Завещание Тициана - Прюдом Ева. Страница 62
Визит Виргилия в Кастелло, как и прогулка поблизости от Бири-Гранде, ничего не дали. Оставалась последняя улица с названием, в котором фигурировал ангел, — на полпути между домом дяди и Дворцом дожей. Виргилий не откладывая отправился туда. Там его ждал сюрприз: скульптура ангела на стене дома. «Есть!» — воскликнул он про себя и потер от удовольствия руки. Небольшая статуя стояла в нише высоко над землей. Как до нее добраться? Поскольку робость не числилась среди недостатков Предома, он недолго думая постучал в дверь. Открыла ему старушка. По первым же произнесенным ею словам француз понял, что имеет дело с настоящей венецианкой.
— L'anzolo? (Так на местном наречии звучало слово «ангел».)
Виргилий кивнул, старушка впустила его. Он поднялся вслед за ней по лестнице. В комнате, за окном которой находился ангел, она обернулась к нему и поинтересовалась, известна ли ему связанная с ним легенда. Вслед за чем поведала ему ее. Однажды настоятель ордена капуцинов отец Маттео ди Башио был принят в этом доме. Наружность хозяина или того, кто выдавал себя за него, поразила его своей обезьяноподобностью. Он признал в нем Лукавого.
— Это бес! — вскричал он. — Переодетый бес. Он хочет ввести меня в искушение! — И добавил: — Vade retro Satanas! [116] И оставь после себя следы своего поражения!
Спасаясь, Бес пробил стену, и в ней остались очертания его тела. Отец Маттео приказал заделать дыру и отметить место образом ангела-хранителя. Так на фасаде дома появилась скульптура, а улица получила название Calle va al Ponte dell' Anzolo. Виргилий кивнул в знак того, до какой степени его заинтересовала легенда. Однако больше всего его интересовало другое: как добраться до этого ангела и изъять у него камешек, который он хранит уже добрых сто восемьдесят лет. Но вежливость требовала задать старушке хотя бы один вопрос, и он спросил первое, что пришло в голову:
— А когда произошла эта невероятная история?
Добрая старушка улыбнулась ему беззубым ртом и ответила:
— О! Чуть меньше полувека. В 1553 году.
Олимпия удалялась быстрым шагом по улице Бакалейщиков, Мариетта следовала за ней. С тех пор, как они столкнулись на площади Святого Ангела, куртизанка не вынимала руку из своего вертугадена. Тинторетта могла поклясться, что эта прелестная ручка держит четвертый алхимический камень. Не подозревая, что за ней следят, Олимпия свернула в первую улицу слева. Мариетта последовала ее примеру, как вдруг вспомнила название этой улицы — улица Убийц. В висках у нее застучало. Что в конечном счете означал свиток, которым размахивали два ангела на четвертой картинке: «Surgite mortui…»? А если речь как раз шла о многочисленных жертвах, павших от рук убийц на этой улице? Если эти-то мертвые и указывали на площадь Святого Ангела и ее церковь? Мариетта догадалась, что из всех собравшихся на заре у Чезаре именно ей выпал верный адрес. Ни под каким предлогом нельзя было упустить куртизанку, если она завладела четвертым камнем. Догадается ли Виргилий, в каком направлении ее искать? На углу улицы Убийц она уронила еще один бутон гвоздики.
К месту встречи с Мариеттой Виргилий явился в дурном расположении духа. Ни на одной из трех улиц Ангела, на которых он побывал, и не пахло алхимией. Повезло ли Мариетте? Ступив на площадь, он убедился, что его подруги там не было. Может быть, она задержалась в церкви, пытаясь добраться до самой высокой капители или не осмеливаясь открыть ковчежец с мощами? Он подошел к порталу церкви Святого Ангела и оглядел его. Кое-что привлекло его внимание: полотно фронтона было украшено барельефами, один из которых изображал ворона. «Ворон! Это из герметического бестиария, о котором говорил Соломон Леви, — пронеслось в голове у Виргилия, — значит, именно Мариетта отыскала четвертый камень». Не сомневаясь, что она внутри церкви, Виргилий вошел в неф. Несколько секунд понадобилось ему, чтобы глаза привыкли к царящему там полумраку. Тинторетты не было. Может, она в одном из приделов или за хорами? Он пошел к алтарю, удивляясь тому, что в церкви нет ни одной живой души. Ускорив шаг, обошел абсиду, заглянул в трансепт, побродил по приделам, прежде чем окончательно понял: Мариетты здесь нет. Он вышел на паперть и зажмурился от яркого света. На долю секунды ему привиделся ее силуэт возле колодца, но когда он открыл глаза пошире, то понял: это было лишь обманчивое видение. И все же, поскольку они договорились встретиться именно у колодца, он подошел к нему. Самым разумным было подождать ее в тени колодца. Так он и сделал, сев прямо на землю. Что-то кольнуло его. Он приподнялся и пошарил рукой; нащупав какой-то предмет, собирался его отбросить, как вдруг ощутил знакомый аромат. Аромат гвоздики! Или точнее, запах гвоздики вперемешку с запахом апельсина. Он понял, что его подруга сидела на этом самом месте. Но почему она ушла? Что заставило ее не дождаться его? В какой из венецианских улиц ее искать?
