Попытка говорить 1. Человек дороги - Нейтак Анатолий Михайлович. Страница 17
- Кто ты?
- В Пестроте я известен как Рин Бродяга. Обращаясь ко мне, Владислава иногда называет меня ваишет… а я не возражаю. Мне по-прежнему называть тебя (уничижительный термин), или ты всё-таки соизволишь представиться?
По недомыслию я наверняка нарушил не одно и не два правила этикета хилла. По меркам людей я уж точно вёл себя по-хамски и не собирался этого скрывать.
"Ну и что? Он первый начал!"
Как вздохнула бы моя матушка, детство в жопе заиграло.
- Это… – хилла пронзил Ладу взглядом, – Он не солгал?
- Нет.
Вот так-то. Стоило разбить всего-то пару сервизов, как хилла – оба – начали изъясняться на своём родном языке просто и вполне понятно.
- Я… требую… отказа от… такоговаилор!
- Нет.
- Ты слышишь меня. Я требую!
Хилла гордо выпрямился, узоры на его одеянии застыли в одном положении, наверняка полном смыслов, надёжно скрытых от непосвящённых.
Чак!
Воздух между двумя хилла вспорола громадная искра, которую вполне можно было назвать маленькой молнией. Почти боевое заклятье – но всё же не боевое, скорее, демонстрационное. Как взмах клинка, разрубающий воздух меж двух спорщиков. Грозное предостережение.
"Да, на этот раз искра-молния никого не задела. Но в следующий раз…"
И хилла, и я поневоле повернулись к тому, кто сотворил заклятье. К выделившемуся из фона, ставшему из статиста – фигурой. Не знаю, что увидели хилла, а вот передо мной предстал высокий и крепкий (ощутимо повыше и покрепче меня) голубоглазый маг. Глаза далеко не всегда становятся главным во внешности незнакомца при первой встрече, не всегда притягивают ищущее зацепок внимание – но этот, повелевающий молниями, не прятал взгляда. Зрачки его в полутьме зала были почему-то сужены, и радужки, в которых тонули их чёрные точки, почти светились.
В Силе незнакомец мне слегка уступал, но драться с ним я бы не стал ни под каким видом. Ибо, с привычной небрежностью закинутый голубоглазым на левое плечо, в его руке покорно лежал примечательный артефакт, имеющий форму двуручного меча. А в том мече-накопителе содержался запас свёрнутой Силы, превосходящей мою собственную раз этак… ну, во много раз. Опять-таки трудно сказать точно при беглой оценке: я всё же не специалист-артефактор.
Короче, перед нами стоял боевой маг, нимало не скрывающий, что он – именно боевой маг.
- Если я правильно понимаю суть спора, – обратился ко мне голубоглазый, убедившись, что его очень внимательно слушают, – эта девушка является вашей спутницей?
- Верно, – отвечаю.
- Вы ни к чему её не принуждали, это был её собственный выбор?
- И это верно.
- А вот этот почтенный представитель своего вида, – кивок в сторону заказчика, – является родственником девушки? И не хочет, чтобы она находилась рядом с вами?
- Да. Не хочет. Причём довольно активно, как вы сами видели.
- Ну, раз так, пусть уматывает отсюда. Да побыстрее. Потому что я довольно активно не люблю таких, которые плюют на чужой выбор. Слышал, родственник? Мотай! Живо!
На кончике указательного пальца голубоглазого, вытянутого в сторону Гонца, заплясала стремительно удлиняющаяся искра.
- Объединённые (непонятный термин, касающийся права рекомендовать и решать) будут разочарованы. – Сказал, развернувшись к Ладе, Гонец, – Очень сильно.
- Меня, – парировала она, – это интересует очень слабо.
Заказчик развернулся и удалился, успешно делая вид, что не замечает ни голубоглазого, ни меня. Узоры его одеяния корчились, складываясь в фигуры, не имеющие для меня смысла.
Ламуо, конечно, работает и с визуально представленными языками: текстами, символами, иероглифами, пиктограммами, формулами и прочим подобным, – но для меня, недоучки, этот аспект искусства слишком часто буксует.
А жаль. Будь иначе, многодневные сидения над пыльными гримуарами из старых библиотек приносили бы мне куда больше пользы.
