Восемьсот виноградин - Дейв Лаура. Страница 2

Я покачала головой, глядя в пол и не решаясь посмотреть на брата. Финн слишком похож на отца – те же темные глаза, та же копна темных волос. Оба красавцы, американцы до кончиков ногтей. Только Финн прячет свою гриву под бейсболкой, надетой козырьком назад. Обычно с символикой футбольной команды «Сан-Диего чарджерс».

Именно это сходство мешало мне рассказать брату о случившемся: меня не оставляло чувство, что, разочаровав его, я разочарую и отца.

Финн откашлялся.

– Так они не знают, что ты здесь? В смысле, папа с мамой?

– Нет. И я бы предпочла, чтобы ты не рассказывал им всех подробностей. Сам понимаешь, визит незапланированный.

– Понимаю.

Он помолчал, как будто хотел еще что-то сказать, но передумал.

– Неважно, почему ты приехала – они все равно обрадуются. Мы ведь не ожидали, что ты вернешься к сбору урожая.

Уборка винограда – пять самых важных недель в году отца. На последние выходные сезона, считавшиеся практически священными, я всегда возвращалась домой. Мы все возвращались. Братья жили в своих бывших комнатах, я – в своей. Остальную часть дома занимали наши супруги, дети, возлюбленные. Вместе с отцом мы срезали последние грозди, пробовали новое вино и непременно оставались на вечеринку в честь сбора урожая. Однако в этом году все было по-другому. Я не планировала приезжать – по многим причинам.

Финн понял, что зря затронул эту тему, и неловко переступил с ноги на ногу.

– Чего тебе налить? – спросил он.

Я обвела жестом весь бар у него за спиной, где, словно рождественские подарки, выстроились бутылки с бурбоном, скотчем и виски.

Финн улыбнулся и поставил передо мной два стакана: один – с бурбоном, другой – с красным вином.

– Чего тебе якобы хочется, – пояснил он, указывая на первый стакан. Потом ткнул пальцем во второй: – Что ты способна выпить до дна.

– Спасибо.

– Всегда пожалуйста.

Я пригубила бурбон и почти сразу же потянулась к вину.

Финн поставил бутылку на стойку, чтобы я увидела, что он налил. Это было темное терпкое «пино нуар». Виноградник «Последняя капля». «Си-бемоль» 2003 года. Мое любимое вино из папиного виноградника. Вернее, наше с Бобби любимое. То немногое, что нас роднит.

– Отличное вино, – заметила я. – Прибереги немного для Бобби.

Финн сдержанно кивнул, будто подумал о чем-то, чего не хотел говорить вслух.

– Голодна? – спросил он. – Могу попросить повара что-нибудь приготовить.

– Разве кухня еще не закрыта?

– Для тебя – нет.

Лучшее, что мог сказать Финн в эту минуту. Я благодарно улыбнулась. Он направился в сторону кухни, прихлебывая на ходу бурбон.

Я выпрямилась. Теперь, когда брат уходил, я острее чувствовала на себе любопытные взгляды.

На пороге Финн обернулся.

– Слушай, Джорджия…

– Что?

– Ты в курсе, что на тебе свадебное платье?

Я взглянула на кружевной подол, грязный после долгого пути и пробежки от машины до дверей бара. В одном месте красовалось шоколадное пятно – видимо, уронила конфету.

– В курсе, – ответила я и дотронулась до мягкой ткани.

– Тогда ладно. Горячий сэндвич с сыром уже на подходе.

«Последняя капля»

Синхронизация – приведение системы в такое состояние, при котором все ее части работают параллельно во времени, то есть синхронно. Взаимодействие элементов, обычно существующих независимо друг от друга.

В физике это называется одновременность. В музыке – ритм.

В жизни – полное фиаско.

На подъездную дорожку, ведущую к дому родителей, я свернула уже заполночь. От усталости и выпитого вина кружилась голова. Я скоро пожалела, что не согласилась переночевать у Финна в Хилдсбурге и отправиться к родителям на следующее утро – в более подобающем виде. Однако после такого дня, какой выпал на мою долю, хотелось оказаться в своей детской постели с фланелевыми простынями и подушками в форме сердца.

На повороте стоял небольшой деревянный указатель, на котором от руки было вырезано: «Винодельня «Последняя капля». Основана в 1979 г.». По обеим сторонам от дороги раскинулся виноградник – двадцать акров земли. Повсюду лозы, густо усыпанные сочными ягодами, и полевые цветы. Впереди, на вершине холма, виднелся желтый дом в стиле «искусства и ремесла» [1].

