Бог и наркотики (СИ) - "Торговец деревом". Страница 61

- Мяу, - не унимается животное, а я в этот момент, единственный раз настолько рад, что кошатина не затыкается, ведь благодаря этому, Гир начинает какое-то движение.

Наконец его взгляд встречается с рыжим комком, что уселся прямо напротив: его пушистые голова и передние лапы выглядывают из-за шкафа.

- К-с-с, - зовет он один раз, заставляя бледные губы растянуться на лице.

Дважды просить животное, как это приходилось делать мне, не потребовалось: оно вдруг с бешенной скоростью сорвалось с места и, в буквальном смысле этого слова, бросилось на Гира. Парень от неожиданности, отшатнулся в сторону, закрывая лицо руками, но нападения не последовало. Остановившись в сантиметре от его согнутых колен, кошка выгнулась на четырех лапах и зашипела.

- А, ну, съебись, - вдруг так громко рявкнул Гир, что не только кошка, да и я сам вздрогнул.

Пронаблюдав за тем, как в противоположном от нас направлении, удаляется рыжая точка, я перевел взгляд на парня, осторожно начиная:

- Слышишь меня? – говорю ту же фразу, что и тысячный раз говорил до этого.

- С чего я должен тебя не слышать? – агрессия, выливающаяся бурным потоком из его тела, заставляет меня поежиться: я уже привык к молчаливому телу за все это время.

- Я просто проверил, - уверяю его я, сам же буквально сгорая от желания наброситься на него с вопросами.

Поднимаюсь с пола, смотря на него сверху вниз, жду, когда на меня обратят внимание, но никаких действий не следует. Я чувствую себя фоном, когда Гир начинает крутить головой в разные стороны, оглядывая помещение. Подозрительно щурится, а затем, что-то бубня себе под нос, говорит уже громче:

- Кресла… Нет на месте, - ведет взглядом по полу. – Ковер… Не тот, - смотрит на стыки стен и пола, затем пробегается все выше. – Разве обои были такими?

- Ты не в своей квартире, это моя комната, - пытаюсь развеять его сомнения, но он, словно не слышит меня. Осторожно опирается на одну руку и встает, ковыляя неумелой походкой, опираясь о какие-либо вертикально стоящие предметы, замирает уже в прихожей, продолжая рассматривать помещение. Я лишь следую за ним, оставаясь в этот момент фоном. Пусть лучше так, чем он снова замолчит.

- Шкафчики? Отсутствуют. Даже, если бы они были, стена здесь смежная, остались бы следы… - что-то бубнит себе под нос про отцовские инструменты, про какие-то банки с огурцами и помидорами, про палку, которая вечно отваливается, а затем вдруг дергается и направляется в другую сторону, во вторую комнату. – Все на месте, так же, как и было… Ну, да, - бьет себя по лбу, тут же морщась. – Я ведь и раньше здесь… был, - разворачивается ко мне, впиваясь взглядом в мое лицо. Сам не понимаю того как, - цепенею на месте. Разве такое возможно, что обыкновенный взгляд, может заставить человека стать статуей? Не могу пошевелиться. В его глазах проскальзывает такая паника, что ему едва удается ее скрыть. В голову лезет один вопрос: «Напускная ли это жестокость, дерзость в поведении или же очередное последствие?» Пытаюсь вспомнить сотый совет врача. Он, кажется, что-то говорил про агрессию, но что?

Упуская из виду Гира, даже не замечаю, когда его тело сползает по стене вниз, а он, обхватив руками свои колени, утыкается в них носом.

- Что за… Этого ведь не может быть…

- Эй, - наклоняюсь к нему, опуская руку на плечо: опять дрожит. – Сейчас же все в порядке, потерпи немного, и все вернется в прежнюю колею.

- Ты же знаешь, что не вернется, не нужно меня травить ложными надеждами, - тихо произносит он. – Я реалист и не пичкаю себя фальшью, - хочется возразить ему: ведь именно этот придурок за последний месяц спустил свою жизнь на эту фальшь, но молчу, просто продолжаю слушать его тихие истязания собственного мозга. – Как же это чертово собеседование…

- О чем ты?

Отрицательно качает головой.

- Ни о чем, - замолкает. Долгое время вот так вот сидим в прихожей, не смея сдвинуться с места ни на миллиметр.