Прячась в тени домов, Тинторетта на цыпочках кралась за Олимпией. Ее кошачьи бесшумные движения пока замечены не были. Как долго это будет продолжаться? Что скажет Олимпия, если наконец догадается? И главное, как выманить у нее камень? С головой уйдя во все эти вопросы, Мариетта вдруг с испугом убедилась, что упустила куртизанку сразу после того, как та завернула за угол. Она огляделась. Никакая другая улица не пересекала эту, слишком длинную, чтобы можно было так быстро одолеть ее. Приходилось смириться с очевидным: куртизанка вошла в один из домов. Но в какой? Она двинулась по улице, ища хоть каких-нибудь признаков присутствия Олимпии. И дошла уже до середины, когда чья-то железная длань схватила ее за волосы и рванула назад. Она покачнулась, но упасть ей не дали. От боли и испуга Мариетта закричала. Ей тут же закрыли рот. Решив защищаться, она постаралась укусить державшую ее руку, но лишь поцарапала ее. За это ее так дернули за волосы, что слезы выступили на глазах. Она подняла руку к поясу, где висел кинжал, с которым она не расставалась после того, как чуть не умерла в подвале Кары Мустафы. Но стоило нащупать рукоять кинжала, тигриные когти впились ей в руку и чуть не разодрали. Тинторетта непроизвольно разжала пальцы, и нападающий воспользовался этим, чтобы завладеть клинком. В следующую секунду Мариетта ощутила его холод кожей своей шеи. Она откинула подбородок и замерла. При малейшем движении ей могли перерезать сонную артерию ее же собственным оружием.
Еще один бутон гвоздики лежал у ног Виргилия при входе на улицу Бакалейщиков. С тех пор, как он вытащил из-под себя первый засохший бутон цветка, он нашел еще два. И они привели его к этой улице. Он не знал, что и думать. Может, у кого-то прохудился мешок со специями. Но откуда тогда этот запах апельсина? Нет, он явно шел по следу своей возлюбленной. Было ли это игрой? Или получилось случайно? Виргилий переминался с ноги на ногу, ни в чем не уверенный. В случай он давно уже перестал верить. Превратившись в этакого Мальчика-с-пальчик, он пошел по улице Бакалейщиков.
Да и название улицы какое! Улица Бакалейщика! Поди скажи, что это не случай!
Он нахмурился: а вдруг и впрямь не случай…
По новому знаку, оставленному на углу улицы Убийц, он понял, что здесь надо повернуть. Что он и сделал. Название улицы как-то тревожно отозвалось в нем. Память подсказала: в стародавние времена улица эта по ночам была пустынна и опасна, часто по утрам на ней обнаруживали трупы. Однажды в кулаке одного из Маккавеев [117] нашли накладную бороду. Вследствие чего в 1128 году Сенат издал указ о запрете ношения накладных бород, с помощью которых всякая сволочь могла маскироваться. Была принята еще одна мера: улица Убийц должна была постоянно освещаться факелами. Когда Виргилий ступил в нее, факелы были погашены, и сентябрьское солнце освещало мостовую перед ним. Он стал искать бутон гвоздики.
116
Изыди, Сатана! (лат.)
117
Здесь: трупов. Аллюзия на Маккавеев: семь братьев, принявших во время гонения Антиоха Епифана мученическую смерть вместе с матерью своей Соломонией. — Примеч. пер.