Карты не лгут - Робертс Николь. Страница 31

Спустя совсем немного времени, когда он лежал в больнице и его мать и сестры рыдали в голос, отец наблюдал за ним из-за спинки кровати, а нога его, обездвиженная металлической шиной, напоминала собранное из детского конструктора сооружение, тот вечер снова и снова всплывал в памяти Джо. Он анализировал все свои действия. Возможно, ему не следовало пускаться в погоню за Робби. Возможно, следовало дать ему уйти. Джо знал, где парень живет, и, возможно, ему следовало дождаться подкрепления и поехать к нему домой.

Возможно… но преследование плохих ребят было его работой. Общество требует удалить наркотики с улиц, так ведь?

Что ж, может быть.

Если бы Робби звали, к примеру, Роберто Родригес, то убийства его, кроме его семьи, никто бы не заметил. Вероятно, о нем не сообщили бы даже в выпуске теленовостей. Но о Робби сообщали чуть ли не как о будущем сенаторе. О типичном американском парне. Истинном американце с белозубой улыбкой. Наутро после перестрелки газеты напечатали фотографию Робби на первых полосах. Волосы его, словно у пижона, блестели, а огромные голубые глаза смотрели на читателей, просматривающих газеты за утренним кофе.

И читатели, всматриваясь в это симпатичное лицо, начинали задаваться вопросом, так ли уж необходимо было полицейскому стрелять. Неважно, что Робби сбежал из полицейского участка, что первым выхватил пистолет и что на него имелось пухлое досье. В раздираемом проблемами городе, где открыто во всех проблемах винят прибывающих иностранцев и жителей других штатов, девятнадцатилетний доморощенный торговец наркотиками, родившийся в центральной больнице Бойсе, вовсе не вписывается в представления добропорядочных граждан о себе и своем городе.

И они задавали вопросы полиции. Они спрашивали, не нужно ли провести опрос среди населения для оценки необходимости применения оружия и нужен ли городу полицейский, убивающий их молодых сограждан.

Шеф Уокер выступил по местному телевидению и напомнил, что Робби состоял на учете в полиции. Токсикологический анализ выявил значительные следы метамфитамина и марихуаны в его крови. Министерство юстиции и отдел внутренних расследований оправдали Джо по всем пунктам обвинения и доказали, что применение оружия было необходимо. Но, стоило лицу Робби мелькнуть на экранах телевизоров или появиться на страницах газет, люди снова начинали задавать вопросы.

От Джо потребовали посещения полицейского психолога, но что тот мог сказать ему? Джо застрелил подростка, даже еще не мужчину. Он забрал жизнь. С него сняли обвинение в том, что он был вынужден сделать. Он ничуть не сомневался, что был бы мертв сейчас, умей Робби стрелять лучше. У него не было выбора.

Именно это Джо и говорил себе. В это он должен был верить. После двух месяцев вынужденного безделья и четырех месяцев лечения Джо позволили вновь приступить к работе. Но не в отделе по борьбе с наркотиками. Его без особого шума перевели в отдел по расследованию краж собственности. Они называли это переводом. Но Джо считал это понижением, наказанием за выполнение им своего долга.

Он припарковал машину в полуквартале от магазина Габриеллы и вытащил из багажника банку краски, мешок с кистями и валик. И пусть его перевели, он никогда не считал случившееся с Робби ошибкой. Печальное недоразумение, то, о чем он старался не думать — и уж никак не говорить, — но отнюдь не ошибка.

Совсем не то что Габриелла Бридлав. С ней у Джо все шло наперекосяк. Он недооценил ее. Но воистину, кто бы мог подумать, что она выработает столь идиотский план и заманит его в парк, чтобы расправиться с ним при помощи антикварного револьвера и баллончика с лаком для волос?

Джо вошел в магазин с черного хода и поставил краску и мешок с принадлежностями рядом с прилавком. Мара Палиньо стояла по другую сторону прилавка и распаковывала доставленные накануне товары. Антиквариата в поставке вроде бы не числилось.

— Что там у тебя?

— Габриелла заказала кое-что из хрусталя.