Лекарство скоро должно подействовать и он ненадолго уснет.

- Расскажи мне все, пожалуйста, - его голос разрушает уже привычную тишину в квартире. Поднимаю взгляд на него, наблюдаю за этими тусклыми серо-голубыми глазами, за тем, как он сжимает губы, кусая их до белеющей кожи. Оголившиеся ключицы, обтянутые бледной кожей. Руки, даже отсюда, не касаясь, чувствую их холод.

- Что ты хочешь услышать? – пытаюсь навести его на самый важный вопрос, но он вдруг срывается в истерике.

- Все… Я должен знать все. Все, что случилось. Что стало с моей чертовой жизнью, пока я был с то… Пока я был там, за пределами действительности, - уже сиплым голосом договаривает он, шмыгая носом так сильно, что мне начинает казаться, что он вот-вот разревется. Но кожа на его лице остается сухой.

- Прости, но я не могу тебе ничего рассказать. По крайней мере сейчас. Твой организм еще слишком слаб, чтобы ты мог выслушать все. Гир, - зову его. – Ты обязательно обо всем узнаешь, но не так быстро, как тебе этого хочется, - сдержанно кивает, а затем продолжает уже сам:

- Ответь хотя бы на один вопрос… - поднимает на меня взгляд, давя на жалость. И это действительно так. Я уже проникся к этому чувству. – Всего один…

- Ладно, - наконец, сдаюсь я. – Слушаю. Всего один.

- Тогда, в комнате Клеменса… Ведь это был ты? – с его губ срывается вопрос, а взгляд упирается в меня с новой силой: он смотрит с такой нескрываемой надеждой.

- Да.

- Ты оставил меня там? – будто бы все поняв, опускает он голову, мне не показалось, это было сожаление. Но о чем он жалел?

- Да.

***

Едкий запах ударяет в нос сразу же. Я едва успел открыть дверь в помещение. Взгляд тут же находит причину, ради которой я пришёл сюда. Она сидит у стены, вжимаясь в нее с такой силой, что, кажется, бетон вот-вот раскрошится прямо у меня на глазах. Пустые, совершенно ничего не выражающие глаза, бледное лицо, обрамленное черными, вымазанными в грязи, патлами. Рваная и грязная одежда, от нее наверняка несет не меньше, чем от самого помещения. Но проверить я ни рискнул…

- Какая мерзость, - с губ сам собой срывается стон отвращения. Морщусь, стараясь делать вдохи как можно реже.

Он осторожно поднимает голову, а я сталкиваюсь с его взглядом лицом к лицу. Хочется как можно быстрее уйти отсюда. Ретироваться, словно с тыла врага. Такое мерзкое чувство я испытываю первый раз в жизни.

Но почему-то после всего увиденного мне его даже жаль…

- Ты опустился на самое дно, - утверждаю этот факт с такой скоростью, что сам какое-то время обдумываю сказанную самим собой фразу.

Кривится. Ему неприятно, и этого не скрыть никакими эмоциями, но я, как вижу, он не сильно и старается.

- Я и был на самом дне, - вздрагивают его губы, а затем и все тело. Взгляд становится шире, он, наконец, понимает, что сказал и словно в опровержение, почти задыхаясь, срывается на крик: - Во всем виноват только ты. По твоей милости я пришел в это мерзкое место… Это ты…

Больше я не слушаю его. Кажется, сам ловлю себя на мысли, что заходя сюда, хотел услышать нечто другое, возможно, если бы он попросил о помощи, я бы предоставил ее ему, но то, что происходит сейчас…

Боковое зрение касается застывшей в дверях фигуры. Поворачиваю голову и натыкаюсь на довольное лицо Тиса, парень ничуть не скрывает своей улыбки.

- Уходи, - говорит он ровным, лишенным какой-либо тональности, голосом. – Ты ему не нужен.

- Я знаю.

***

- Спасибо за честность, - шепчет он, вновь вооружаясь пустым взглядом. – Так даже стало гораздо легче.

- Эй, - поднимаюсь с пола. – Вставай, оттого, что ты будешь здесь сидеть, ничто не измениться. Лучше будет для тебя, если ты вернешься в постель… - без какого-либо сопротивления, он встает на ноги.

- Может, и так.

Нагоняю его за два шага, подхватывая за плечо: не нравится мне его неуверенная походка.