В лесной чаще - Френч Тана. Страница 4

— Я слышал, ее родители масоны и пригрозили расформировать отдел, если мы не возьмем их дочь, — прошептал у меня за спиной Сэм О'Нил.

Сэм — веселый и невозмутимый толстяк из графства Голуэй. Я всегда считал его надежным парнем, которого не собьет с ног даже ураган слухов.

— Господи помилуй, — побормотал я, клюнув на его шутку.

Сэм усмехнулся и покачал головой. Я опять взглянул на Кэсси, которая уже села и, упершись ногой в передний стул, развернула на коленях блокнот.

Одета она была не как детектив. Когда варишься в нашей среде, почти кожей начинаешь ощущать, как надо выглядеть — профессионально, подтянуто, по возможности дорого, с легкой изюминкой в одежде. Не надо обманывать ожидания налогоплательщиков. Чаще всего мы покупаем вещи на распродаже в «Браун Томас», а потом на работе приходим в замешательство, обнаружив у соседа ту же самую «изюминку». Правда, так было до тех пор, пока у нас не появился болван-новичок Квигли. Он говорил как мультяшный герой, да еще с провинциальным акцентом, и носил футболку с надписью поперек груди «Бешеный ублюдок», потому что ему всегда казалось, будто мы хотим на него наехать. Только когда он сообразил, что его вид никого не шокирует и всем наплевать, во что он одет, Квигли позвал на помощь свою мамочку и тоже стал ходить на распродажу в «Браун Томас».

Поначалу я подумал, что Кэсси Мэддокс из той же серии. Она была в свободных штанах-«комбатах» с карманами ниже колен, шерстяном джемпере цвета красного вина — длиннющие рукава почти закрывали пальцы — и грубых тяжелых ботинках. Я решил, что своей одеждой она хочет сказать: «Да плевала я на ваши правила». В ее наряде чувствовалась явная нотка враждебности, поэтому я сразу проникся к ней симпатией. Меня всегда тянуло к женщинам, которые чем-то раздражали.

Следующие две недели я почти не обращал на Кэсси внимания, насколько это вообще возможно в мужском обществе, где появилась мало-мальски привлекательная женщина. Пока Том Костелло, наш седовласый ветеран, вводил ее в курс дела, я занимался бродягой, которого до смерти избили в переулке. Жизнь у него была такая же унылая и мрачная, как смерть. Скоро я понял, что это один из тех безнадежных случаев, когда нет никаких зацепок и свидетелей: никто ничего не слышал и не видел, сам убийца, наверное, был пьян в стельку или наширялся и вряд ли помнит, что произошло, — поэтому мое рвение быстро увяло. В довершение всего у меня не заладились отношения с напарником Квигли. У него было странное чувство юмора: он цитировал из «Уоллиса и Громита», а потом разражался смехом, как дятел Вуди, и отсюда следовало, что это смешно. Наконец меня осенило: его назначили в пару со мной не из-за того, что новички могли легче сработаться вместе, а потому, что от него отказались все остальные. У меня не оставалось ни времени, ни сил, чтобы поближе познакомиться с Кэсси. Иногда я спрашивал себя, как долго это может продолжаться. Бывает, даже в маленьких отделах отношения между людьми сводятся к кивкам и улыбкам в коридоре — ведь больше их пути нигде не пересекаются.

Друзьями мы стали благодаря ее мотороллеру, старой потертой «веспе» 1981 года выпуска, которая, несмотря на классичность, напоминала мне веселого щенка с легкой примесью бордер-колли. Подтрунивая над Кэсси, я назвал ее скутер тележкой для гольфа, а она называла мой белый «лендровер» «скорой помощью». Интересно, что бы сказали об этом мои подружки?

Тележка для гольфа ухитрилась сломаться в самый мокрый и ветреный день на исходе сентября. Я выезжал с парковки и увидел маленькую фигурку Кэсси в красном дождевике, очень похожую на Кенни из «Южного парка». Она стояла с «веспой» под проливным дождем и что-то орала вслед автобусу, окатившему ее водой с ног до головы. Я приблизился и, опустив стекло, спросил:

— Может, лучше поработаешь руками?

Оглянувшись, она крикнула в ответ:

— На что ты намекаешь? — И расхохоталась, глядя на мое изумленное лицо.

