Попытка говорить 1. Человек дороги - Нейтак Анатолий Михайлович. Страница 25

Подземелья, где я находился, строители отделали камнем с мощной природной аурой, рассеивающей и искажающей течения Сил. (Именно поэтому мне пришлось нырять так глубоко, чтобы сориентироваться: до пятой вуали включительно я видел сквозь стены не дальше, чем на локоть-полтора). Но глушить весь магический спектр без разбора камень не мог: по своей природе он являлся не самым плохим проводником энергий земли. Обычно я предпочитаю черпать у воды и воздуха, но это отнюдь не делает меня беспомощным в царстве холодного камня. Вот только когда я частично восполнил затраченную Силу за счёт магических токов верхних вуалей, желудок весьма настойчиво напомнил мне, что тармешевое пюре уже переварилось. Причём давно. И не буду ли я любезен ублажить голодающий и иссыхающий организм чем-нибудь посущественнее? Желательно, белковым.

- Буду, буду, – буркнул я, ухмыльнувшись сам себе.

И двинулся в сторону ближайшей кухни.

Дверь моей камеры оставалась заперта снаружи, но никаких заклятий, даже простейших сторожевых, на ней не лежало. Я мог открыть её доброй дюжиной простых способов, уж не говоря про способы сложные. Вместо этого я предпочёл вообще не касаться двери. Просто на пару секунд нырнул на верхнюю грань Мрака, прошёл мимо двери (или, если угодно, сквозь неё) и снова вернулся на Середину уже в коридоре.

Добраться до конца загибающегося длинной дугой коридора. По лестнице вниз, на четвёртый ярус, где расположен маленький подземный зал-перекрёсток. Оттуда по второму слева переходу – прямо, прямо, прямо. Переход медленно загибался вверх, так что я, следуя по нему, поднимался к поверхности. Преодолев на выходе массивную решётку тем же способом, которым миновал дверь камеры, я оказался в винном погребе. А уж из него попасть на кухню было проще простого. Суетящиеся слуги, начавшие то и дело попадаться у меня на пути, моей персоной нимало не интересовались, хотя один из них, рыжеватый в мелкую конопушку тип с обманчиво простецкой мордой, почему-то мне подмигнул. Почему-то? А, я ж со стороны винного погреба иду… я подмигнул конопатому в ответ и пошёл дальше.

Добыть на кухне съестное и то, чем его запивают, труда не составило. Моя ряса сильно отличалась от одежды слуг, но вместе с тем превращала меня в глазах окружающих в невидимку. Я даже насторожился. Здесь ведь всё-таки не монастырь, чтобы рясы были одеянием обыденным. Что-то тут не так… но вопросы – вопросами, а обед по расписанию. Я вгрызся в добытый мною ещё тёплый хлеб и заработал челюстями.

Через пять минут моё недоумение по поводу формы одежды рассеялось. На кухню забежал какой-то тип, примечательный тем, что при юном возрасте – лет двадцать пять, не больше – уже обзавёлся широкими залысинами. Ещё тип был примечателен тем, что его одежда не отличалась от моей. Ну, разве что ткань была не столь грубой. Суетящийся на кухне народ смотрел мимо него точно так же, как мимо меня. Цапнув со стойки широкий поднос, рясофор быстренько нагрузил на него мисок с едой и кувшинов с питьём – и того, и другого в нехилых количествах. Тихонько ухнув, он приподнял получившийся груз и потащил его в том же направлении, откуда явился. Мне стало любопытно, и я, цапнув в дополнение к хлебу аппетитно пахнущую колбаску, последовал за ним. Так как нагруженный рясофор не торопился, я нагнал его без малейшего труда и снял с подноса пару особо увесистых кувшинов.

- Спасибо… брат… – пропыхтел он.

- Да не за что. Ты сейчас куда?

- В библиотеку. Старший брат Пиллен послал, вот и это… исполняю.

- А-а-а… – сочувствие моё было совершенно искренним. – Часто гоняет?

- Ну! – ожесточённо фыркнул рясофор. – Я ж чистый фиррас: юн, крепок и глуп – как такого не гонять? Опять же, как слепой шрифт разобрать – брат Комо, поди сюда! Как над черновыми расчётами корячиться – брат Комо, ты нам нужен! Уф! А как результаты набело переписывать и свою подпись ставить, так я сразу лишний! Тьфу!

