Just for fun. Рассказ нечаянного революционера - Торвальдс Линус. Страница 42

Это важный момент. Столмана, которому нужно поставить памятник за создание GPL, к борьбе за открытые исходники побудило в первую очередь то, что его лишили возможности работать над рядом интересных проектов, когда они перешли из открытого мира Массачусетского технологического института в частную корпоративную среду. Самым примечательным таким проектом была LISP-машина. LISP возник в рамках исследований по искусственному интеллекту. Потом, как часто бывает, разработка показалась перспективной и кто-то решил создать специальную компанию, чтобы зарабатывать на ней деньги. В университетах это обычное дело. Но Ричард не занимался коммерцией, поэтому, когда в 1981 году LISP стал коммерческим проектом в рамках компании под названием Symbolics, он оказался за бортом. Усугубило положение то, что Symbolics переманила на работу многих его коллег по лаборатории искусственного интеллекта.

И в такую ситуацию он попадал неоднократно. Насколько я понимаю, его тяга к открытым исходникам объясняется в первую очередь не борьбой против коммерциализации, а борьбой против исключения. Для него открытые исходники – это возможность не остаться в стороне. Возможность продолжать работу над проектом независимо от того, стал ли он коммерческим.

GPL – прекрасное средство включить в игру всех желающих. Только подумайте, какое это большое достижение для человечества! Но следует ли отсюда, что всякое открытие должно использоваться на условиях GPL?

Совсем нет! Для технологической сферы это своего рода вопрос об абортах. Каждый изобретатель должен иметь право сам решать, применимы ли к его открытию условия GPL или он хочет следовать более традиционному подходу к авторскому праву. В Ричарде меня бесит то, что он все видит черно-белым. Отсюда – бессмысленные политические раздоры. Он никогда не может понять чужую точку зрения. Если бы он ударился в религию, то был бы религиозным фанатиком.

Вообще, после религиозных проповедников (которые стучатся в дверь, чтобы сказать мне, во что я должен верить) меня больше всего раздражают люди, которые стучатся в дверь (или бомбардируют меня мейлами), чтобы объяснить, как я должен лицензировать свои программы. Это не политический вопрос. Каждый должен иметь право на собственное мнение. Одно дело – предложить применить к программе GPL и на этом остановиться. А другое дело – затевать спор по этому поводу. С какой стати люди возмущаются тем, что я работаю на коммерческую фирму, которая не распространяет все свои материалы на условиях GPL? Я им говорю, что это не их дело.

Больше всего в Ричарде меня раздражает не то, что он требует сменить название Linux на GNU/Linux, потому что ядро Linux опирается на приложения из проекта GNU. И не его открытое возмущение тем, что я стал знаменем движения за открытое программирование, хотя он следовал этим принципам, еще когда я спал в бельевой корзинке. Нет, меня бесит то, что он постоянно ругает всех, кто не использует GPL.

Издали я восхищаюсь Ричардом по множеству причин. И вообще мне нравятся люди с твердыми моральными принципами, как Ричард. Но почему они не могут держать эти принципы при себе? Больше всего я не люблю, когда мне говорят, что делать и чего не делать. Я полностью отвергаю людей, которые полагают, что имеют право влиять на мои решения. (Кроме, возможно, моей жены.)

По ходу разработки Linux некоторые корифеи, вроде Эрика Реймонда, утверждали, что успех этой операционной системы и жизнеспособность модели с открытыми исходниками отчасти объясняются моим прагматичным подходом и моей способностью не принимать ничью сторону во время споров. Пусть Эрик самый лучший популяризатор идеи открытых исходников (хотя я категорически против свободной продажи огнестрельного оружия, к которой он призывает), я думаю, что он не совсем правильно меня воспринимает. Дело не в том, что я не становлюсь ни на чью сторону. Я просто решительно против навязывания окружающим своей морали. Вместо «морали» можно поставить «религии», «компьютерных предпочтений» и вообще что угодно.