За те пять минут, которые ушли на то, чтобы завести «веспу», я едва не влюбился в Кэсси по уши. В просторном дождевике и резиновых сапожках, с огромными карими глазами и мокрыми ресницами, моргавшими на маленьком как у котенка личике под красным капюшоном, она казалась чуть ли не восьмилетней девочкой. Так и хотелось закутать Кэсси в мягкое махровое полотенце где-нибудь у камина. Но тут она сказала:

— Нет, дай я покажу, как дергать эту штуковину.

Я, подняв брови, переспросил:

— Дергать штуковину? Эй, девушка, полегче!

Я сразу пожалел об этом — шутник из меня неважный, и она вполне могла оказаться ярой феминисткой, которая тут же под дождем прочла бы мне нудную лекцию об Амелии Эрхарт. [1] Но Кэсси лишь посмотрела на меня искоса и, хлопнув мокрыми ладонями, произнесла с придыханием:

— Ух ты, я всегда мечтала о рыцаре в сияющих доспехах, который придет и спасет меня, бедняжку! Только в моих снах он был гораздо симпатичнее.

Картинка в моих глазах изменилась точно в калейдоскопе, если щелкнуть по нему пальцем. Моя скороспелая любовь превратилась просто в горячую симпатию. Я посмотрел на капюшон Кэсси и сострил:

— Боже, они опять хотят убить Кенни.

Потом погрузил ее тележку для гольфа на свой «лендровер» и повез Кэсси домой.

Она снимала «студию», как говорят арендодатели, — однокомнатную квартирку, где хватало места для двоих, — на верхнем этаже полуразвалившегося дома в георгианском стиле, в городке Сэндимаунт. Район был тихий, подъемное окно выходило поверх крыш на пляж. Обстановка состояла из деревянных полок, набитых книжками, низенькой тахты зловеще-бирюзового оттенка, широкого дивана-кровати под пуховым одеялом, голых стен без картин и украшений и большого подоконника, на котором врассыпную лежали раковины, камешки и каштаны.

Ничего особенного в тот вечер я не запомнил, и Кэсси, насколько я знаю, тоже. В голове осталась только пара неестественно ярких картинок и обрывки разговоров — вернее, их темы: сами слова куда-то улетучились. Сейчас это кажется странным, даже загадочным, будто мы попали в «теневую зону», созданную феями или пришельцами, откуда никто не возвращается таким, каким был. Правда, провалы во времени обычно случаются с одиночками; когда я представляю, как подобное могло произойти сразу с двумя, мне почему-то мерещатся близнецы, болтающиеся где-то в беззвучной невесомости, шаря вокруг себя руками.

Точно помню, что остался на ужин, причем довольно экзотичный: свежая паста с соусом в специальном кувшинчике, горячее виски в китайских чашках. Кэсси открыла огромный гардероб, занимавший целую стену, и достала полотенце, чтобы я мог высушить волосы. Кто-то, может, она сама, разместил в шкафу книжные полки. Они торчали на разной высоте, заставленные самыми невероятными вещами: я не успел разглядеть их как следует, но заметил эмалевые блюдца с отбитыми краями, тетрадки в мраморных обложках, мягкие блузки ослепительных расцветок, рулоны исписанной бумаги. Все вместе это напоминало задний фон на старых иллюстрациях к волшебным сказкам.

Под конец я ее спросил:

— А как ты оказалась в нашем отделе?

До этого мы говорили о том, как она устроилась, и я думал, что задал свой вопрос легко и между прочим, но Кэсси ответила мне хитрой улыбочкой, словно мы играли в шашки и она поймала меня за руку, когда я пытался отвлечь ее внимание и сделать жульнический ход.

— Несмотря на то что я девушка?

— Я хотел сказать — такой молодой, — произнес я, хотя имел в виду и то и другое.

— Вчера Костелло назвал меня сынком, — хихикнула Кэсси. — «У нас все по-честному, сынок». Потом смутился и даже начал заикаться. Наверное, испугался, что я подам на него в суд.

— С его стороны это был комплимент, — возразил я.

— Я так и подумала. Вообще он очень милый.

Она сунула в рот сигарету и протянула руку; я дал ей зажигалку.

— Кто-то мне сообщил, что ты работала под прикрытием в качестве проститутки, — заметил я, но Кэсси вернула мне зажигалку и усмехнулась.