Русская фантастика – 2016 (сборник) - Колесник Светлана. Страница 31

Только не снова. Он ненавидит базу на поверхности. Скорее бы из нее выбраться.

Он подъезжает к двери, с минуту бьется над замком – в аварийном режиме обычные коды не действуют. Створки разъезжаются; коридор за ними полыхает алыми огнями, пустой в оба конца. На полу у бокового шлюза темнеет распластанное тело. Костюм, понимает Койпер, приблизившись. Пустой спецкостюм для перевозки, в разорванном брюхе которого искрит встроенный парализатор.

Койпер не сразу замечает, что рядом кто-то стоит.

Макс смотрит на него сверху вниз из-за спутанных черных прядей волос. Жилка в вороте майки часто бьется, на животе темнеет обожженное пятно, с кулаков капает кровь. Он вытягивает руку, и лба Койпера касаются отчего-то мокрые пальцы.

По переносице стекает капля, оставляя холодный след.

Сердце так колотится, что у Койпера закладывает уши. Да, он много раз жаловался на свою инвалидность, но теперь умирать совсем не хочется. Ему вдруг становится дорого и громоздкое кресло, и станционные коридоры-близнецы, и мерзкая, переработанная моча в качестве воды. Он на все согласен, на все, что угодно, только бы жить.

Топочет охрана, выстрел щелкает по стене, и Макс в три прыжка уносится прочь, к ангарам и зоне вылета.

Койпер глядит на шприц в своей руке, отбрасывает его и накрывает лицо ладонью. Пустой пластиковый цилиндр катится по световым панелям пола, подталкиваемый ботинками солдат.

99,9%

Макс выходит из лифта, поправляет шлем с чужим номером регистрации. На нижнем уровне базы голоса бормочут громче, и теперь ему хочется, чтобы они наконец заткнулись и дали сосредоточиться на деле.

Тускло светят линии освещения. Макс ведет по ним пальцами, шуршит тяжелым ящиком, который он волочит за собой. У него есть пара десятков минут до того, как его обнаружит охранная система, и шлюзы между уровнями будут заблокированы.

Пока же все тихо. Его ищут в других местах.

Макс прикладывает карту, вместе со шлемом позаимствованную в закутке знакомого ремонтника, и ступает в сумрак энергоблока под гелиоэлектростанцией. Ряды накопителей гудят, и Макс чувствует, как статическое электричество потрескивает на коже. Он затаскивает ящик через порог, отрывает крышку. Под ней рядами гнездятся шашки взрывчатки, каждая в своей ячейке. Макс крепит их вдоль стен, одну за другой. Давит на кругляш, ждет, когда тот мигнет индикатором, и шагает к следующему шкафу накопителя.

Ревет сигнал тревоги. Макс торопится на выход, но проклятые ноги вдруг заплетаются, перестают слушаться. Он со злым криком спотыкается и еле успевает поймать себя, привалившись к стене. Центральное освещение сменяется припадочным аварийным, подъемник не отвечает. Остается лестница, проход на которую неторопливо затягивает прозрачный щит.

Макс ковыляет к ней. Успевает тронуть полосатый экран блокировки и протискивается в последний момент, обдирая грудь об острый край. В какой-то миг линии освещения перед его глазами расплываются, и он трясет головой. Тело слабеет, веки тяжелеют, наливаются, как сливы, но останавливаться рано. Еще десять пролетов наверх, к шлюзу следующего уровня.

Сосем немного.

На полпути его выворачивает, слюна и желчь текут по подбородку. Макс утирается, смотрит на припухшее от укола предплечье. Лезет выше.

Еще рано останавливаться.

Но остановиться приходится – на верхней площадке, под дулами нейтрализаторов. За спинами военных толпятся работники базы в защитных костюмах. Конечно, – Макс обессиленно приваливается к стене и поднимает руки, – стоило догадаться, что его давно засекли и ждут.

Взрыв сотрясает уровни, и он падает на дрожащий пол. Ступени позади обваливаются. Слышен далекий шум, словно из прорванной плотины.

Створки шлюзового щита начинают смыкаться. Кто-то запоздало и приглушенно кричит, стволы нейтрализаторов опускаются. У подъемника на другом конце коридора начинается давка. Шахту заполняет вода, мутная, как голубое молоко. Макс слышит ее плеск. Чувствует движение за своей спиной. Теперь он не один.