Если навязывать мораль неправильно, то вдвойне неправильно утверждать ее законодательно. Я глубоко верю в свободу личного выбора и поэтому думаю, что в вопросах морали я должен принимать решения сам.

Я хочу решать сам. Я решительно против ненужных правил, которые навязывает общество. Я убежден, что в своем собственном доме человек должен иметь право делать что угодно – до тех пор, пока это никому не вредит. Всякий закон, утверждающий иное, – это очень, очень плохой закон. А законов, утверждающих иное, весьма много. Многие правила меня пугают. Особенно те, что распространяются на школы и детей. Только представьте себе, что кто-то решит установить правила обучения эволюции и двинется в неправильном направлении. Это я считаю опасным. Это общественная мораль сует свою морду туда, где ей совершенно нечего делать.

В то же время я лично считаю, что есть кое-что поважнее меня и моих нравственных решений. Я имею в виду даже не человеческий род, а эволюцию. Поэтому в своих решениях я стараюсь учитывать интересы общества. Но это, возможно, встроенная функция. Думаю, это встроено в человеческую природу в интересах эволюции – принимать во внимание общественные интересы. Иначе бы нас давно не было.

Бурный протест вызывает у меня еще только одна вещь: любители нравоучений. Никто не должен считать себя вправе выступать с проповедями.

Вот и меня понесло.

И немудрено: слишком уж серьезно меня многие воспринимают.

XI

Американцы с большой помпой отмечают 17 марта (День святого Патрика [12]), 5 мая [13] и 12 октября (День Колумба), но полностью игнорируют 6 декабря, которое, как вам скажет любой финн, является Днем независимости Финляндии.

Большинство жителей Финляндии отмечают День независимости точно так же, как и любой другой праздник, – бурными застольями. Они предаются чрезмерным (даже по финским стандартам) возлияниям накануне вечером, а почти весь следующий день – выходной – приходят в себя перед телевизором. Наверное, единственная альтернатива – это пытаться преодолеть похмелье, таскаясь по заснеженным окрестностям.

К телевизору всех приковывает одно зрелище: Президентский бал. В Финляндии высший свет не очень развит, и, кроме Президентского бала, других крупных светских событий, можно сказать, нет. Бал показывают по телевизору на всю страну, чтобы удержать людей от поездок с похмелья и доказать самим себе, что мы тоже можем провести церемонию не хуже вручения «Оскаров». Нет, вот более подходящее сравнение: суперкубок финского высшего общества. Итак, весь день все финны от северного утсйоки до южного Ханко поглощают гравлакс [14] и аспирин, наблюдая, как цепочка приглашенных – мужчины во фраках и женщины в сногсшибательных (для Скандинавии) вечерних платьях – пожимают руку президенту.

В 1999 году в число приглашенных попал и я.

Приглашения рассылаются автоматически всем послам иностранных государств и членам финского парламента. Еще сотня-другая людей приглашается по разным причинам. Кто-то завоевал олимпийскую медаль, а кто-то помог президенту в ходе предвыборной кампании. Получит приглашение капитан хоккейной команды, только что выигравшей чемпионат мира, и создатель операционной системы, завоевавшей всеобщее внимание. Супруги и спутники жизни тоже попадают на бал.

Вообще-то нам с Туве повезло, что мы смогли пойти. Мы подали в иммиграционное ведомство США заявку на разрешение посетить Финляндию в августе. А разрешение получили только в начале ноября. Через две недели пришло приглашение на Президентский бал.

Теперь представьте себе, на что это похоже. Две тысячи финнов, причем не обязательно самых важных, набились в президентский дворец. В этом здании когда-то жил русский купец. Это просто большой дом, пусть не дом на одну семью, а дом для семьи с большим количеством обслуги – поваров, горничных и так далее. Ничего грандиозного.

вернуться

12.

Ирландский национальный праздник. – Прим. пер.

вернуться

13.

Мексиканский национальный праздник. – Прим. пер.

вернуться

14.

Гравлакс – популярное в Финляндии и Скандинавии рыбное блюдо. – Прим. пер.