Капитан «Летающей Ведьмы» - Лысак Сергей Васильевич. Страница 3

Ей уже отказывать вроде неудобно, отвела меня в сторонку и говорит: дескать, Михалыч, мне при ребятах объяснять неудобно, понимаешь, у меня женские неприятности начались, и чувствую я себя не очень. Ну, для баб это дело святое. Никто спорить и не стал. Да только я-то сразу понял, что хитрит девка. Плевать она хотела на эти «неприятности». Она с ними в рейд вылетала и ничего, а тут всего-то за столом посидеть.

Однако виду не подал. И получилось так, что где-то через пару часов понадобилось мне с ней какой-то вопрос обсудить по поводу машины. Пилот с инженер-механиком ведь всегда в тандеме работают. Не хотел тревожить девку, а пришлось. Вызвал ее по коммуникатору, а коммуникатор отключен! Ну, думаю, что-то случилось. В жизни такого не было, чтобы она его отключала. Подхожу к ее каюте, стучу – тишина.

Захожу и вижу странную картину. На переборке иконка небольшая висит, под ней лампадка горит, а на столе бутылка водки и стакан с водкой, куском хлеба накрытый.

И стоит наша Ведьма перед столом со стаканом в руке при полном параде. Вы ведь ее знаете, какая она щеголиха, к мундиру у нее какое-то трепетное отношение. А тут саму себя превзошла: парадный мундир с орденами, туфельки надраены, чулочки натянуты и держит пилотку в левой руке на согнутом локте, а в правой стакан с водкой.

Я такое только в фильмах про старину видел. И вот стоит она при всем своем парадном великолепии и… плачет.

– Плачет?! – ахнули сразу несколько голосов. Это было из ряда вон. Никто никогда не видел слез командира.

– Да, плачет. А что вы хотите? Баба все-таки. Это она на людях кремень, а когда одна, видать слезам волю дает. Но плачет как-то странно, не как бабы обычно плачут – с истерикой, воем и всхлипываниями. Стоит молча, неподвижно, лицо каменное, а по щекам слезы катятся. Как будто изо всех сил сдерживается, а сдержаться не может. Не захотел я тревожить девку. Собрался было тихонько повернуться и уйти, да она меня заметила. Подняла на меня свои зеленые глазищи, и тут, мужики, мне плохо стало. Какой-то животный ужас меня охватил, никогда в жизни так не боялся. Смотрит на меня, будто удав на кролика. Лицо напряженное, а в глазах прямо какой-то огонь горит.

Хочу крикнуть, а не могу – крик в горле застрял. Хочу убежать, а не получается. Ноги как будто приросли к палубе. И впрямь – ведьма! Но так недолго продолжалось. Опять у нее выражение лица прежним сделалось, и меня отпустило. Я у нее спрашиваю: «Оленька, что случилось?»

А она достала второй стакан, налила водки, подает мне и говорит: «Дела давно минувших дней, Михалыч… Выпей со мной, раз пришел». Никогда раньше не видел, чтобы она водку пила! И так у нее один день в году. Когда они с Настей жить начали, та ведь о ее причудах не знала. А тут прибегает ко мне вся в ужасе. Михалыч, говорит, что-то с Ольгой случилось! Прихожу домой, а она сидит за столом в парадном мундире, на столе стакан водки, накрытый хлебом, и какая-то фотография старая. Вернее, не фотография, а ее репродукция на пластиковой карточке. Смотрит она на эту фотографию и плачет. Настя тут же засуетилась, стала ей успокоительные таблетки предлагать, а она все таблетки отодвинула и говорит: «Не поможет это, Настенька. Не отпускает меня прошлое». Настя ту фотографию как следует рассмотрела. Изображена на ней старинная субмарина, одна из первых, как только они появились. На палубе, судя по мундирам, четверо офицеров стоят и человек пятнадцать матросов. А внизу надпись еще старинной орфографией: «Подводная лодка «Барс». 1916 г.». Получается, что фотографии этой более четырехсот лет. Мы с Настей по сети порылись, массу информации перевернули и все-таки нашли. Была такая субмарина «Барс» в составе Российского флота на Балтийском море. В Европе тогда война шла, все европейские страны сцепились.

