Эхо давней любви - Келлоу Джо. Страница 21

Она осмотрела его непонимающим взглядом. Его лицо выражало страдание. Да, он поистине блестящий актер! Нужно отдать ему должное. С каким неподдельным талантом разыгрывал он тут перед ней роль невинной жертвы! Она усомнилась уж было: не могла ли она ошибиться? Но тут же отогнала эту мысль прочь. Разумеется, помада — это улика довольно косвенная, но для Блаэр достаточная, чтобы догадаться в чем дело.

Наконец она придумала, что ему скажет:

— Митч, пойми. Что бы там между нами ни было, в любом случае все уже кончено. Я хочу, чтобы ты это осознал. Все кончено. И, пожалуйста, никогда больше не приходи ко мне домой. И вообще оставь меня в покое.

Он пристально посмотрел на нее, покачал головой и буркнул скорее сам себе, чем ей:

— Ну, конечно, я всегда знал, что женщины безумны, как десятиногие пауки. Тебе не следовало этого забывать, приятель Митч, — и хмуро уставился на дорогу.

Когда они подъехали к ее дому, она с удивлением заметила, что дверь приоткрыта. У нее рот открылся от изумления.

— Ты что, не запер дверь?

— Нет, запер, — он резко остановил машину.

Она поспешно выскочила из автомобиля, не захлопнув дверцы:

— Значит, ты плохо ее запер. Если бы ты запер ее как следует, она не была бы, наверное, сейчас распахнута настежь, как ты думаешь? Кажется, я ничего здесь не забыла, — проговорила она с некоторым сомнением, окидывая быстрым взглядом заднее сиденье, но тут же захлопнула дверцу машины.

Митч покачал головой. Он все еще сидел за рулем. Наконец он вышел из машины и крикнул ей вслед:

— Может, ты все-таки подождешь меня?

На пороге дома она остановилась: входить было немного страшно. Но картина, которую она увидела в гостиной, оказалась еще хуже, чем она могла ожидать. Он вошел вслед за ней и тоже остолбенел от ужаса. По всей комнате были разбросаны разорванные книги. Повсюду валялись клочки страниц и искореженные до неузнаваемости обложки.

Он положил руки ей на плечи и сказал как можно мягче:

— Должно быть, здесь побывала соседская собака. По крайней мере, я никогда не слышал, чтобы воры-взломщики ели книги.

Она моментально высвободилась из его объятий. На глаза навернулись горячие слезы.

— Мои книги! — проговорила она, всхлипывая. — Она сожрала их все до единой. — И со злобой сказала ему сквозь слезы. — И во всем этом виноват ты.

— Мне очень жаль, Блаэр, — пробормотал он смущенно. — Я возмещу тебе ущерб. Я исправлю свою ошибку.

Но она была уже на взводе и заорала как ненормальная:

— Исправишь! Как будто ты можешь исправить! Самое лучшее, что ты можешь сейчас сделать, это поскорее отсюда убраться!

— Я уйду, — ответил он хмуро. — Но вначале осмотрю оставшуюся часть дома. Не волнуйся, это будет последнее, больше я не стану тебя беспокоить. — Он повернулся и вышел в коридор.

Спустя минуту из глубины дома раздался его голос:

— Знаешь, что-то подсказывает мне, что эта соседская собака гораздо сообразительнее, чем я думал, — послышались его торопливые шаги, и он вновь вошел в комнату.

— Вся оставшаяся часть дома в полном порядке, — промычал он. И добавил: — Я пойду принесу из машины твои вещи.

Митч удалился, а Блаэр принялась подбирать с ковра жалкие остатки своих книг. Но не прошло и минуты, как он вернулся. Войдя в гостиную, он аккуратно положил на стул ее одежду.

— Это то, в чем ты вчера была одета, — сказал он как-то грустно.

Она мгновенно вскочила на ноги и фыркнула:

— Подожди минутку, я все тебе верну, — она сорвала с себя жилетку и швырнула ему в лицо. — На, держи! Наверняка она пригодится тебе, когда повезешь очередную дуру с собой в горы!

— Нет, — отрезал он, кидая ей жилетку обратно. — Пусть она останется у тебя. А то боюсь, когда «очередная» ее наденет, она взбесится точно так же, как и ты, — усмехнулся он. Он уже подошел к двери, как вдруг остановился и, обернувшись, сказал:

— Да, кстати, я сегодня чуть было не свернул по твоей милости себе шею. На полу в ванной валялась твоя губная помада, я не сразу ее заметил и наступил на нее, когда вылезал из-под душа.