Живописный, уютный дом с ярко-красной дверью, большими ставнями и цветами на подоконниках. Вдоль всего заднего фасада тянулся ряд эркеров с видом на десять акров виноградника, с которых все началось. С видом на маленький домик в две комнаты – хибару винодела, где каждый день работал отец.

Я выключила зажигание и так и осталась сидеть в машине, глядя на дом. Везде темно, только в спальне родителей горит свет. Странно, что они до сих пор не спят. Хотя, скорее всего, не спит только мама – читает в постели. Она не ждет моего приезда. Не услышит, как я войду.

Я вылезла из машины и направилась к парадному входу. Достала из цветочного горшка запасной ключ и отперла дверь. Если родители что-нибудь услышат, то именно сейчас: красная дверь страшно скрипит. Все дети семьи Форд знают это еще с тех пор, как впервые попытались незаметно проникнуть в дом после комендантского часа.

Я закрыла за собой дверь и улыбнулась своей маленькой победе: в доме было по-прежнему тихо. Первая спокойная минутка за весь день…

Я стояла в темной прихожей, наслаждаясь тишиной и вдыхая знакомые запахи: смесь лимона и фрезии – так пахло чистящее средство, которым пользовалась мама, – и доносящийся с улицы аромат ночного жасмина. Мама всегда оставляла окна открытыми, чтобы впустить ветерок. Такого ветерка в Лос-Анджелесе не найти, отчего Лос-Анджелес казался далеким-далеким.

Я прошла на кухню, не зажигая свет и ведя рукой сначала по разделочному, потом по обеденному столу. Рядом с раковиной громоздилась оставшаяся после ужина посуда: тарелки, два бокала и недопитая бутылка вина.

Я решила заняться чем-нибудь общественно полезным и начала собирать грязную посуду.

Тут-то я его и увидела – огромный шатер из некрашеной парусины. Он стоял рядом с джакузи и занимал весь патио вместе с двором. В этом самом шатре мне предстояло выйти замуж. Через восемь дней. Или семь? Все-таки перевалило за полночь…

С оглушительным визгом в мою жизнь снова ворвался Лос-Анджелес. Причем в буквальном смысле: темноту разорвал звонок мобильника.

Я машинально ответила – не хотела будить родителей. Не хотела их напугать.

– Только не вешай трубку.

Бен. При звуке его голоса меня бросило в дрожь.

– Тогда перестань мне звонить, – ответила я.

– Не могу.

Мне нравилась его манера говорить. Сразу ясно, что он за человек: спокойный, искренний, родом из Великобритании. Я всегда обожала мужчин с акцентом, поэтому называю это качество в последнюю очередь, чтобы меня не сочли легкомысленной. До нашей первой встречи мы целый месяц общались по телефону. Бен, архитектор по профессии, жил тогда в Нью-Йорке. Я работала юристом по вопросам недвижимости, и моя фирма занималась одним из его проектов: Бен собирался построить современное офисное здание в деловой части Лос-Анджелеса. Мы влюбились по телефону, беседуя на самые неромантичные темы в мире. Сначала разговаривали о разрешениях на строительство и счетах, потом – обо всем на свете.

– Джорджия, позволь мне объяснить. Я не утверждаю, что у меня есть достойное оправдание. Просто все не так, как ты думаешь.

– Спасибо, не надо.

– Это какое-то безумие. Я люблю тебя. Ты же знаешь, что люблю. Мы с Мишель расстались давным-давно – еще до нашей с тобой встречи. Но Мэдди…

Я нажала на отбой.

Имя «Мэдди» звучало слишком реально. У нее есть имя. Еще десять часов назад этой девочки не существовало, а теперь у нее есть имя.

Еще десять часов назад я была счастлива. Опаздывала, но была счастлива. Я вбежала в «Свадебное ателье Стеллы», что в районе Сильвер-Лейк, на двадцать минут позже назначенного срока. Приехала на последнюю примерку свадебного платья, которое Стелла полностью сшила сама: юбка годе, спущенное плечо, шелковисто-белые кружева шантильи и складки испанского тюля.

вернуться

1

«Искусства и ремесла» – художественный стиль, зародившийся в конце XIX века в Англии и популярный в Америке в начале XX века. Возник как протест против шаблонности и массового производства.