Властный зов страсти - Маккарти Моника. Страница 12

Флора попыталась оттолкнуть Лахлана, но сплав гнева и страсти сгустил кровь в его венах, и его тело обдало жаром. Он не знал, встряхнуть ли ее как следует или потащить в свою комнату и освободиться от напряжения и желания, бушевавшего в нем. Флора была самой упрямой и своевольной женщиной, какую только ему доводилось встречать, и в то же время, когда он держал ее в объятиях, а она вызывающе смотрела на него своими огромными синими глазами, он остро чувствовал ее хрупкость и то, как легко мог ее обидеть.

Выпустив Флору, Маклейн постарался совладать со своей яростью.

– Ты зашла слишком далеко. Будешь протирать эти лезвия, пока не удалишь с них последнюю каплю жира.

– Разве я сделала что-нибудь не так? – Флора посмотрела на него из-под ресниц, и этот взгляд не остался незамеченным.

Лахлан наклонился ближе и вдохнул сладкое благоухание ее волос; тело его содрогалось от усилий держать себя в руках, возбуждение вызывало неудержимый трепет его мужского естества. Инстинкт требовал, чтобы он овладел ею и целовал, пока дерзкая улыбка не сойдет с ее губ.

– Не играй со мной, Флора, я не из твоих ручных поклонников-придворных. Ткни в меня палкой, и я укушу.

И сразу Лахлан заметил блеск удовлетворения в ее глазах, будто она хотела, чтобы он потерял власть над собой. Кажется, она воображает, что находится в безопасности, а ему хотелось доказать ей обратное!

– Не знаю, о чем вы толкуете. Я только старалась быть полезной. Разве вы не говорили, что мне следует найти себе занятие?

– Я очень хорошо представляю, что ты пытаешься сделать. Я предпочитаю проявлять терпение, несмотря на твои проказы, но запомни: если я захочу обладать тобой, лишняя горстка соли в похлебке или несколько цветков, нашитых на рубашку, не остановят меня.

Флора с шумом втянула воздух.

– Ваши угрозы на меня не действуют. Если вы хотите получить назад свой замок, вы и пальцем меня не тронете.

– Я никогда не злоупотребляю угрозами, моя прелесть.

– Вы тиран.

– Нет, вождь. И в этом доме ты будешь играть по моим правилам. Больше никаких шуток, Флора. И не вздумай вовлекать в подобные шалости моих сестер.

– Ваши сестры изнывают от скуки, им пора развлечься. Здесь не место для молодых женщин. Джилли не мешало бы получить образование, а Мэри пора появиться при дворе. Они, как и все мы, хотят танцевать, встречаться с людьми своего возраста и носить красивые платья.

Услышав в голосе Флоры неприкрытое осуждение, Лахлан замер. Похоже, она не умеет остановиться вовремя.

– Когда мне понадобится твой совет, я спрошу тебя. И запомни: я не желаю, чтобы моих сестер растлевали или чтобы их превратили в придворных жеманниц. Они принадлежат к миру гор и останутся со мной.

Отвернувшись, Лахлан пожал плечами. Он был вынужден признаться, что Флора произнесла вслух то, о чем он думал сам, но чего не желал замечать: его сестры заслуживали лучшей доли, чем вечно оставаться затворницами его замка.

Но он не привык к неповиновению, а Флора была обольстительной ведьмой, задиравшей его при каждом удобном случае: она каждый раз бросала ему вызов и интриговала его, как ни одна женщина прежде.

– Неужели вы в самом деле думаете, что двор – это притон разврата?

– Ничуть. Как каждый горский вождь, я ежегодно приезжаю в Эдинбург представиться при дворе и отчитаться в своем «благонравном поведении».

– Но на вас это, похоже, не оказало никакого влияния, – сухо заметила Флора.

Лахлан хмыкнул, и Флора замерла, глядя на него так, будто он только что заставил расступиться Красное море. Их взгляды встретились, и Лахлан почувствовал странный толчок в сердце, будто рядом блеснула молния. Судя по тому, как она на него смотрела, с ней случилось то же, что и с ним, только она не желала этого признавать и потому, отведя взгляд, принялась нервно играть с кожаными перчатками.

– Скажите, мой брат ответил на ваше письмо?

– Пока нет, но это не имеет значения. После того как ты уберешь эту грязь, нынче же вечером поужинаешь со мной.

Глаза Флоры подозрительно сузились.

– Это обязательно?

Лахлан постарался сдержать раздражение.

– Я подумал, что тебе будет приятно мое общество.

– Напрасно. Я предпочитаю есть в своей комнате.

Лахлан нахмурился. Никогда прежде ему не приходилось ухаживать за женщиной – женщины сами приходили к нему.

– Я позаботился о некоторых развлечениях.

Флора скрестила руки на груди.

– И все равно я не желаю ужинать с вами. Едва ли обстоятельства моего пребывания здесь могут способствовать дружеской беседе.

Упрямое выражение ее лица тотчас же свело все добрые намерения Лахлана к нулю: Флора стояла перед ним, прямая, стройная, и явно не собиралась отступать ни на дюйм.

И тут же в голосе горца появилась угроза:

– Это не просьба.

– Вы не можете меня принудить.

– Нет, могу!

Лахлан тут же осознал свою ошибку: Флора была не из тех, кому можно приказывать. Вероятно, он поступил неправильно, но сейчас ему было все равно. Стычка стала неизбежной, но Лахлан знал, что выйдет из нее победителем.

– Вы негодяй и не джентльмен…

Это было уже слишком, и Лахлан не выдержал. Прежде чем Флора успела продолжить, он схватил ее в объятия. Его тело отреагировало на близость с неожиданной силой, и он, глубоко заглянув в ее глаза, окунулся в эти эротические ощущения. Лахлан хотел, чтобы она тоже их почувствовала и поняла, какое действие оказывает на него.

– Сколько раз мне повторять, что я не чертов джентльмен?

– Пожалуйста…

Его губы впились в ее рот, отвергая любые возражения силой поцелуя. Лахлан с самого начала хотел этого.

Облегчение было столь сильным, что он чуть не застонал. Жар волнами омыл его тело, грозя вырваться на волю.

Господи, до чего сладок этот поцелуй! Ее губы были неправдоподобно нежными и теплыми, а кожа пахла ромами. Ему хотелось проглотить ее.

Его язык скользнул в ее рот, и он принялся пить мед этого поцелуя. Выпущенный на волю ураган желания не мог не вызвать ответной реакции, и между ними возникло жаркое напряжение. Теперь Лахлан мог бы овладеть ею, покоряя ее страстными и долгими поцелуями, но что-то удерживало его от последнего шага. Никогда он так не хотел, чтобы ему отвечали такой взаимностью. Это желание тревожило его настолько сильно, что помогало смирить агрессивность. Сейчас он больше всего думал об уязвимости и невинности молодой женщины, которую держал в объятиях.

Силой воли охладив свой пыл, Лахлан постарался забыть о тяжести в чреслах, и поцелуй, задуманный как наказание, оказался нежным и полным желания. Его губы теперь слегка касались ее губ, не требуя, а пытаясь нежно убедить.

Поднеся руку к лицу Флоры, Лахлан погладил щеку большим пальцем и был потрясен бархатистой нежностью кожи. Потом его пальцы оказались у нее под подбородком, нежно побуждая полные губы раскрыться.

И она с тихим стоном раскрыла их.

В теле горца ширился безмолвный крик мужского удовлетворения. Она желает его! Язык Лахлана снова оказался у нее во рту, и он ощутил ее удивление и ее ответную реакцию. Флора обвила руками его шею и ответила на поцелуй с невинным пылом, обезоружившим его. Никогда прежде Лахлан не испытывал ничего подобного: он был тронут до глубины души и растроган одним-единственным поцелуем, и ему хотелось и защитить ее, и овладеть ею.

Сердце Флоры бешено стучало. Он ее целовал, а она хотела отстраниться, но не могла. Она купалась в новых ощущениях, тонула в этом обольстительном жаре мужского тела. Ничто не имело значения, кроме восхитительного ощущения, когда его рот прижимался к ее губам. Его губы были такими нежными, а пряный вкус его поцелуя опьяняющим.

Губы Лахлана дразнили и умоляли, склоняя ее к ответу своей нежной лаской. Она таяла в его объятиях, смакуя эти порочные ощущения, когда ее тело сливалось с ним, прижимаясь к его твердой широкой груди, а сильные мускулистые руки обнимали ее и будто защищали.

Как ему это удалось? Все это неправильно. Он должен оставаться диким, грубым, склонным к насилию, но этот сильный горец целовал с такой нежностью, о какой она не смела и мечтать.