Февраль (СИ) - Сахарова Ирина. Страница 16
– Тем более что ничего другого нам не остаётся, да? – Вяло спросила я, и, устало вздохнув, повернулась к зеркалу. Я практически не спала этой ночью, не находя себе места от волнения, и моля Господа о том, чтобы он уберёг меня от встречи с комиссаром Витгеном.
Не нужны мне были никакие полицейские, чёрт возьми! Это стало ещё одной причиной моего скоропалительного отъезда из Лиона – я хотела исчезнуть на время, отдалиться от этих вечно вынюхивающих что-то ищеек, спрятаться, забыться… И тут, нате пожалуйста, и суток не прошло, как невезучую Жозефину вновь угораздило наткнуться на полицию, на этот раз швейцарскую! Что-то мне подсказывало, что она будет в разы хуже нашей, французской. Уж не знаю, откуда у меня появилось такое предчувствие.
Неспокойно было у меня на душе. Тут и прохладная ванна с лавандой и молоком не спасёт! Ни за что не успокоюсь теперь, пока всё не наладится! Разыскать бы Селину, уж она-то, несомненно, в курсе последних событий. И, хотя Грандек наверняка приказал всем слугам и рта не раскрывать, я отчего-то не сомневалась – моя милая Селина расскажет мне все подробности ночного визита комиссара. А я как раз отдам ей запонку, и спрошу, как прошло вчерашнее свидание.
Вот только Селины нигде не было. Когда я вернулась к себе в номер, уже другая горничная заправляла постель, разглаживая невидимые складочки на простыни. Заметив меня, она вежливо поздоровалась, сделала аккуратный реверанс, и вернулась к прерванному занятию.
– Будут какие-то поручения, мадам? – Увы, в отличие от Селины, эта чопорная блондинка излишним дружелюбием не блистала. Речь её была сдержанна, а говорила она исключительно по делу.
– Да, – равнодушно ответила я, – помоги мне одеться.
Как и ожидалось, кроме фраз «да, мадам», «нет, мадам», и «не могу знать, мадам» в запасе у худенькой светловолосой Эллен не было больше ничего. Ах, ну, разумеется, на вопрос как её зовут, она отличилась, и выдала: «Эллен, мадам!» А на все остальные мои попытки разговорить её, девушка отвечала сдержанно: да, нет или не знаю. Судя по всему, работала она здесь не первый год, и за долгое время службы научилась держать дистанцию. Что ж, это похвально, но вы же не удивитесь, если я скажу, что миленькая болтушка Селина нравилась мне гораздо больше? Вам бы она тоже понравилась.
Утренний туалет был завершён, я выбрала светло-сиреневое платье из легчайшей тафты с квадратным вырезом, закрытым полупрозрачной сеточкой в белых мушках. В любую погоду я всегда носила длинные рукава, чтобы скрыть шрамы на руках, но у этого платья рукава были всё же коротковаты, а потому пришлось надеть длинные перчатки. Задача усложнялась тем, что сиреневых перчаток у меня как раз не было – в тон к платью подошли бы только белые, и как раз когда я искала их в своём огромном шкафу, в дверь постучали.
Я замерла над ворохом кружевных перчаток и ленточек, уже заранее почувствовав неладное. Франсуаза не стала бы стучать, ведь так? Излишней воспитанностью в отношении меня она никогда не блистала.
На секунду закрыв глаза, я собралась с мыслями, и надела на лицо маску той самой бесстрастной Жозефины, которую хорошо знали в Лионе. Поднявшись с колен, я задвинула ящик обратно и пошла открывать.
Это был Грандек, низкорослый толстоватый мужчина, управляющий господина Шустера и его правая рука в «Коффине».
– Мадам Лавиолетт, прошу простить меня за это вынужденное беспокойство, я никогда не посмел бы, если бы не обстоятельства… – Теряясь под моим требовательным взглядом, он повесил голову, и, нервно комкая в руках носовой платок, сказал роковую фразу: – Кое-что случилось вчера вечером… приехала полиция, и… в общем, комиссар Витген хотел бы с вами поговорить. Он просил меня проводить вас в его кабинет как можно скорее. Надеюсь, вы не будете против?
Разумеется, я была против! Вот только выбора мне бернская полиция уже не оставила.
IX
Грандека мне было искренне жаль. Равно как и ему было жаль меня. Бедняга от всей души переживал за репутацию отеля, и без конца извинялся, что вынужден просить нас о беседе с полицией, и слёзно умолял не сдавать ключи и не съезжать из-за этого «неприятнейшего инцидента». Он обещал позаботиться о скидке на проживание для нас с Франсуазой, в качестве компенсации за доставленные неудобства, но я не Гринберг, меня такими вещами было не пронять. На мои вопросы о том, что же, в конце концов, у них приключилось, управляющий так и не дал мне ни единого внятного ответа, чем напомнил мою новую горничную Эллен. Но это не из-за нежелания откровенничать именно со мной, вовсе нет. Скорее всего, Витген просто запретил ему распространяться на эту тему в интересах следствия.
Единственное, что удалось выпытать от Грандека, так это то, что я была вовсе не единственной постоялицей «Коффина», с кем захотел побеседовать комиссар. Это меня немного успокоило, не скрою. Следуя за Грандеком на четвёртый этаж, где для Витгена и его ребят выделили один из кабинетов, я размышляла на ходу, пытаясь понять, чего же мне ждать от грядущей беседы. Промелькнула мысль, что комиссар нарочно вызвал нас в такую рань – стремился успеть до завтрака, когда все постояльцы третьего этажа соберутся вместе внизу в столовой. А уж там-то, можно не сомневаться, этот возмутительный визит полиции станет главной темой для пересудов. Витген торопился поговорить с каждым из нас до того, как причины его приезда станут известны всему отелю. Стало быть, думал застать кого-то врасплох? Чтобы кто-то не успел подготовиться, не успел придумать правдоподобную ложь, не успел ввести в заблуждение своих соседей по этажу? Умно, умно.
Вот только на месте убийцы – а в том, что произошло убийство я уже не сомневалась – я бы давным-давно просчитала все возможные пути отступления, и к разговору с господином комиссаром была бы готова. Я бы сохраняла похвальное хладнокровие – вот, как сейчас, к примеру, и, вежливой улыбкой поблагодарив Грандека за открытую передо мной дверь, вошла бы в кабинет как ни в чём не бывало, и посмотрела бы на комиссара как на старшего брата или на дорогого дядюшку, но уж точно не как на человека, в одночасье способного разрушить всю мою жизнь.
И Витгена, похоже, моя полнейшая невозмутимость слегка озадачила. Что ж, и он меня слегка озадачил – вблизи он оказался ещё меньше похож на швейцарца, чем издали. Как я уже говорила, он был высоким и довольно худым, эта худоба казалась почти болезненной. Из-за острых скул щёки казались впалыми, а подбородок – слишком узким. Вчера я заприметила у него роскошные чёрные усы, а сегодня выяснилось, что и сам он был на удивление черноволос, да ещё и черноглаз. При таких острых чертах лица он куда больше походил на турка, чем на швейцарца. Вот так диво!
При моём появлении он встал, оказавшись выше меня ростом на две головы, и отрекомендовался:
– Бертольд Витген, полиция Берна. Извольте присесть, разговор нам предстоит долгий и малоприятный.
Начало многообещающее. Но, несмотря на не слишком приветливый тон, правила приличия комиссар соблюдал, и подал мне стул, чтобы я смогла усесться напротив небольшого письменного стола. Профессиональный взгляд Жозефины отметил, лакированное красное дерево и изысканную позолоченную инкрустацию в стиле чиппендейл [13]. Ещё один плюсик мсье Шустеру за хороший вкус. В моём кабинете, в Лионе, стоял похожий стол, но он был чуть пошире, с выемками под чернильницу. Здесь же на месте чернильницы стояли небольшие настольные часы, показывающие половину девятого. Завтрак через полчаса, подумала я. И, судя по хищному выражению лица мсье Витгена, я на этот завтрак безнадёжно опоздаю.
– Что ж, моё имя вам известно, – подала голос я, поудобнее устраиваясь на невысоком стуле с полукруглой спинкой, обитой алым бархатом. – Позвольте узнать, зачем я здесь? Что случилось?
Комиссар поднял на меня тяжёлый, неприятный взгляд, и, как и Габриель Гранье до него, очевидно, попытался заглянуть мне в душу. Бесполезный трюк, я же говорила. Единственный, кому удавалось это когда-то – был мой супруг. Но и он за последние четыре года разучился преодолевать этот незыблемый барьер, который возвела Жозефина между собою и окружающими её людьми. Так что, увы, господин комиссар, трюки ваши на меня не действуют. И вогнать меня в священный трепет этим пронизывающим взглядом у вас не получится.
[13] Стиль мебельного искусства XIX века, названный в честь Т. Чиппендейла, английского мастера-краснодеревщика