Февраль (СИ) - Сахарова Ирина. Страница 57

– Отчего же не знаю? – Я улыбнулась. – На кладбище Пер-Лашез, неподалёку от могилы моего супруга.

– То есть, она… она умерла?

– Нет. Она не умерла. Это я её убила.

Раз уж де Бриньон считал меня виноватой в смерти этой женщины несмотря на то, что задушил её Дэвид, я не стану отрицать. Моя вина в этом тоже была. Дэвид никогда не стал бы этого делать, если бы я не пришла к нему тогда и не сдала Иветту со всеми потрохами. Так что – да.

Это я её убила.

Способствовала её мучительной смерти, так сказать.

И, что бы вы думали, сказал Тео? Отшатнулся, закричал в ужасе: «Убийца, убийца!» – и сбежал?

Он, нет. Он поднёс к губам мою руку, и сказал тихо:

– Спасибо.

Не за что, милый Тео! Обращайся, если что. Жозефина всегда рядом, если нужно кого-нибудь виртуозно убить. Прямо как Поль Февраль! Выходит, не зря де Бриньон нас сравнивал?

Хм.

X

– Мне нужно с вами поговорить, мьсе комиссар, – решительно произнесла я, глядя куда угодно, но только не в голубые глаза этого мерзавеца.

– Что-то случилось? – Почти заботливо спросил он, тоже, впрочем, не испытывая желания смотреть мне в глаза после вчерашнего.

– Мадам Лавиолетт, доброе утро! – Бодрый голос Жана Робера, помощника Эрнеста, донёсся до меня от берега.

Я вынуждена была повернуться в ту сторону, хотя туда-то мне как раз смотреть хотелось ещё меньше, чем на проклятого де Бриньона! Милашка Робер приветливо помахал мне, но мой взгляд против воли скользнул к злополучному озеру. Трава была примята у самой воды в том месте, где нашли Соколицу. Рядом всё было оцеплено, полицейские – и бернские и наши – бродили по периметру, выискивая возможные следы убийцы. А помощник Витгена, невысокий тощий паренёк, вежливо просил прогуливающихся постояльцев отеля выбрать другой маршрут и не топтать здесь, возле берега. Те возмущались, ругались, но парень отвечал им с неизменной твёрдостью, а ещё где-то на западе громыхала гроза – и вот под такую очаровательную мелодию мне пришлось разговаривать с этим мерзавцем снова. После того, как я помахала рукой в ответ очаровательному Роберу, разумеется!

– Я нашла кое-что в домике у реки в тот день, когда было совершено убийство, – ответила я, по-прежнему не глядя на де Бриньона, и протянула ему эту злополучную запонку. Когда наши пальцы соприкоснулись, он еле заметно вздрогнул, но я сделала вид, что не заметила этого. А сама стала смотреть как здоровяк Жан неуклюже склоняется к примятой траве. Мне стало дурно, когда я представила, как Поль Февраль душил здесь, вот на этом самом месте, свою преданную поклонницу, мадам Фальконе. Я поёжилась, обняв себя за плечи, и причиной была вовсе не послегрозовая прохлада, а мой животный ужас. Вернулось то противное чувство страха, которое я испытала сегодня в коридоре, когда увидела приоткрытую дверь.

Господи, убийца среди нас… Это может быть кто угодно!

– Мадам Лавиолетт, так какого же чёрта вы молчали?! – Взревел Витген, стоявший здесь же, по правую руку от Эрнеста.

– А вы бы мне поверили? Неужто? – Всё так же не глядя на них, спросила я. – Вы сказали бы, что я ищу лишние поводы оправдать себя. И были бы абсолютно правы, потому что именно так всё это и выглядит со стороны.

– Вы скрыли важную улику от полиции, чёрт бы вас побрал! – Комиссар Витген едва ли ногами не топал от ярости, в общем-то, был в своём репертуаре. А вот де Бриньон удивил.

– Вы не могли бы повежливее, Бертольд? В конце концов, вы разговариваете с дамой! Не стоит об этом забывать.

Сказал человек, который вчера бесцеремонным образом разорвал на этой самой даме рубашку, а затем целовал её с полминуты против её воли! Какие мы вежливые, ну надо же! Что, думаешь, я поблагодарю тебя, за то, что заступился? Да пошёл ты к чёрту!