Ее большие карие глаза смотрели на Джо слишком уж пристально. Мара подвила волосы, а губы покрывал толстый слой алой губной помады. С первой их встречи Джо заподозрил, что она может проявить к нему повышенный интерес. Мара ходила за ним по пятам и предлагала помочь. Ему это немного льстило, но в основном раздражало. Она была всего на год или два старше Тиффани, его племянницы, а девочки Джо не интересовали. Ему нравились женщины. Зрелые женщины, которым не нужно указывать, что им делать своими губами и руками. Женщины, умеющие управлять своими телами.

— Не хочешь мне помочь? — спросила Мара.

Джо вытащил из мешка кисть.

— Мне казалось, ты должна находиться в парке и помогать Габриелле.

— Я собиралась, но Кевин сказал мне, что я должна распаковать этот хрусталь и убрать его, если ты сегодня задумаешь измерять размеры прилавка.

Плотницких навыков Джо вряд ли хватило бы на замену прилавка.

— Я этим скорее всего займусь на следующей неделе. — Он очень надеялся, что ему не придется волноваться об этом на следующей неделе. — Кевин у себя в офисе?

— Он еще не вернулся с ланча.

— А в магазине есть кто-нибудь?

— Никого, но я услышу колокольчик, если придет покупатель.

Джо взял кисть и банку с краской и направился в кладовую. Ждать, когда подозреваемый сделает ход, "было частью работы полицейского под прикрытием. Тем не менее Джо полагал, что работать в магазине лучше, чем сидеть в машине и толстеть от беспрерывного пожирания хот-догов. Лучше, но не намного.

Он постелил на пол тряпку и приставил к стене выпиленные им накануне доски для полок. Мара не отходила от него ни на шаг и беспрерывно болтала о незрелых однокашниках по колледжу, назначающих ей свидания. Единственный раз она покинула его, когда зазвонил колокольчик, но вскоре вернулась, чтобы заверить, что ей больше по вкусу зрелые мужчины.

К возвращению Кевина Джо закончил красить две полки и собирался приступить к стенам. Кевин бросил взгляд на Мару и отправил ее помогать Габриелле.

— Мне кажется, она на тебя глаз положила, — сказал Кевин, когда Мара, бросив через плечо прощальный взгляд, скрылась за дверью.

— Возможно.

Джо потянулся и сделал несколько круговых движений плечами. Ему неприятно было признавать, но мышцы у него чертовски болели. Он постоянно старался поддерживать себя в хорошей форме. Существовало, видимо, лишь одно объяснение: он начинал стареть.

— Габриелла платит тебе достаточно, чтобы компенсировать боль в мышцах?

Кевин был одет с иголочки и держал в одной руке сумку из магазина деликатесов, а в другой — пакет из магазина дамского белья, расположенного ниже по улице.

— Она платит мне достаточно. Деньги для меня не так важны.

— Тогда, ты, видимо, никогда не был бедным. А я был, друг мой, и это чертовски плохо. Это накладывает отпечаток на всю твою жизнь.

— Каким образом?

— Люди судят о тебе по фирме, изготовившей твою рубашку, и по состоянию твоей обуви. Деньги — это все. Без них люди считают тебя отбросом. И забудь о женщинах. Женщины не станут иметь с тобой дела. Точка.

Джо присел на край сундука и скрестил на груди руки.

— Зависит от того, на каких женщин ты хочешь произвести впечатление.

— На женщин, знающих разницу между дешевой «тойотой» и дорогим «мерседесом».

— А-а-а! — Джо склонил набок голову и посмотрел на стоящего перед ним Кевина. — Такие женщины стоят уйму денег. У тебя есть такие деньги?

— Да, а если бы не было, я знаю, как их заработать. Я знаю, как получить то, что мне надо.

Прямо в точку.

— И как же?

Кевин улыбнулся и покачал головой.

— Ты не поверишь, если я тебе расскажу.

— Попробуй, — настаивал Джо.

— Боюсь, что не могу.

— Ты вкладываешь деньги в игру на бирже?

— Я вкладываю деньги в себя, в Кевина Картера, и это все, что я тебе скажу.

Джо знал, когда нужно отступить.

— А что в сумке? — спросил он.

— Я устраиваю вечеринку по случаю дня рождения моей подружки Чайны.