Теневые игры - Чайкова Ксения. Страница 73

– Тень?

– А?

– Так куда мы едем?

– Куда скажешь,- равнодушно передернула плечами наемница. Она тоже сняла куртку и осталась в тонкой льняной рубашке, словно не чувствуя сырого, пробирающего до костей ветра, свистящего путешественникам какие-то оскорбления и раз за разом пытающегося повалить ненадежное убежище, сплетенное Тенью из веток берез и елей. Свитер, вытащенный заботливым Торином из сумок специально для его спутницы, так и остался незамеченным. Оценила благородство графа только вонато, тут же с готовностью заползшая под вязаную ткань. Распяленная для просушки на жердях куртка храны, пристроенная под самым потолком шалашика, казалась прилетевшим из Мрака вековечного демоном и со сна могла напугать до седых волос,- Мне, собственно говоря, все равно, лишь бы ты на глазах был. Выбери сам, куда бы хотел поехать.

Окрыленный таким доверием, Торин полез за картой. В географии он был не особенно силен, но прочитать названия, написанные под стилизованными изображениями домов, храмов и замков, вполне мог.

– Только не на побережье – сейчас там начинается сезон штормов,- тут же влезла с комментариями Тень,- И не в горы.

– Да уж и без тебя знаю,- отмахнулся граф. В самом деле, повидавший столько, сколько повидал он, в горы и впрямь не сунется ни за какие коврижки. Тем более что сейчас у наемницы нет с собой ее устрашающих мечей. То есть воевать с элементалями она явно не сможет.- Может, в Заверну?

– Я же просила – не на побережье,- поморщилась девушка.- А Заверна – один из самых крупных портов Райдассы.

– Правда? – искренне удивился Лорранский. Похоже, день даром все-таки не прошел: новые знания – они ценны всегда.- Тогда в Ордеж.

– Давай,- подозрительно легко и быстро согласилась Тень. Мрачные глаза, кажущиеся темно-вишневыми в неверных всполохах костра, сверкнули ледяным удовлетворением,- Как скажешь. Никогда там не была.

– Нет,- явное удовольствие храны от Торина не укрылось и не понравилось ему совершенно. Тут же нестерпимо захотелось сказать что-нибудь наперекор, и Лорранский, привыкший потакать своим желаниям, начал спорить: – Поедем в Райтэрру!

– Да пожалуйста. Далековато, правда, да еще по осеннему бездорожью… Но месяца за три доберемся точно! Обратно, наверное, подольше придется, зимой-то тракты и шляхи ледком прихватывает, а ковать шипастые подковы не каждый кузнец умеет.

– Сколько?! Ну нет, в такую даль мы не попремся! Лучше в Дольск. Там, говорят, славное печенье и пряники пекут…

– Хорошо,- так же равнодушно кивнула наемница. Бесцеремонный порыв ветра подхватил воротник ее рубашки и шлепнул им девушку по щеке. Тень быстро поймала непокорный воротник, аккуратно разгладила, словно стремясь этими нехитрыми движениями утихомирить его, и еще раз повторила: – Хорошо. Как скажешь.

Ох, что-то тут неладно! Подменили телохранительницу Торина, что ли?! Раньше Тень по самому пустяковому поводу в спор бросалась, а теперь соглашается со всеми предложенными ей вариантами так спокойно и безразлично, словно готова и впрямь лезть за своим клиентом хоть во Мрак вековечный.

– Не-е-ет! Не в Дольск! В Орлею!

– Добро.

– А в Житлин?

– Славно.

– В Дриону?

– Отлично.

– В Заброшенные земли?!

– Да пожалуйста.

Торин окончательно оторопел и смутился. Храна соглашалась со всеми предлагаемыми ей маршрутами поездки так быстро и охотно, что наводила на нехорошие размышления. Неужели она затеяла какую-то свою игру и все варианты для нее одинаково хороши?!

– В Кларрейду? – в тоске попробовал последний известный ему город растерянный Лорранский. Как ни странно, это предложение вызвало на удивление острую и бурную реакцию:

– Ну нет! Давай лучше на побережье, если тебе уж так хочется!

– Почему нет? – с готовностью прицепился к девушке Торин.

– Потому что.

– Ну уж нет, так дело не пойдет! Или внятно и четко объясни, отчего ты не желаешь туда ехать, или мы прямо с утра отправляемся в Кларрейду!

Наемница скисла. Потом жалобно захлопала глазами, словно собираясь плакать. Потом шмыгнула носом. Потом вздохнула. Потом капризно надула губы. Потом отвернулась. Потом тряхнула курткой графа так, что в карманах звякнули запасы всевозможных необходимых в путешествии мелочей.

– Не хочу я туда ехать.

– Почему?

– Не хочу…

Вот тебе и ответ! Торин едва не плюнул от осознания непроходимости того, что вежливо называется женской логикой, а по-простому кличется бабьей глупостью и упрямством. Не хочу – и весь сказ! И хоть ты ей в лоб стреляй!

– Не хочу! – с нажимом повторила Тень, видимо решив, что две предыдущие фразы до понимания Торина не дошли.

– А я сказал – поедем! – неожиданно громко и грозно рявкнул граф, нахмурив брови и уперев руки в боки,- Поедем! В Кларрейду! Завтра! С самого утра!

– Чего же ты орешь-то так?! – Храна вцепилась в стену шалашика, словно опасаясь, что ненадежное убежище сейчас сорвется в полет из-за громогласных раскатов негодования ее сиятельного клиента.

– Поедем!

– А вот и нет!

– А вот и да!

– А вот и нет!

– А вот и да! В конце концов, кто кому тут деньги платит?!

Тень вспыхнула, да так, что граф тут же пожалел о сорвавшихся с языка неосторожных словах. Но было уже поздно. Наемница скорбно поджала губы, закуталась в свое одеяло, улеглась и, обняв уже дремлющего демона, молча отвернулась от Торина. Заснула она, кажется, в ту же секунду, как закрыла глаза.

Вот что мне нравилось в Торине – так это то, что храпел он крайне редко. Сопел, бывало, сладко причмокивал, будто сосал во сне конфеты или мятные настилки, иногда вздыхал, а то и бросал сквозь дрему словцо-другое – не всегда приличное, вынуждена признаться; но ведь еще неизвестно, что бормочу я сама. Но храпеть не храпел почти никогда. Впрочем, в этот раз я бы предпочла, чтобы он шумел; Вериата всерьез решила овладеть мною и раз за разом насылала приступы слабости и усталости. Я стойко противилась и в конце концов была вознаграждена за усердие: беспечный Торин, с готовностью поверивший тому, что я уснула и оставила стоянку без охраны, как раз порадовал мир подлунный трогательным младенческим вздохом, вызывавшим у меня безотчетное желание подсунуть ему соску и заботливо подоткнуть одеяло.

И тут я различила едва слышные крадущиеся шаги снаружи. Ветер панибратски старался заглушить их, но храны вполне способы вычленять из сонма звуков самые главные и опасные. Шел кто-то одинокий, легкий, осторожный и грациозный – под ногами не хрустели сучья и не шелестела палая листва, и перемещение выдавало лишь тихое поскрипывание кожи сапог. Стуком копыт движения не сопровождались – наверное, он оставил лошадь где-нибудь на подходе к рощице, возможно, около тех самых кустов, которые я предлагала Торину в качестве временного пристанища. Тихий певучий свист, с каким рассекла бы воздух веревка, использованная для замаха, как плеть, стал последним штрихом к портрету пешего полуночного путника.