Когда палач придет домой - Риттер Александр. Страница 44

Я благополучно прошел через таможню, предъявив свой пропуск мускулистым здоровякам в вестибюле. Один из них совсем недавно конвоировал меня к Дженис.

«Господи, сколько с тех пор всего произошло», – подумал я и с трудом удержался от желания пройти к залу совещаний, где в моем сне меня судил багряный судья. Усилием воли я направил себя в противоположную часть здания, где находился кабинет Лысого Дьявола и мой тоже.

Поскольку являться к шефу было еще рано, я прошел к своему кабинету. Он был небольшим, по сравнению с кабинетом сэра Найджела, одним из помощников которого я числился, но хорошо обставлен офисной мебелью в стиле конца XX века, которая мне так нравилась.

На столе уже накопились какие-то бумаги, которые я быстро просмотрел. В основном всякая ерунда. Сводка информации со всего мира, вероятно, для того, чтобы мы лучше разбирались в международной политике и могли побеседовать о ней, если придется убить какого-нибудь министра, скажем. Такое, кстати говоря, уже случалось пару раз, один раз у нас, а второй раз то ли у поляков, то ли у испанцев. Различные бумаги технического характера о новых приемах и устройствах, изобретенных в последнее время как для защиты жизни, так и наоборот. Какие-то бумажки, присланные канцелярией от Биллингема. Счета из бухгалтерии за пользование сотового телефона и лимузина фирмы. Несколько анкет из отдела вооружения. И так далее в том же духе почти до бесконечности. Любой чиновник, даже если он служит в такой организации, как наша, является большим специалистом по изобретению бумаг, которые никому, кроме него самого, не нужны. Да и ему самому на самом деле тоже. Наши бюрократы были просто гениальны по части изобретения всевозможных докладов, счетов, анкет, сообщений и так далее. Под началом Мартинелли и Биллингема служили сотни чиновников, в той или иной степени осведомленных о деятельности нашего бюро. Если бы я читал все бумажки, которые они мне присылали, то у меня просто не осталось бы времени на настоящую работу. Просто всякий человек изо всех сил старается показать, что он не зря ест хлеб свой и что без его твердой руки, умной головы и подписи на важных бумагах наше бюро уже давно бы развалилось, а все мы подались бы в наемные убийцы или померли бы с голоду.

Прочитав наиболее важные бумаги, а остальные спустив в бумагорезку, на что у меня ушло девять минут, я задумался. До назначенной мне аудиенции с сэром Найджелом оставалось около двадцати минут, а делать было решительно нечего. Мне было лень загружать свой несчастный ум ненужным хламом, а идти раньше времени не хотелось, потому что Лысый Дьявол людей, боящихся опоздать и потому приходящих слишком рано, любил ненамного больше, чем людей, которые приходят слишком поздно, считая первых недисциплинированными параноиками, а вторых – недисциплинированными идиотами, в равной степени опасными для такой организации, как наша. В итоге я поудобнее устроился в кресле, закурил и попытался подумать о чем-нибудь приятном. Например, о том, что сегодня я при небольшом везении проверну операцию, которую не стыдно было бы включить в любое досье. Даже самым опытным палачам крайне редко приходится действовать в одиночку, без прикрытия, тем более при таком количестве жертв. Это будет классная работа.

Однако о хорошем мне почему-то не думалось. Мои мысли неотвратимо возвращались к страшному сну. Все должно иметь объяснение, как говорил когда-то один древний мудрец. Однако мой сон, от воспоминания о котором я сейчас покрывался холодным потом, явно не принадлежал к числу легких загадок.

Я вышел из кабинета в коридор, потому что мне внезапно стало тоскливо в четырех близко расположенных друг к другу стенах, в кабинете, который больше напоминал хорошо обставленную тюремную камеру где-нибудь в Бастилии, нежели кабинет. Это явно было ошибкой. Коридор был абсолютно пуст и так сильно напоминал то, что я видел во сне, что меня прошиб холодный пот. Я с трудом совладал со своим страхом и медленно, поминутно оглядываясь и прислушиваясь, направился к бару.

