Остров дьявола - Шевцов Иван Михайлович. Страница 46

- Бред шизофреника, или как сам автор выразился, "шизик орет", - сказал Иван Матвеевич и обратился к поэту: - А он не шизофреник, этот стихоплет из нержавеющей стали?

- Я не психиатр, - поэт улыбнулся и пожал плечами.

Денис никак не мог уловить нить разговора: мешала Маша. Она атаковала его вопросами самыми неожиданными и неуместными, по крайней мере, не относящимися к общей беседе, в которой она не только не имела ни малейшего желания участвовать, но даже откровенно не прислушивалась к тому, о чем здесь говорили. Ее это не интересовало. Нет, она не чувствовала себя здесь лишней. Для нее лишними здесь были все прочие, включая именинника и ее дядю - Юлия Григорьевича. Лишним не был только Денис Морозов, ради которого она пришла в этот незнакомый ей и, главное, чужой дом. И сам Денис, слушая свою активно-общительную соседку и отвечая на ее вопросы, уже отключался от общего разговора, до его слуха доносились лишь обрывки фраз, сказанных то ли Иваном Матвеевичем, то ли Юлием Григорьевичем и другими участниками застолья, и он не всегда улавливал их смысл. "Человек зачинается в радости, рождается в муках, а потом всю жизнь испытывает и то и другое". Это сказал Виноградов. Но по какому поводу, в связи с чем - Денис так и не узнал, потому что в этот момент Маша рассказывала ему о своих впечатлениях от Праги, где она недавно побывала в составе туристической группы. Дениса, равнодушного к спиртному, удивляло, что Маша не пропустила ни одного тоста, пила коньяк и всегда опорожняла рюмки до дна, что, кажется, не нравилось Юлию Григорьевичу. Предлагая Денису "сепаратный" тост, она спрашивала:

- А ваш друг Слава совсем не пьет?

- Он за рулем.

- В таком случае выпьем за его здоровье, - бойко щебетала Маша и тянулась хрустальной рюмкой к Денису. - У меня сегодня такое настроение, ну такое, что хочется напиться. - И блаженная улыбка разливалась по ее розовому лицу, а глаза масляно щурились.

Стремительная атака Маши на Дениса поначалу забавляла Мечислава. "Примитивно и грубо", - мысленно решил он, видя, как конфузится Денис под напором любезностей эмоциональной девицы, и поспешил к нему на выручку, желая отвлечь на себя хотя бы какую-то долю внимания Маши. Он попытался вклиниться в их беседу и сделать ее общей. Но племянницу Юлия Григорьевича такое вмешательство, видно, не устраивало: на замечания и реплики Мечислава она либо отвечала с подчеркнутой небрежностью вполоборота головы, либо вообще игнорировала его слова. Мечислав не настаивал: было любопытно, что будет дальше. Он дал понять Маше, что оставляет их в покое.

А дальше все шло по какому-то примитивному шаблону. Как только объявили перерыв перед чаем, Маша, сославшись на духоту в доме, стремительно увлекла Дениса "на свежий воздух", в сад. Над дачным поселком, представляющим собой застроенную в основном деревянными домами поляну в густой зелени, сгущались сентябрьские сумерки. В свежем воздухе терпко пахло астрами, хризантемами и дымком - где-то невдалеке жгли костры и топили печи. Маша с преувеличенным наслаждением вдыхала этот вечерний аромат и вслух восторгалась, запрокидывая голову и закрывая от блаженства глаза:

- Как прекрасно! Чудо. Я обожаю Подмосковье в пору золотой осени. Сказка, прелесть. Особенно лес, вот этот, абрамцевский. Вы любите лес?

Она смотрела на Дениса в упор, и он сквозь запотевшие стекла очков скорое угадывал, чем различал, ее тающий взгляд. Не ожидая ответа на свой последний вопрос, будучи уверенной в положительном ответе, Маша схватила Дениса за руку и увлекла в лесистую глубину дачного участка. Денис не противился: он не привык к подобному обращению, немного смущался, хотя ничего предосудительного в ее поведении не находил. "Таков уж ее характер - общительный и простой", - думал он, послушно погружаясь в пучину леса. Невысокий мелкий кустарник задевал одежду. Ноги ступали по мягкой хвойной подстилке. Пахло прелой хвоей и сыростью. Маша шла впереди, ведя Дениса за руку. Рука ее была мягкая и горячая.

