Лёхин с Шишиком на плече (СИ) - Радин Сергей. Страница 14

— Кого там еще несет?

— Соседа! — отозвался Елисей и раскланялся с прошедшим сквозь дверь изможденным старикашкой, чья борода нечесаными космами торчала во все стороны.

Старикашка выглядел глубоко измученным, и только Лехин поразился его вежливости и предупредительности — надо же, позвонил! — как звонок залихорадило. Кто-то жал на кнопку не то что нетерпеливо — нахально.

— Опять вдребадан? — сурово спросил Елисей.

— Вдребадан, Елисеюшка, вдребадан, — жалко улыбаясь, просипел старикашка и представился Лехину: — Домовые мы, соседа вашего. Проклом прозываемся.

Отпирая дверь, Лехин уже знал, кого и в каком состоянии он сейчас увидит. Сосед сверху, Федька Кривой. Золотые руки — дурья башка.

В квартиру Федька едва не рухнул. Лехин сморщился: плюгавенький плешивый мужичок с невероятном апломбом — в нетрезвом виде — был невыносим.

— Алексей, Алешенька, сынок! — завопил он, поглядывая снизу вверх с некоторой боязливостью. — Стопку дай на посошок! Жа-ажду!

С минуту Лехин глядел на него, размышляя, просто ли оттащить его домой, или же стукнуть разок. Возобладало мнение, что Федька Кривой — человек нужный, а прокладка в кухонном кране уже намекает на смену поколений…

Потом вдруг поразила ситуация: вот человек, еле держится на ногах, вцепившись в дверной косяк. Перед его глазами все расплывается, а напротив пьянущего в дым — таращат глаза десятка два привидений, трое домовых и… и (Лехин скосился на потолок) табунчик шустрых Шишиков. И так стыдно стало Лехину за Федьку, что, ни слова не говоря, взялся он одной рукой за воротник Федькиной рубахи, другой — за пояс штанов, да и понес так на этаж выше.

Федька с пережатым горлом что-то булькал, почти давился, а на второй лестнице перестал изображать сопротивление и обмяк.

Повернув на вторую лестницу, Лехин увидел Прокла. Тот, кряхтя, подымался со ступеньки на ступеньку, и Лехин невольно сопоставил: Елисей-то белый-белый от седины, а вон какой бодрый; русые же волосенки Прокла никак не соответствовали сгорбленной, поникшей фигурке. "Есть, наверное, какая-то зависимость между внешним видом хозяев и их домовых, — думал Лехин, таща вялое тело соседа, — или из частного пытаюсь вывести общее?"

Дверь в Федькину квартиру была открыта, но Лехин позвонил и дождался появления жены соседа. Тетя Лиана — тетей ее звал весь дом — громко запричитала над мужем. Она и всегда-то говорила громко, поскольку страдала глуховатостью, а уж если с мужем что… В причитаниях тетя Лиана возблагодарила чутких соседей в лице Лехина, Лехину было некогда. Он внес бубнящее тело Федьки в квартиру и наскоро распрощался с тетей Лианой. Уже выходя из квартиры, он заметил Прокла, кивнул ему. Домовой помахал ладошкой и понуро побрел в комнаты.

А Лехину так захотелось свежего воздуха — после похода в Федькину квартиру; так захотелось, что он заторопился побыстрее на улицу, благо, что существовала и цель, ради которой стоило прогуляться в августовский вечер.

— Ну, где тут ваш свидетель? Темнеет уже.

— А мы уже все! Уже все! — радостно закричал Касьянушка и подлетел к столу, на краю которого, болтая ножками, сидел Шишик.

— Что значит "все"?

— Очевидец передал информацию вашему помощнику, — тускло сказал безымянный агент. — Это был мой совет. Насчет передать. Вам не надо тратить время на поиски. Ваш помощник сразу приведет вас на место.

— Тоже неплохо, — пробормотал Лехин — и оживился. — Уважаемый агент, ваша компетентность вне всяких сомнений. Может, подскажете, с чего начать расследование уже на месте преступления?

— Дело настолько темное, что я даже не в силах предположить…

— А представьте, следствие по данному делу послали проводить именно вас. — Нет, сухой официальный стиль Лехину давался тяжело.

Агент заколыхался прозрачной садовой пленкой. Все присутствующие с надеждой вглядывались в его насупленное лицо. Даже Шишик перестал постукивать ножками (или все-таки лапками? И откуда, черт их подери, они взялись?!) по столу.

— Мой человеческий опыт не поможет, — наконец сказал безымянный призрак. — Единственно могу предложить присмотреться к людям, неадекватно себя ведущим. Я почему-то думаю, что пожиратель бестелесных субстанций будет сопровождаем… э-э… духами такого тонкого уровня, что даже при всей вашей восприимчивости вы их не увидите. Но поскольку они будут с человеком, он может выдать себя разговором с ними или необычным жестом.

— Вы считаете, что пожиратель — человек, подружившийся с духами… Слава Богу, он появляется в позднее время, — подытожил Лехин. — А иначе — это ж за каким количеством народа пришлось бы следить!

— А вот и нет, неправда ваша, — возразил Дормидонт Силыч. — Духов в пустоте как раз легко можно заметить. А ежели они с человеком, значит, они при нем питаются. А может быть и другое. Человек для них может быть ведущим, а не пожирателем. Может, он, сам того не подозревая, обладает способностью ходить там, где духам нужно, но нельзя.

— Хорошая версия! — оценил безымянный призрак.

— И уж извините меня, но начать все-таки нужно с пустоты.

— Не понял. Второй раз про какую-то пустоту.

— Нас, бестелесных субстанций, огромное множество. Воздух, невидимка для человека, буквально кишит всякой тварью. А наш свидетель говорит, что наведывался в дом пропавшего соседа, так там даже домовых не осталось!

Зловещая фраза прозвучала и медленно растаяла в горестной тишине. Растаяла — и в комнате вдруг взвился воздушный вихрь, будто невидимая машина промчалась с сумасшедшей скоростью. Лехин почувствовал, как толкнулась в ухо упругая волна. Увидел, как качнуло призраков. Оказывается, завопил насмерть перепуганный Шишик. Сообразительная "помпошка" сразу просекла, что жуткая опасность на вечерней прогулке грозит именно ей.

Потребовалось еще полчаса на уговоры и заверения, что с Лехиным Шишику обеспечена надежная защита.

За эти полчаса Лехин вынул из "упряжи" все предметы, о назначении которых не знал. Кроме оберегов. На них настояли домовые.

За эти полчаса на улице совсем стемнело.

10.

В принципе Лехин любил ездить на троллейбусе. Ему нравилось — не в час пик, конечно, — находиться среди незнакомых людей; приглядываться к ним, изредка становиться свидетелем веселых разговоров, где обсуждалось и осуждалось все на свете — от цен на рынке до современной политики.

Первая сегодняшняя поездка была скучновата. Лехин слишком нервничал, слишком сомневался и в себе, и в Шишике, и вообще — в целесообразности путешествия.

Вторая оказалась веселее. Намного. Чуть Лехин сел на свободное сиденье — в конце троллейбуса, чтобы видеть весь салон, — под горлом расстегнулась пуговица. Шишик, засунутый под рубаху, решил полюбоваться на белый свет. Лехин расстегнул вторую пуговицу. Шишик ему не мешал, но голову невольно приходилось задирать при одной мысли, что из краев рубахи выглядывает нечто.

В первой поездке Шишик ютился в кармане или в сумке, а теперь, кажется, пообвык и ведет себя подобно любопытному детенышу. Пусть. Главное — его никто не видит. Лехин скосил глаза вниз и влево. Шишик вылупил желтые глазенки на пассажиров, пару раз стрельнул взглядом на потолок, но, видимо, люди его интересовали больше. Он так долго и пристально сверлил глазищами всех, начиная с парнишки, соседа Лехина, что и Лехин заинтересовался: "Не забыть бы спросить у Елисея, что это за любопытство у "помпошки"?"

Впрочем, сосед мирно дрых — десятый час все-таки, и излишне внимательный взгляд не тревожил его.

Тревожился Лехин. Рассуждения домовых и призраков о пустоте заморочили ему голову, и сейчас он боялся, что новое, недавно приобретенное зрение может подвести в решающий момент. "Чем психовать, потренируйся лучше! — приказал он себе. — А то разнылся, понимаешь…"

И Лехин приступил к тренировкам.

Маленькое напряжение — и в троллейбусе, сумеречно-желтом от тлеющих на последнем издыхании лампочек, посветлело. Сначала Лехин рассмотрел Шишика. Ага, "помпошка" все-таки имеет намек на лапки — ручонки-ножонки. Наверное, когда конечности не нужны, они превращаются в толстые округлые пуговички.