– Вы были так увлечены обвинениями в мой адрес, что я, право, забыла обо всём, кроме собственных оправданий, мсье Витген, – ответила я с усмешкой. – Потом, когда я вспомнила, я стала искать вас, но мсье Грандек, управляющий, сказал, что вы уже уехали. А вчера вечером я… – Тут я подняла взгляд на Эрнеста, и слова замерли у меня на языке. Преодолев эту нежелательную паузу, я сказала: – Вчера мне, впрочем, тоже было не до этого, да.

– Где вы это взяли? – Спросил Витген, уже спокойнее. Снизошёл до меня, видите ли!

Я рассказала.

– Чёрт возьми, мадам Лавиолетт, вы в первую очередь должны были сказать нам об этом! – Воскликнул комиссар. – Это же улика, явная улика! Вспомни вы о ней раньше, глядишь, ещё и можно было спасти мадам Фальконе!

– Вот как? И что бы вы сделали? Устроили обыск в отеле? У вас есть такие полномочия, да неужели? Насколько я знаю, вы даже допросить всех постояльцев не рискнули! Только некоторых, кто не смог за себя постоять, вроде меня или мсье Гранье, или русского журналиста. Почему же вы не пошли к мсье Гарндебергу за его свидетельскими показаниями, а, комиссар?! Вы ведь его даже не допрашивали! Потому что он крупный промышленник и бизнесмен, и одного его слова будет достаточно, чтобы вас попросили с должности! И не смейте, чёрт бы вас побрал, упрекать меня в смерти мадам Фальконе! В ней виноват только Февраль и никто больше! Ни вы, ни я не могли её спасти.

Витген после такого отпора поумерил свой пыл, а Бриньон опять стал смотреть как-то странно, неотрывно. Я снова поёжилась, на этот раз от его взгляда, а сама сказала, обращаясь исключительно к противному швейцарцу:

– Скорее всего, это Лассард. Всё указывает на него.

– Вилле?! – Комиссар, похоже, искренне удивился, а я удивилась, с чего это вдруг известный банкир и деловой человек мсье Лассард для него просто «Вилле»?

– Ты сказал вчера, что ранил убийцу в ночь его бегства из Парижа, – сказала я Эрнесту – пускай Витген тоже теперь думает, с какой стати я обращаюсь к знаменитому де Бриньону на «ты»? – Единственный раненый в отеле, которого я видела, это Вильгельм Лассард, постоялец с третьего этажа. Он обедает в нашем салоне, и слышал истории мадам Фальконе за обедом, особенно ту, в которой она утверждала, что раскрыла убийцу и имеет доказательства против него. Более того, мсье Лассард упомянул, что Витторию Фальконе найдут на озере, убитой – так и произошло, несколько часов спустя. К тому же мсье Лассард достаточно богат, чтобы позволить себе такую дорогу вещь, как золотая запонка с фирменным клеймом Бушерона. И ещё: вчера за ужином я обратила внимание, что у него были мокрые волосы. Стало быть, он был на улице, когда начался дождь.

Или всего лишь решил принять душ перед трапезой, что маловероятно. Как я уже говорила, Лассард был пугающе неаккуратен, и мылся, наверное, не чаще одного раза в неделю.

Спрашивается, ну что этот чёртов де Бриньон всё на меня смотрит?! Я не выдержала, подняла взгляд, и постаралась справиться с чарами его холодных голубых глаз. Я была сама невозмутимость этим утром! Он сдался первым, улыбнулся мне, отвёл глаза, и сказал:

– Меня восхищает ход твоих мыслей, Жозефина.

– Да уж, вам бы в полиции работать, – пробормотал Витген, вроде как, с одобрением. И, жестом попросив запонку у Эрнеста, стал рассматривать её, прищурив один глаз.

– Тем не менее, это не он, – огорчил меня де Бриньон.

– То есть – как это «не он»?! – Возмутилась я, вновь подняв на него взгляд, чего делать явно не стоило, потому что сердце моё вновь сбилось с привычного ритма. Из-за одних только этих проклятых глаз, подумать только!

– Я стрелял в правое плечо, Жозефина, – ответил Эрнест, – а у Лассарда повреждено левое. Мы первым делом проверили его, не считай нас такими уж идиотами, пожалуйста!

Что, серьёзно? Похоже, пришла пора взглянуть на него другими глазами, и признать несомненный острый ум, находчивость и оперативность. Но всё равно я нахмурилась, как обычно, чем-то недовольная. Видимо тем, что мне не нравилось в этом человеке абсолютно всё, включая его безграничный интеллект и обаяние.

– К тому же, – добавил Витген, – у него алиби на момент первого убийства. Он был вместе со всеми в столовой, разве не так, мадам Лавиолетт?