И вот как-то раз вышла эта субмарина в море на боевое патрулирование и исчезла бесследно. Скорее всего, погибла со всем экипажем. И было это в 1916 году. Ведьма даже Насте так больше ничего и не сказала. Видать, как-то связана она с теми давними событиями. Может, кто-то из ее предков погиб на той субмарине, и у них в роду было принято погибших поминать? Никто не знает…

– Ишь, обормоты, задница моя им понравилась! Фигурка, попка-персик… Ну смотрите, мне не жалко… Та-а-к… А теперь опять мою ориентацию обсуждают. И не надоело?

Ольга усмехнулась, направляясь к выходу из трюма. Ее чуткий слух улавливал самые незначительные звуки, недоступные слуху обычного человека. Пройдя через шлюз и оказавшись на борту «Персея», она отправилась в свою каюту, размышляя об услышанном…

Все окружающие считают ее лесбиянкой. Хотя ведь, формально, они правы. Чем еще можно объяснить ее поведение? А может, все-таки надо было пересилить себя, выйти замуж и жить «как все»? Потому только, что так «положено»? Ну и что это была бы за жизнь? Каждый день ломать себя, насилуя собственное «Я»? Нет! Ни за что! – в который раз говорила она себе. И тогда бы они никогда не встретились с Настей… Кто бы мог подумать – в огне войны… Каждый рейд может стать для нее последним…

Но это ее работа, которую она умеет делать, и к тому же неплохо. Учителя были хорошие… Что тогда, что сейчас… Боишься ли ты смерти, Ольга? Сложный вопрос. Ее не боятся только дураки и дети, поскольку они не знают, что это такое. Сколько раз костлявая была рядом с тобой, сколько раз вы смотрели друг другу в глаза. Один раз она все-таки настигла тебя… Но ты и тут сумела перехитрить ее, «смертью смерть поправ», как сказано в Писании…

Войдя в свою каюту, Ольга по привычке глянула в зеркало. На нее смотрела стройная черноволосая женщина с зелеными глазами, облаченная во флотский мундир. Она всегда следила за своей внешностью, независимо от того, где находилась и была ли на ней в этот момент военная форма или гражданская одежда. Женщина должна всегда оставаться женщиной – это была ее крылатая фраза.

Подойдя к рундуку, достала пакет с заранее приготовленными вещами. Этот вопрос они специально обсуждали с адмиралом и их «инквизитором» – начальником службы безопасности полковником Детмерсом. Оба идею одобрили. На выполнение задания она полетит в гражданской одежде. Если ее машина будет сбита и придется совершить посадку на вражеской территории, то в гражданской одежде будет проще скрыться. Хоть это и противоречит какой-то конвенции, но кто сейчас соблюдает эти условности…

Всяческие конвенции вообще принимаются людьми, далекими от войны. Детмерс по своим каналам раздобыл специально для нее импортные вещи, где абсолютно все, вплоть до трусиков, лифчика и колготок было изготовлено далеко за пределами Федерации.

Ничто не должно свидетельствовать о ее принадлежности к Федерации вообще и к Военно-Космическому Флоту в частности. Пора переодеваться. Сбросив с себя все до последней нитки и убирая форму в рундук, Ольга опять взглянула в зеркало.

– Да-а… Все-таки красивая ты баба. Недаром мужики западают…

Тренированное, слегка загорелое тело. Как-то раз, когда они, уставшие после бурных ласк, лежали обнявшись и отдыхали, Настя спросила: «Оленька, извини меня, конечно, за любопытство… Но неужели ты и впрямь с мужиками никогда не пробовала?» Ольга ответила честно: «Не могу, Настенька. Сколько раз пыталась себя пересилить, убедить, что это совершенно нормально и естественно. Но… не могу. Просто с души воротит».

Решив пока не одеваться, Ольга подошла к койке и нырнула под одеяло. Пилоту перед полетом положен отдых. Хоть заснуть все равно не удастся, отдохнуть все-таки надо. Вскоре она должна занять место в кабине своей «Ведьмы». Почему же, однако, так тоскливо на душе? Гложет предчувствие беды.

– Думай лучше о выполнении задания! – сказала она сама себе. Но разные мысли лезли в голову…

Глава 2

Лампочка аварийного освещения уже еле-еле светилась. Заряд аккумуляторов подходил к концу. Старший офицер подводной лодки «Барс» лейтенант Верещагин сидел на ящике с инструментами возле кормового торпедного аппарата и стучал молотком в железный борт субмарины. «Барс» лежал на глубине около сорока метров на дне Балтийского моря. Лейтенант был единственным в кормовом торпедном отсеке, кто остался более-менее цел после того, как страшный удар подбросил субмарину и она, погрузив нос, стала с большим дифферентом проваливаться на глубину.