: «Ну и длинные же у тебя фразы!» Пару часов мы укорачиваем мои фразы и вставляем его словечки, одновременно осваивая навыки коллективного труда (то, что мы чемпионы по коллективному безделью – давно ясно). В итоге мы то предисловие вообще выкинули.

Потом Линус пытается – безуспешно – улучшить разрешение на моем плоском мониторе. Этот монитор – прошлогодний писк моды, и для меня он – показатель престижа. «Как ты можешь работать с такой фигней?» – спрашивает Линус. Ему не удается повысить разрешение так, как хочется. Тогда он достает листок бумаги, начинает рисовать схемы и объяснять мне, как работает монитор. Наконец я говорю: «Пойдем, поедим суши!»

«Эта чертова история просто сводит меня с ума, – говорит Линус. – Никак не могу дождаться конца блокировки. Получается, что деньги как бы есть, но их как бы нет. Я все время об этом думаю».

Я заказываю саке. Он – за рулем, поэтому пьет сок.

«До сих пор у нас на счету никогда не было больше пяти тысяч. Кроме акций и накоплений, которые нельзя трогать, это были все наши капиталы. Поэтому теперь, когда у меня на бумаге столько денег и…» – «Сколько примерно? Пара миллионов?» – «А двадцать – не хочешь? Столько стоят мои акции VA Linux, пока курс не упал. Но я не могу получить эти деньги, пока не пройдет полгода. Нет, теперь уже пять месяцев». – «Не вижу, в чем проблема. Тебе придется подождать пять месяцев с покупкой большого дома? Не хочу показаться бесчувственным, но…» – «Ну послушай, вначале казалось, что мы сможем купить любой дом, какой захотим. Но нам нужно пять спален, и мы хотим такой участок земли, чтоб было слышно кузнечиков и лягушек, и на работе я каждый день играю в пул, поэтому нужна еще комната, в которой поместится бильярдный стол. И нам нужно отдельное помещение на случай приезда родителей Туве или если из Финляндии приедут на несколько месяцев друзья моей сестры помочь нам с детьми. Смешно – Патриция родилась, когда мы переезжали из Финляндии в Штаты, Даниела родилась, когда мы переехали из квартиры в дом, а…» – «Так вы что, работаете над третьим?» – «У нас все идет естественным путем». – «То есть ты хочешь сказать: мы планируем еще одного ребенка». – «Пусть так. Одним словом, нам нужен большой дом, и мы уже посмотрели несколько, но они все страшно дорогие. Получаешь двадцать миллионов и думаешь – теперь-то я могу купить любой дом. Но мы посмотрели дом в Вудсайде за миллион двести – совсем без участка и вообще довольно скверный. Самый лучший дом, что мы видели, стоил пять миллионов. Но ведь из двадцати миллионов половина – ясное дело – уйдет на налоги. Останется, десять, но налог на такой дом может составить тысяч шестьдесят в год, на это тоже нужны деньги. Вот я и не знаю. Может, я один раз в жизни получу столько денег; нельзя покупать такой дом, в котором мне будет жить не по средствам. И мы не хотим, чтобы над нами висела ссуда». – «Мне тебя не жалко. Во-первых, если Transmeta удачно продаст свои акции, то и тебе кое-что перепадет». – «Да, но я всего лишь младший инженер. У меня не так уж много акций. А зарплата у меня не так чтобы очень». – «Линус, ты можешь обратиться к любому венчурному капиталисту в этом городе и получить все, что захочешь». – «Наверное, ты прав».

VIII

Здесь я хочу рассказать о своих золотых правилах. Первое: обращайся с другими так, как ты хочешь, чтобы они обращались с тобой. Следуя этому правилу, в любой ситуации будешь знать, что делать. Второе: гордись тем, что делаешь. Третье: делай все с удовольствием.

Конечно, гордиться и получать удовольствие не всегда просто. Во время выступления на выставке Comdex-1999 в Лас-Вегасе (за месяц до того, как VA Linux вышла на биржу) у меня не получилось ни то, ни другое. Comdex, как всем известно, это самая большая и мерзкая выставка на свете. Почти на неделю сонный городок Лас-Вегас в штате Невада становится магнитом для всех мыслимых высокотехнологичных продуктов, которые хоть кому-то можно навязать, а также для толп продающих и покупающих эти продукты людей. Это единственное время в году, когда в Лас-Вегасе можно высунуться из такси и спросить любую дефилирующую мимо проститутку: «Во сколько доклад?» – и она ответит.