- Обычно я предпочитаю урегулировать свои конфликты самостоятельно, – обратился я к голубоглазому. – Но всё же я благодарен вам за своевременное вмешательство.
- Пустяки. Нисколько не кривил душой, когда говорил, что не люблю таких, как этот тип.
- Могу я узнать ваше имя?
- Оставь эти церемонии, парень. Зови меня Айс.
- Хм. На одном из языков, который я ещё не полностью забыл, "айс" означает "лёд".
Голубоглазый усмехнулся, но как-то невесело.
- А на другом языке, который я всё никак не могу забыть, – сказал он, – это означает "быстрый". Ещё меня нередко зовут Айс Молния. И говорят, что я слишком часто спешу даже там, где следовало бы помедлить.
- Брось, Айс. Я ведь сказал, что скорее благодарен, чем недоволен твоей… поспешностью. Присаживайся и угощайся.
- Хороший наёмник от дармовщинки не откажется.
"Именно на это я и рассчитываю, дружок…"
Айс выглядел парнем бывалым, а знакомство с бывалым наёмником в моём положении никак не назвать роскошью. Помимо истории с хилла (у которой ещё явно будет продолжение, да только какое?), на мне висели непонятки, связанные с те-арром Сейвелом и… кого там он поминал? Колмейо? Да, именно так. Местные политические расклады и общеизвестные интриги, в которые я по нечаянности мог влипнуть (скорее, уже влип – вспомни фибулу!), Айс мог раскрыть передо мной с достаточно высокой полнотой.
Конечно, требовать информацию задаром – не bon ton. Однако мне найдётся, чем отдать такой долг, не сходя с места. А уж если удастся повернуть дело к обмену секретами магии…
В общем, полезное знакомство.
- Не хотите ли прогуляться? – спросил Айс, когда тарелки и миски опустели. – В Эббалке есть на что посмотреть!
- Советами знающих не пренебрегают. Прогуляемся. Лада?
- Рин?
- Ты пойдёшь с нами?
- Да, конечно!
И Айс показал нам город. Я пересказывал Ладе пространные монологи голубоглазого мага, иногда задавая тому уточняющие вопросы. Но не город волновал меня по-настоящему, а сам Айс.
Что – город? Я видел их, без преувеличения, сотни. Города Пестроты сливались в моей памяти в некий смутный неконкретный образ, и этому смешению нимало не мешал тот факт, вроде бы начисто отрицающий неопределённость, что после долгой прогулки по Эббалку я бы мог быстро и безошибочно выйти к любой из точек нашего маршрута извилистыми закоулками, словно родился именно здесь и годами здесь жил.
Но память человека – структура сложная, до конца не постижимая. Помимо рациональной реконструктивной памяти, в которой я мог бы воссоздать подробный план Эббалка, есть более глубокие слои памяти, наведываться куда меня научили друиды. И вот там, в полной скрытого движения полутьме, не было Эббалка, и Зубца не было, и не было того Города, в котором я действительно родился и жил…
(Тот Город… асфальтированные, нездешне широкие и прямые улицы, по которым днём и ночью мчатся металлические големы, сотворённые не магией, а заботливым рукотворным богом по имени Промышленное Производство… камень, сталь и стекло; витрины и рекламные щиты, сияющие от благодати бога по имени Электричество. Муравьиная суета людей, таких одинаковых, что не помогают ни краска для волос, ни пирсинг, ни малиновые пиджаки, ни чехол для гитары за плечами, ни даже раскрытая книга в руках длинноволосого парня, переходящего улицу вдали от светофоров по диагонали… Поймавшая небо сеть не живых и не мёртвых проводов, значки и окна рабочего стола, виртуальные армии, виртуальные знакомства, виртуальные драки, виртуальные сны, виртуальные деньги… растворимый кофе в три пополуночи, переезды и перелёты, каникулы и стриженые под ноль тополя, школьные звонки и сирены учебной тревоги… эх!)
…там, в моей мистической, а не магической глубине существовал лишь единый Город, дробящийся, как отражение в неспокойной воде, но притом нерасчленимый. Город такой же мистический, как породившая его методом отражения глубина, разом и больший, и меньший, чем я – особым образом структурированное пространство, плод ума и рук разумных существ, их дитя и их родитель. Причём в тайной сердцевине души Айса, похоже, жил Город, похожий на мой. Или просто такой же – это как посмотреть.