- Здесь настоящие дебри, сибирская тайга, - заговорщицки шептала Маша, и ее поведение напоминало Денису какую-то детскую игру. "Она запьянела, - решил Денис. - Она много пила коньяка". Наконец они наткнулись па сетчатый забор и остановились. Тяжело дыша, Маша спросила:

- Забор? А дальше, что там, за забором?

- Здесь граница владений Ивана Матвеевича. А там, за забором, чужая земля, - шутливо ответил Денис.

- А давайте перелезем через забор, - предложила Маша тоном капризного и озорного ребенка.

- Нельзя нарушать границу.

- А я хочу. Хочу быть нарушительницей, чтоб никаких границ и заборов. Хочу быть свободной, как птица. У вас нет такого желания? Свободным, как птица, парить над землей без всяких границ и ограничений?

- Романтика, - снисходительно произнес Денис. - Романтика возвышает чувства, окрыляет человека. Люди без романтики скучны и неинтересны, как ваш академик. У него в голове, должно быть, одни цифры. Скучные, нудные цифры.

- Не скажите. В цифрах бывает больше романтики и поэзии, чем в плохих стихах какого-нибудь Артура Воздвиженского. "Мед, врет, в рот". Мерзко…

Наступила пауза. Маша хотела возразить, поспорить о поэзии Воздвиженского, но решила, что в данном случае позиция ее будет шаткой, неубедительной. Уж лучше смолчать. А Денис продолжал:

- Магия цифр - это высшая поэзия, когда цифры превращаются в формулы, то это звучит симфония.

- Симфония цифр! Как здорово! - восторженно воскликнула Маша и затем, понизив голос до шепота, продолжала: - У вас душа поэта. Нежная, тонкая.

Неожиданно она прильнула головой к груди Дениса, пышные волосы ее коснулись его лица. Денис растерялся, он решил, что девушке сделалось плохо от выпитого коньяка. Он робко, как-то несмело и неумело коснулся руками ее горячих плеч, а она все плотней прижимала к нему голову.

- Вам плохо? - озабоченно с нотками тревоги спросил Денис.

В ответ она резко подняла голову и отстранилась, выдохнув.

- Нет, мне хорошо. Мне очень хорошо. Просто я теряю голову. Я не знаю, что со мной. Хочется куда-то ехать в поезде дальнего следования в вагоне "СВ", в купе на двоих, или плыть на теплоходе мимо городов, сквозь поля и леса. Отрешиться от всего земного, от забот и суеты, от мелочных хлопот и от людей. И чтоб рядом был только один человек - верный друг, единственный. Скажите, Денис, у вас есть друг, настоящий, преданный? Я имею в виду не Мечислава, а девушку. Любимую женщину?

И в памяти Дениса вдруг возникла во весь рост Рената Бутузова, а как продолжение ее теперь виделась ему Маша - племянница Пухова, еще одна невеста, настойчиво предлагаемая заботливым Юлием Григорьевичем. Мысль эта развеселила Дениса, и он ответил полушутя:

- А я, как Иван Матвеевич, не буду обзаводиться семьей. Останусь пожизненным холостяком.

- Любимая женщина не обязательно должна быть женой, - с мечтательной грустинкой произнесла находчивая Маша. - Может быть просто другом, нежным, преданным, ласковым. Каждый человек нуждается в ласке.

У дома послышался мужской разговор и затем голос Мечислава:

- Денис! Отзовись, хозяин требует!..

- Слышите? Меня. Друг зовет, - сказал Денис.

- Молчите, не откликайтесь, - торопливым шепотом предупредила Маша.

- Нельзя. Друг зовет, преданный, верный, - продолжал Денис все тем же полушутливым тоном.

- Вы уверены?

- В чем? - не понял Денис.

- Что он вам предан, Мечислав ваш. Откуда у него такое имя?

- От матери. Она полька.

- Он где работает? Кто по профессии?

- Научный сотрудник.

И опять голос Мечислава:

- Денис, я уезжаю! Если хочешь быть моим спутником, поторопись.

- Иду-у-у! - преднамеренно громко ответил Денис.

Маша обиделась. Тогда, чтоб смягчить ее обиду, он взял ее за руку и повел за собой, интригующе говоря:

- Пойдемте, я вам что-то покажу.

Она шла нехотя, все еще продолжая дуться, и в то же время подгоняемая любопытством: что он ей покажет? Он остановился у молодых дубков, еще крепко державших листву, и сказал: