Цена счастья - Шайвли Анджела. Страница 2

И вот тогда-то, через каких-нибудь двадцать четыре часа, меня чуть не переехала машина по пути на работу. И кто на моем месте не связал бы два эти события воедино и не заподозрил бы самого страшного?

И только потом, спустя некоторое время, когда я уже несколько отошла от пережитого шока, до меня дошло, что скорее всего Жан-Пьер намекал на то, что его отец воспользуется любой законной возможностью, чтобы вывести меня из игры. Так что в результате я глубочайшим образом сожалела о том, что, поддавшись искушению, отправила старому д'Эшогету очень сумбурное письмо, в котором обвиняла его в покушении на мою жизнь. Я пригрозила в случае повторения подобных попыток обратиться в полицию. К сожалению, я не решилась рассказать о несчастном случае своему отцу, поскольку он был не очень здоров и это могло его разволновать, и слишком поздно сообразила, что д'Эшогеты вполне могли бы использовать мое письмо в качестве повода для процесса с целью объявить меня невменяемой и под этим предлогом отобрать у меня сына.

Но как ни странно, в течение последующих четырех лет я ничего не слышала о семье моего покойного мужа. Я даже начала надеяться, что у них почему-либо пропал интерес к Майклу. И вот, приблизительно месяц тому назад, пришло письмо от Брайана д'Эшогета, одного из двух младших братьев Алана. Надо сказать, что всего в семье было пять братьев и две сестры. Жан-Пьер и Мишель были старшими, за ними следовали Алан, Брайан и Фарамон. Старшая сестра Алана умерла, когда он был еще мальчишкой. Вивиан рано вышла замуж и теперь жила во Франции. Из всех детей в живых остались лишь двое братьев и сестра. И теперь глубоко опечаленный Брайан написал мне, что погибли оба старших брата, а также сыновья Жан-Пьера. Причиной был пожар, возникший в охотничьем домике, где обычно проводила свой отпуск большая часть мужчин этой семьи. Дом выгорел полностью, и все его жильцы погибли.

Отец Брайана, уже давно страдавший сердечной недостаточностью, не выдержал известия о разыгравшейся трагедии. У него случился приступ, от которого ему уже не суждено было оправиться. Согласно законам наследования, принятым в этой семье с незапамятных времен, владение не подлежало разделу, и Майкл становился единственным наследником. Вот почему ему надлежало переехать в замок. Это обстоятельство особенно подчеркивалось в завещании. А так как я была ответственна за воспитание ребенка, то мое место, само собой разумелось, также было в этом доме.

Конечно же, никто не мог бы насильно заставить меня привезти Майкла в Квебек. Но у меня просто не было иного выхода. Останься Майкл со мною в Британской Колумбии, к своему совершеннолетию ему не на что было бы рассчитывать. Дело в том, что в завещании специально оговаривалось, что где бы он ни жил, он не вправе претендовать на имущество. Но как только Майкл начинает жить в замке, он становится его владельцем. И даже мой отец с его неизменным пренебрежением ко всему, что было в Канаде французского, даже он сказал мне, что я не имею права лишать сына такого сказочного богатства, даже если это и требует от меня жертв.

2

Старое-престарое такси еле-еле тащилось по извилистой улице. Внезапно перед нами возникла какая-то белая фигура. Я хотела крикнуть, но горло перехватило. И только когда свет фар на какие-то мгновения осветил «привидение», я поняла, что это одна из каменных фигур, стоявших вдоль дороги на одинаковом расстоянии одна от другой. Немного придя в себя от пережитого страха, я стала более внимательно вглядываться в окружающее нас пространство. Мы как раз приближались к нескольким темным строениям, которые, очевидно, принадлежали замку. И тут я вновь увидела странную фигуру. На сей раз она не стояла у обочины дороги, а двигалась нам навстречу.

Ослепленная светом фар фигура остановилась, и мне удалось разглядеть, что это была женщина.

Двигатель взревел, взвизгнули тормоза, машину бросило в сторону, и она резко остановилась, лишь чудом не задев незнакомку.