Шатаясь, он бросается к экрану аварийной блокировки и вжимает в него ладонь. Бронированные стекла замирают на полпути. Вода толчками втекает через щель на уровень. Она колышется – из глубин прибывает новая волна. Столпившиеся люди смотрят куда-то за спину Макса. Молчат, лишь отблески аварийного света суматошно пляшут по шлемам их костюмов.

Сейчас они поймут, ждет Макс.

Нейтрализаторы отрывисто стрекочут, выбивают из него дух. Пальцы соскальзывают с экрана блокировки, и щит смыкается. Волна разбивается о бронированное стекло; возвращается, подхватывает, крутит Макса. Знакомые руки обнимают его, тянут на дно, мимо оседающих плит и смазанных огней. Боль от ран утихает.

Становится легко. Повсюду искрится вода.

Макс улыбается и делает глубокий вдох.

100%

Последний «Ной» летит плавно. Спешить ему некуда – сменится три поколения, прежде чем он достигнет пункта назначения. Свет далекого солнца холодно серебрится на кайме иллюминатора; мимо в мертвой пустоте плывет полосатый бок Марса. Сама Земля уже не больше золотой горошины. Теряется во тьме, как детское воспоминание.

Койпер отрывается от вида за стеклом и трет уставшие глаза. На столе ровным светом горит экран панели, рядом посверкивает разбитая пластина подсоединенного к ней блокнота. Блокнот нашелся случайно, – когда Койпер отправлял скудные пожитки Садчих на переработку, – и оказался с весьма интересной начинкой. С письмом от Лу.

В нем она бесконечно прощается, словно боится однажды проснуться, растеряв последние крохи рассудка. Пишет обо всем, что помнила, видела и чувствовала. О какой-то важной миссии, которую ей доверили.

О людях из воды.

На стене в дальнем углу мостика пищит панель связи, ее звук пронзает тишину. «233» – возникает на черном фоне.

Койпер вздрагивает, торопливо озирается и подъезжает ближе. Проверяет цифры еще раз.

– Подтверждаю, – отвечает хрипло. – Ваше местонахождение, пилот?

Связь слаба. Проходит несколько долгих минут, прежде чем на панели загораются координаты. Койпер кивает – будто собеседник может его видеть. Откашливается, устраивает дрожащие пальцы на подлокотнике.

– Как погода на поверхности?

Панель вновь загадочно выдерживает паузу. В ожидании ответа Койпер оборачивается на пустую рубку. Медленно поднимает одну ногу – отрывает от подножки и вытягивает, с судорогой в слабых мышцах. Повторяет то же со второй.

В углу экрана загорается зеленая точка. Выводит расшифрованные слова, и Койпер ставит ноги на место.

«у_нас_полный_штиль», – читает он.

Дмитрий Казаков

Тени бога

27.10

– Правда ли, что на писательский Олимп можно попасть только через постель редактора?

Перед ответом Семен выдержал паузу, скрасив ее понимающей улыбкой.

В этот момент на него было нацелено с полдюжины телекамер, и это только те, которые видел он сам. И через стеклянные глаза смотрела без преувеличения вся страна, раскинувшаяся от Кенигсберга до Владивостока.

– Для прекрасных дам, что лишены таланта и упорства, это единственный путь, – сказал он с тщательно отмеренной дозой иронии. – Но и для мужчин, учитывая особые вкусы некоторых редакторов и продюсеров, не все потеряно.

Мелехов, ведущий вечернего шоу «Кричи громче», усмехнулся и поправил очки.

– Напоминаю, что сегодня у нас в гостях! – затараторил он со скоростью пулемета. – Писатель! Семен Корнейчук! Лауреат международной литературной премии «Овация»! Шорт-листер конкурса «Евровидение»! Автор трех романов и сборника рассказов…

Слушая перечисление собственных регалий, Семен продолжал улыбаться, хотя больше всего ему хотелось провалиться сквозь пол студии. Для профана все звучало громко, но на самом деле мало чего значило: «Овацию» давали всякому автору до тридцати лет, что хоть чего-то стоил, шорт-лист на «Евровидение» от России формировали методом научного тыка, прочие награды вообще не стоили упоминания.