Я аж умилился, слушая, как пыхтящий на лестнице рясофор живописует собственные муки и эгоизм своих старших коллег. Ах, люди, люди! Что дома, что здесь, в Пестроте – вот тебе яйцо в фас, а вот в профиль, узнаёшь? На родине всё это обставлялось чуток поизящнее, проявляясь в том, чья фамилия будет стоять в заголовке первой, чья третьей, а чья вообще не будет упомянута, даже в примечаниях на триста лохматой странице. Но суть испокон веку одна. Труд интеллектуальный уже потому является трудом, что его результаты могут быть присвоены не хуже прочих.

Вот и брат Комо, принадлежащий наряду со старшим братом Пилленом и другими братьями к славной когорте умников из Гильдии Хронистов, по договору с таррами Черноречья обслуживающей библиотеки и общие архивы аристократического семейства, если верить словам рясофора, сутки напролёт вкалывал за семерых, как цуцик. Но вместо заслуженных наград получал лишь плюхи в трёхкратном размере.

Впору посочувствовать, если бы я понимал не хуже Видящего: этот вот притесняемый, эксплуатируемый и шпыняемый, в свой черёд добравшись до высоких чинов, сам с удовольствием примется притеснять, эксплуатировать и шпынять пришедший ему на смену молодняк. Аргументация тоже новизной не блещет. "Мы страдали, теперь их очередь"…

Круговорот дерьма в природе, никуда не денешься.

Делать в общем архиве мне было нечего. Сидеть над сведением хронологических таблиц и вычерчиванием генеалогических деревьев я не собирался, отвечать на вопросы старших братьев бедняжки Комо в мои намерения тоже не входило. Поэтому перед дверьми, ведущими в библиотеку, я ловко водрузил взятые было кувшины обратно на поднос и двинулся своей дорогой.

Моей целью были расположенные не так уж далеко личные покои те-арра Сейвела. Как я знал благодаря погружению в Глубину, мой (тьфу!) господин находился дома и работал с бумагами.

Однако добраться до Сейвела я не успел. Из бокового прохода, как чёртик из табакерки, выскочил уже знакомый мне тип, Беркут. И ласково поинтересовался:

- Ты куда собрался, Капрал?

- Спросить у те-арра, чем я могу ему послужить.

- Ну, считай, что он тебе отвечает – моими устами. Иди за мной.

"А всё ж таки интересно: кто и как за мной следил? Да ещё настолько ловко и незаметно…

Неужто действительно Видящего припрягли? Да нет, много чести. Наверняка обошлись магией. Чего проще: взять образец крови да сделать амулет-индикатор даже я смогу".

Следуя по пятам за Беркутом, я оказался на тренировочном плацу. Было невооружённым взглядом видно, что к обучению бойцов в Черноречье относятся серьёзно до кровавого пота. Не меньше полусотни людей, пятеро снарзов и пара храсту изображала индивидуальную работу вне строя. Чуть дальше младший комсостав гонял молодняк по полосе препятствий, а на вытоптанной до каменной твёрдости площадке то расходились, то с трескучим грохотом сталкивались снова два строя одоспешенных солдат. По команде инструктора взлетали и впивались в мишени стрелы. Ещё дальше, за стеной магического полога, не пропускавшей звуки, что-то посвёркивало.

Туда-то мы и направились.

…я тут недавно поминал способности боевых целителей. Так вот: субъект, к которому меня привёл Беркут и носивший, как следовало из их диалога, прозвище Кремень, был таким боевым целителем, что хоть сразу в землю зарывайся. Ростом он мало уступал здоровякам-храсту, плечи его были шире моих – без преувеличений! – вдвое. За вычетом напоминающих семейники шортов, одежды эта живая гора не носила вовсе, и потому можно было вдоволь налюбоваться на покрывающие тело Кремня щитки наращённой брони и узор отливающих сталью чешуй, надёжно защищающих то, чего не прикрывала броня. Обувью Кремень тоже пренебрегал. А ступал ловко, беззвучно, словно перетекая из одного положения тела в другое, создавая впечатление попросту жуткое. Как воплощённый демон.

Пульсирующей в нём эшихватило бы на два десятка тренированных бойцов – но вряд ли нашёлся бы сумасшедший вампир, который решился бы разинуть свои клыки на это богатство.

Во всяком случае, если бы я был вынужден атаковать Кремня, я бы забыл про Двойника и до последнего гвоздил живую гору дальнобойной магией, отчаянно надеясь, что моя способность наносить ему ущерб хотя бы немного перекрывает его способности к регенерации. Но вряд ли, вряд ли. Успешно морфировать в ТАКОЕ человек может не раньше, чем на второй сотне лет весьма интенсивного обучения. Так что я рядом с ним – щенок.