Водитель опустил стекло и разразился ругательствами на каком-то абсолютно мне непонятном диалекте. Женщина ответила ему в том же стиле. Потом она подошла к задней части машины и жестом показала, что мне следует открыть мое окошко. Я вопросительно посмотрела на водителя, но тому явно не хотелось брать на себя никакой ответственности и он лишь равнодушно пожал плечами. Ручка, которую следовало вращать, дабы опустить стекло этого дряхлого транспортного средства, изрядно проржавела. И пока я мучилась с нею, незнакомка терпеливо ждала.

— Уверяю вас, мадам, — весело обратилась она ко мне, как только я справилась со стеклом, — что я не уличный разбойник. Точнее говоря — не разбойница. И Жак, — она кивнула в сторону водителя, — может подтвердить это. Как, кстати, и то, что я обычно бываю очень неосторожна.

Меня поразил какой-то очень чистый и звонкий смех этой женщины и абсолютно безупречный, без следа какого-либо акцента английский, на котором она обратилась ко мне после обмена «любезностями» с шофером на беглом французском языке.

— Сожалею, что испугала вас своим появлением, — продолжала она. — Эта дорога ведет только к замку, и я совсем не рассчитывала встретить кого-нибудь по пути.

Женщина была совсем молодой. Может быть, чуть-чуть за двадцать. Она была необыкновенно красива — длинные прямые черные волосы и смуглая кожа, которая смотрелась бы более естественно в стране с тропическим климатом, нежели в этих морозных краях. На лице с высокими скулами блестели темно-голубые, слегка раскосые глаза.

Девушка рассматривала меня с нескрываемым интересом. Пожалуй, это уже граничило с беззастенчивостью. Заметив, по-видимому, легкое недовольство на моем лице, она поспешно, но без намека на заискивание, заметила:

— Как вы понимаете, нас всех очень интересует мадам д'Эшогет, с которой мы пока незнакомы. Ведь вы жена бедного Алана, не правда ли?

Не желая показаться невежливой, я кивнула:

— Да. Вы правы.

При этом мне подумалось, что появление машины по пути к замку удивило ее меньше, чем можно было бы ожидать.

— Тогда этот мальчик, — сказала она, переведя взгляд на Майкла, — очевидно, и есть le petit seigneur [3]?

Я невольно рассмеялась. Мой толстощекий и обливающийся слезами ребенок был «le petit seigneur». А Майкл меж тем посмотрел на девушку снизу вверх и абсолютно серьезно поинтересовался:

— А вы кто такая? И почему вы приказали моей маме открыть окно, хотя на улице так холодно?

— Меня зовут Мари-Лизет, — ответила она. — А в здешних краях холодно почти всегда. Так что лучше, если ты уже теперь начнешь привыкать к здешнему климату.

После короткой паузы она продолжила с кокетством, к которому, по всей видимости, непроизвольно переходила при общении с мужчинами:

— Скажи-ка, petit seigneur, я тебе нравлюсь?

— Я совсем не этот — ну, как вы меня все время называете, — счел необходимым сообщить мой сын; при этом он говорил тем назидательным тоном, который неизменно был у него в ходу, когда он полагал, что взрослые позволяют себе веселиться по его поводу. — Меня зовут Майкл.

— Но ты ведь так и не ответил на мой вопрос, Майкл.

Он некоторое время внимательно разглядывал ее, после чего произнес:

— Вы самая красивая женщина, которую мне когда-либо приходилось видеть... Кроме моей мамы, — счел необходимым добавить он.

Я надеялась, что в царившем внутри машины мраке не было видно, как я покраснела. Это верно, что меня с моими белокурыми волнистыми волосами, ярко-голубыми глазами и длинными темными ресницами всегда находили весьма привлекательной. Однако в сравнении с экзотической красотой этой женщины я просто становилась незаметной. Мне это было абсолютно ясно.

Девушка закинула назад голову и вновь разразилась чрезмерно громким звонким смехом.

— Ну, знаешь, если бы у меня и было хоть малейшее сомнение по поводу того, что ты настоящий д'Эшогет, то теперь я наверняка перестала бы сомневаться. Ты точно такой же, как и другие мужчины твоей семьи. Вы рождены, чтобы разбивать сердца. Причем уже с колыбели. Хочу предупредить вас об этом, мадам. Впрочем, я забыла, что для вас это не новость.