Она остолбенела, глаза ее округлились.

— Вне всякого сомнения, эта была хитрая ловушка, — усмехнулся он.

Он повернулся уж было, чтобы уйти, как вдруг услышал ее злобный вопрос:

— Что ты сказал? — Она смотрела на него, отрыв рот.

Он ответил ей взглядом, полным смущения:

— Да, нет, Блаэр. Это так, ерунда. Подумаешь, поскользнулся. Но я обязательно ее тебе верну. Послушай, ты что, росла в очень бедной семье? Ты так ревностно относишься ко всему, что тебе принадлежит.

Это окончательно вывело ее из себя. Она швырнула на пол только что подобранные клочки бумаги и прокричала визгливо:

— Это была не моя помада!

— О Боже, господин судья, — ответил он спокойно, — и в чем только меня в жизни не обвиняли. Но в том, что я пользуюсь губной помадой — никогда. — Он склонился к ней и прошептал: — Но после этого уик-энда, безусловно, начну. Только будь уверена, я не возьму твою помаду. Я куплю себе свою собственную. — Он взялся рукой за дверную ручку.

— А я тебе говорю, что эта не моя губная помада, — завизжала она. — Она мне не принадлежит! Я скажу даже больше — она не принадлежит и Шарлотте тоже. Она и не моя, и не ее. Доходит это до твоей тупой башки?

Он покачал головой еще более смущенно. Но, подумав, добавил:

— Ну что ж, может быть, ты и права. В таком случае ее хозяйка Марша.

Ее мозг уже не способен был более выносить эту беседу. Ее руки беспомощно опустились. Она смотрела на него уже не удивленно, а как-то жалобно.

— Прощай, Митч, — прошептала она после долгой паузы.

Он расстерянно посмотрел на нее и удалился, не сказав ни слова.

Она была настолько застигнута врасплох его признанием, что ей ничего не оставалось делать, кроме как упасть на диван и уставиться в одну точку. Разговаривать с ним все равно не имело смысла. Как только в беседе всплывало имя другой женщины, он тут же становился нем как рыба. А сам еще требует, чтобы она была с ним откровенна.

Чувства ее были какими-то неопределенными, мысли блуждали. Он ворвался в ее жизнь с тем, чтобы ее разрушить. И это ему на самом деле удалось. Она ощущала себя абсолютно разбитой, растаявшей от его прикосновений, растворившейся в его страсти и наконец раздавленной своими собственными желаниями. Здравый смысл подсказывал ей, что нужно остановиться, противостоять ему, но она не послушалась своего внутреннего голоса. Он хотел ее — и он ее получил. Все совершилось так просто. И нужно же ей было прожить целых двадцать девять лет, чтобы на тридцатом совершить такую глупость. Поистине, если бы на Олимпийских играх присуждали медали за глупые проступки, она, несомненно, получила бы золото. Она вела себя как последняя идиотка, совсем забыв об осторожности. Теперь ей хотелось бы его люто возненавидеть, но она устала настолько, что у нее не осталось сил даже на это. И где-то в подсознании возникла мысль: самое страшное заключается совсем не в том, что она поддалась на его ласки. Самое страшное, что она его полюбила.

Она лежала без движения, в полном душевном изнеможении. Так прошло довольно много времени. Настолько много, что, когда она наконец поднялась с дивана, успело уже стемнеть. Она не любила проигрывать, не любила, когда ей наносили поражение. Ее жизнь всегда была полна поражений — но чужих поражений. Расстроившиеся свадьбы, погибшая любовь, разбитые судьбы… Люди приходили к ней, рассказывали о своих проблемах, и она всегда старалась им помочь. Но только кто теперь поможет ей?

Выйдя в коридор, она вдруг услышала телефонный звонок. «Наверное, это Митч», — подумала она и медленно пошла к телефонному аппарату, стоявшему на кухне. Сняв трубку, она сначала выдержала паузу, а потом сказала тихонько:

— Алло?

Нет. Это был не Митч.

— Блаэр, это ты? — раздался в трубке голос Вэйна Фэйрфилда. — Я разыскиваю тебя со вчерашнего вечера. Я даже заходил к тебе сегодня утром, чтобы поговорить, но тебя не было дома. Я приоткрыл дверь и звал тебя, но ты так и не откликнулась. Тебя действительно не было дома?