В это время бар обычно пустовал, поэтому я всегда ходил в него именно утром или сразу после ленча, но сейчас тишина и пустота в баре действовали мне на нервы. Я заказал себе стакан виски и торопливо выпил. Конечно, не стоит являться к своему начальнику в подвыпившем виде, тем более в такой день, но мне очень хотелось хоть чем-то заглушить свой страх перед ночным кошмаром, словно собравшимся повториться наяву в этом притихшем пустом здании.

Повторив весьма приятную процедуру лечения нервов, я заказал себе душистый лечебный коктейль, чтобы отбить запах спиртного. Сэр Найджел, конечно, и сам не дурак выпить, но не на работе и уж тем более не утром. К тому же он считает алкоголизм последним признаком деградации палача. Учитывая, что у него и так ко мне сейчас немало вопросов, можно сказать с уверенностью, что, если он унюхает «выхлоп», мне конец. Мои часы показывали 10.23. Я встал и пошел к выходу, но выйти не смог. Меня вновь сковал страх перед пустыми коридорами, которые выглядели сейчас точно так же, как и в моем ночном кошмаре. Мне потребовалось собрать в кулак всю свою волю, чтобы выйти из бара и направиться по длинному пустому коридору в сторону кабинета сэра Найджела.

– Ты, как всегда, пунктуален, – приветствовал меня шеф.

– Точность – лучшая добродетель палача, – ответил я, усаживаясь в кресло.

– Ознакомься с этими документами, – сказал мой шеф, протягивая мне несколько листков бумаги.

Я быстро пробежал их глазами и сказал:

– Это, как я понимаю, все, что может потребоваться мне сегодня вечером?

– Да. План, предложенный тобой, утвержден мною и Биллингемом. В отдел вооружения переданы соответствующие указания о режиме максимально благоприятных условий для выполнения твоего задания. Кстати говоря, Кочински вчера попросил дать ему отпуск на неделю по собственному желанию. Несмотря на острую нехватку людей, я согласился.

– Все, что ни деется, все к лучшему, – ответил я на это сообщение поговоркой средневековых монахов.

– Не буду с тобой спорить, старый софист, – ответил сэр Найджел, который прекрасно знал, что спорить я люблю не меньше, чем хорошо делать свою работу.

– Есть еще что-нибудь?

– Могу тебе сказать, что прикрытия точно не будет. У нашего отделения в Уэльсе образовались крупные проблемы, поэтому мне пришлось перебросить трех сотрудников класса А в Кардифф, несмотря на то, что мы здесь сами сидим, как на вулкане. А мне, как ты знаешь, очень не хочется привлекать иностранную помощь и этим дать упрекнуть себя в неспособности справиться с трудностями. Надеюсь, ты справишься.

– Не волнуйтесь, шеф, все будет нормально, – обнадежил я Лысого Дьявола.

– Надеюсь, потому что в противном случае много голов полетит с плеч долой, в том числе и наши с тобой, – сказал мой шеф и тяжело вздохнул.

– Не блестящая перспектива, – проворчал я.

– Хватит разговоров, иди в отдел вооружения, а потом спустись в тир. Там приготовлен тренажер для тебя.

– Уже иду, – сказал я, направляясь к двери.

– И постарайся действовать не так, как твой друг Пейтен, – сказал шеф мне вслед.

Я на миг остановился у двери. Потом я понял, о чем говорит сэр Найджел, и ответил ему:

– Всенепременно, – и с этими словами вышел из кабинета.

До отдела вооружений я добрался без приключений, хотя перед каждым поворотом коридора я начинал обильно потеть, а выходя из лифта на тринадцатом этаже, на котором располагался отдел вооружения, едва не заорал, увидев в конце коридора человека в бордовом пиджаке, идущего ко мне.

«Да, надо будет сходить к Дженис, а то нервы совсем разболтались, – подумал я. – А еще лучше в бар, за еще одной порцией успокоительного. Так недолго и совсем свихнуться, если этого еще со мной не произошло. Черт, опять я о том же».

– Мистер Роджерс? – осведомился человек в бордовом пиджаке, подойдя ко мне.

– Да, это я. А в чем дело?

– Нам звонил сэр Найджел Тизермит и приказал создать вам максимально благоприятные условия для выполнения вашего задания.