Цена счастья - Шайвли Анджела. Страница 17

Поль у меня не появлялся. Вероятно, он догадывался, что его присутствие у моей постели теперь еще менее желательно, чем когда-либо. Также не показывалась и Дениз. Зато неожиданно быстро за время моей болезни мы сблизились с Фарамоном. Он подолгу задерживался в моей комнате и наведывался так часто, что у его матушки появились определенного характера подозрения. Во всяком случае, она требовала оставлять открытой дверь во время этих визитов. Естественно, «из соображений convenauces [12]...».

— В теперешнем вашем состоянии едва ли кому придет на ум рассматривать вас как предмет своего вожделения, — весело размышлял вслух Фарамон. — Достаточно посмотреть на ваш красный нос, измученные глаза, да и просто на весь этот антураж... К тому же ваша простуда при более близком общении может оказаться еще и заразной.

В теперешнем моем состоянии я была совершенно не расположена к флирту! Да к тому же еще с Фарамоном! Брайан же навещал меня только вместе со своей матерью. Хотя наши с ним отношения к этому времени тоже получили некоторое развитие.

Однажды, почти в полночь, меня разбудил стук в дверь. Затем дверь открылась, и в комнату вошел Брайан.

Я, наверное, ужасно выгляжу! — первое, что пришло мне в голову, как только мне удалось стряхнуть с себя сон и осознать, что, собственно, происходит. Сердце мое бешено колотилось, мозг работал слишком медленно, чтобы трезво оценить создавшуюся ситуацию. Но хотела ли я этой трезвой оценки? Однако Брайан либо не замечал моего смятения, либо слишком напряженно думал о чем-то, вовсе не относящемся к моим ожиданиям. Во всяком случае, он не сделал и шага в моем направлении.

С чего это я так уверилась, что он испытывает ко мне те же чувства, что и я к нему? — подумала я не без раздражения. Впрочем, именно это раздражение и помогло мне взять себя в руки.

— Что случилось, Брайан? Надеюсь, что-то очень серьезное заставило прийти вас сюда в такое время?

— Ради Бога простите, что я так поздно беспокою вас, — начал он, — но мне непременно нужно переговорить с вами с глазу на глаз.

Он помолчал некоторое время, прежде чем продолжить:

— Я поднимался некоторое время тому назад на Северную Башню и собственными глазами видел ручку на внешней стороне двери. Она на месте.

Он смотрел на меня при этом так серьезно, что я прямо-таки взорвалась:

— Так спросили бы о ручке Фарамона! Он-то уж во всяком случае точно знает, что ручки там не было.

Смуглое лицо Брайана легко покраснело, как если бы его застали за чем-то неблаговидным.

— Я вижу, мне действительно не стоило приходить сюда, но, Леонора, я сделал это, потому что беспокоюсь о вас. И это время мне кажется более подходящим, чем какое-либо другое. Нужно быть уверенными, что никто не узнает о нашей тайне. А что касается Фарамона, так я говорил с ним. И он был чрезвычайно удивлен, что мне известно обо всем. Это разве должно было оставаться только между вами?

На сей раз была моя очередь покраснеть. И я почувствовала, что лицо мое стало пунцовым.

— Да... Я боялась, что об этом станет известно Майклу. Потому и попросила Фарамона никому ничего не рассказывать.

Брайан кивнул.

— Понимаю, — но при этом по его лицу было видно, что ничего он не понимает. — Хотел бы я, чтобы и со мной вас связывали такие же доверительные отношения, — задумчиво произнес он. — Тогда многое было бы проще.

Эти слова не могли меня не растрогать, и я уже решилась было отбросить всяческую осторожность и поговорить с ним откровенно, как того требовали мои чувства. Но он вдруг резко повернулся к двери, пожелал мне спокойной ночи и покинул комнату.

Я попыталась потом, когда представился случай, заговорить о ручке с Фарамоном, но он был Страшно оскорблен тем, что я нарушила обещание молчать. Мне так и не удалось объяснить ему, почему я сочла необходимым посвятить в эти обстоятельства Брайана. Так, не добившись признания от одного брата, я потеряла, во всяком случае на какое-то время, расположение другого.

Наконец простуда стала проходить и у меня уже не было никаких оснований отстраняться от жизни в замке. Да и, откровенно говоря, более не было никакого желания проводить время в своей комнате. Несомненно, лучше — начать привыкать к образу жизни обитателей замка, раз уж он должен будет определять мою жизнь. Кто бы только знал, насколько я боялась предстоящей встречи со всей семьей. Но, как ни странно, встреча прошла для меня без особого напряжения нервов.

Последующие недели прошли так спокойно, что их спокойствие почти что граничило со скукой. Поль и Фарамон были абсолютно правы — самая страшная опасность, грозившая обитателям этого замка, была скука. Уже по прошествии двух недель я с нетерпением поглядывала из окна в надежде, что вскоре пойдет снег и похолодает настолько, что озеро покроется льдом.

Идея заняться зимними видами спорта показалась мне внезапно чрезвычайно привлекательной. Я достаточно хорошо каталась на коньках. И, скорее всего, у меня хватит мужества для того, чтобы научиться ходить и на лыжах. По крайней мере, это позволит мне коротать время.

К счастью, мне не приходило на ум, что эта монотонная жизнь не является чем-то вроде штиля перед надвигающейся бурей. Более того, я бы чрезвычайно удивилась, скажи мне кто-нибудь, что очень скоро мне придется лишь с тоской мечтать о подобной монотонности времяпрепровождения.

О-о! Как же тогда я ненавидела эти скучнейшие вечера! Эти формальные обеды и эти кошмарно чопорные совместные беседы по их окончании!

Время от времени предпринимались попытки принять по телевидению какую-либо программу. Но обычно изображение оказывалось настолько отвратительным, — чему едва ли следовало удивляться в этих краях, — что телевидению предпочитали партию в бридж.

Но карточная игра еще более усугубляла испытываемую ко мне мадам д'Эшогет враждебность. Дело в том, что мои способности к бриджу были ниже всякой критики, а она относилась к этому весьма ревниво. Я бы охотно избегала этой неприятной обязанности, но ни Поль, ни Брайан не играли, а потому мне не оставалось ничего иного, как составлять ей компанию.

Фарамон старался как мог, придумывая все новые развлечения. Однако его предложения неизменно отклонялись. «Если ты при жизни своих братьев и племянников не уделял им внимания, — говорила его матушка, — то по крайней мере не забывай о них теперь, когда они мертвы. Официально траур будет снят через шесть месяцев. Для меня он будет длиться, конечно, гораздо дольше».

Предложение потанцевать, естественно, также натолкнулось на резкое сопротивление госпожи д'Эшогет. Но когда однажды Фарамон предложил спуститься вниз, в деревню, чтобы узнать, какой фильм идет в единственном тамошнем кинотеатре, она не стала возражать, заметив, что подобные поездки ее не интересуют. Вероятно, она так устала от нашего общества, что рада была возможности не видеть нас хотя бы один вечер.

В результате мы отправились в деревню в огромном черном «даймлере» вчетвером — Дениз, Поль, Фарамон и я. (По всей видимости, этот «даймлер» был официальным представительским автомобилем семьи, поскольку в гараже было большое количество других автомобилей). Брайан с нами не поехал.

— Сегодня вечером мне нужно утрясти еще пару вопросов. Так что отправляйтесь без меня. Думается, всем вам, а особенно Леоноре, пойдет на пользу выбраться отсюда на некоторое время.

При этих словах он ласково улыбнулся, и я опять почувствовала хорошо знакомое мне душевное томление.

— Ведь вы, наверное, чувствуете себя здесь заживо погребенной? — добавил он, обратившись ко мне.

— Как будто я себя чувствую по-другому, — надувшись, бросила Дениз.

Его улыбка погасла.

— Если хорошенько задуматься, все мы тут заживо погребенные, ma cheri. Но есть разница. Мы сами хотели этого. Леонора же находится тут против своей воли.

На лицах у всех появилось странное выражение.

Первой нашлась Дениз. Бросив на меня полный злобы взгляд, она повернулась к своему мужу и с ехидцей заметила: