Астровитянка (сборник) - Горькавый Ник. Страница 17

Метров через пятьдесят тропинка выбежала к совсем уж крохотному озеру, из которого и вытекал ручей. Небольшой холм на противоположном берегу озерца бугрился мшистыми валунами, живописно разбросанными среди зарослей кустарников и низких деревьев. С отвесной двухметровой скалы медленно струился водопад, и по озеру гуляли неспешные волны и солнечные блики. Пахло водой и травой. К уютному плеску водопада примешивалось гортанное скрипение невидимой лягушки. Время от времени в общую звуковую гамму вплетались ещё какие-то мелодичные звуки – пение другого вида лягушек, или птиц, или цикад.

– Как тут здорово! – воскликнула Никки. – Теперь моя оранжерея кажется маленькой и даже смешной, а ведь она для меня была – полмира… Я там отдыхала, загорала, купалась, ловила рыбу, собирала урожай, возилась с рассадой – миллион дел и развлечений! Оказывается, я владела всего лишь теплицей…

– Ты ещё Землю не видела, – улыбнулся Джерри, – потом тебе и этот парк покажется клумбой.

– Расскажи о Земле! – загорелись синие глаза Никки.

– Не-ет, – протянул Джерри, – сначала ты мне всё расскажи. Во-первых, я ничего не понимаю, где ты нахваталась всего этого…

– Чего – этого?

– Ну… такой рассудительности. Как ты вела себя у директора! Ты выглядела невероятно крутой! Я не мог узнать тебя.

– Хм… знаешь, на астероиде у меня было мало развлечений. Набор старых книг и фильмов у Робби – это всё, что оказалось у меня в наличии. Почти все литературные и кинофайлы Робби потерял при аварии – у него осталась часть античных текстов и какое-то количество книг девятнадцатого и двадцатого веков.

Глаза Никки мечтательно прищурились.

– Но зато – какие это оказались книги! Марк Твен, Булгаков, Жюль Верн, приключения Шерлока Холмса, истории адвоката Перри Мейсона, а уж книги Рекса Стаута про сыщиков Ниро Вульфа и Арчи Гудвина я знаю почти наизусть! Часто, когда я спорила с Робби о чём-нибудь, то делала вид, что я – Ниро Вульф, и пыталась его припереть к стене логическими доводами, но этот старый абак – крепкий орешек, верно, Робби?

– Ну, несколько раз тебе удалось меня переубедить, – донёсся голос Робби из рюкзака, – и это очень неплохое достижение.

– Думаю, что да. Каждый человек растет как личность, вбирая что-то из поведения окружающих и из поступков героев фильмов и книг. Я часто замечаю, что подражаю кому-то из своих любимых персонажей. Это даже раздражает – чувствуешь свою вторичность. Думаю, с возрастом это пройдет и всё сплавится в единую личность, если до этого – хе-хе – её никто не пристукнет!

– И что?

– А то, что очень удобно иметь под рукой хорошо изученные стереотипы поведения. В кабинете директора я просто сыграла роль Ниро Вульфа и даже изобразила одну из сцен его знаменитого финального разоблачения. На самом деле я не такая!

– А какая?

– А вот такая. – Никки вдруг развернула коляску и направила её прямо в озеро. Девочка заехала в воду до середины колес, замочив босые ноги. – Держись, сухопутная крыса! – И она стала брызгать на Джерри водой, правда только здоровой левой рукой и стараясь махать ею не очень сильно.

– Лиха, что и говорить, – улыбнулся Джерри, даже не загораживаясь от брызг.

Вокруг колёс коляски закружились любопытные мальки. Никки опустила руку в воду.

– Ах, как хочется искупаться… – с грустью вздохнула она. В госпитальном саду купание категорически запрещалось.

– А ты знаешь, – поспешил Джерри поднять настроение Никки, – что в Нью-Йорке, на Тридцать пятой улице Манхэттена, стоит дом из красного кирпича с мемориальной доской: «Здесь жили великие сыщики Ниро Вульф и Арчи Гудвин»?

– Ух ты! Расскажи! Ты сам это видел? – Сплин Никки как рукой сняло, и она выехала на берег.

– Да, видел, но сначала ответь – почему этому роботу вздумалось нападать на тебя?

– Я не знаю, – вздохнула Никки. – Десять лет назад кто-то обстрелял корабль родителей из электромагнитной пушки. Вся электроника полетела к чёрту, и именно поэтому корабль разбился об астероид. Родители погибли, а я сломала позвоночник…

– Ты мне этого не говорила! – в ужасе воскликнул Джерри.

Никки помолчала.

– Я недавно узнала о причинах аварии. И совсем не хочется мне об этом говорить. Это покушение на меня… по-видимому, оно как-то связано с давним обстрелом корабля… Но почему? Чем и кому я сейчас мешаю? Я ведь даже не свидетель – я ничего не знаю и не могу знать о напавших на «Стрейнджер»…

– Ты, случайно, не богатая наследница? – всерьёз поинтересовался Джерри.

– Нет, – так же серьёзно ответила Никки.

– Тогда ничего не понимаю, – развёл руками Джерри. – Слушай, а ты не думала…

– Ты сам слушай! Дай отдохнуть раненому ребёнку! Я устала говорить, – почти сердито сказала Никки. Она действительно выглядела заметно бледнее обычного. – Давай о чём-нибудь повеселее… И ты обещал рассказать о Земле!

Джерри смирился и стал рассказывать о своей планете. Он прожил земную жизнь в Северной Вирджинии, в деревянном доме, стоящем на склоне невысокой горы в старом дубовом лесу с примесью гикори, сосен и клёнов. Стены дома были сложены из тёсаных брёвен, крытых прозрачно-медовым лаком.

Ночью дом светился в тёмном лесу огромными треугольными стёклами, как солнечный прозрачный кристалл. Зимой в окна заглядывали заснеженные голубые ели, посаженные родителями вокруг дома, а в самом доме вкусно пахло дымом от дубовых поленьев, горящих в камине.

Бревенчатое шале скрывалось в тихой горной долине с узкой тупиковой дорогой, десятком таких же деревянных домов и небольшим искусственным озером с бобрами и форелью, из которого вытекал ручей с мини-водопадом. На берегу озерца стояла древняя заброшенная охотничья хижина.

Невысокие горы вокруг назывались смешно – хребет Бычьего Ручья. Автомагистраль в недалёкий столичный Колумбийский округ проходила в километрах пяти, и шум от неё не доносился в долину. Тишину вокруг нарушали только самолёты из аэропорта Далласа, изредка пролетавшие высоко над домом, да звонкие крики и посвисты многочисленных птиц. Зверей в местных заповедных горах тоже водилось немало.

– Представь, – увлечённо рассказывал Джерри, – завтракаешь у окна, а за ним – стриженая полянка, лес и кормушка для птиц, но едят там все голодные звери. Это такая умора – смотреть, как белки-акробаты грызут семечки, вися вниз головой. Олени тоже любят пожевать птичье зерно. Летом приходят по два-три оленя, а зимой – и с дюжину. Правда, их нельзя гладить, как Тамми и Томми, – они у нас дикие и пугливые, ближе десятка метров к себе не подпускают. У всех белые хвосты, а у маленьких оленят летом ещё светлые пятна по бокам и на спине. Жизнь у диких оленей не сахар – в жару их зверски мучают кусачие оводы, зимой им голодно и холодно… Их часто сбивают машины, очень жалко… Маму олени нередко расстраивали – подчистую съедали у неё цветы и декор-кустарник. Уж она ругалась-ругалась на них, но продолжала подкармливать. Иногда из окна я видел озабоченную, всё время куда-то спешащую лису. У неё недалеко была нора, и тощие лисята выпрыгивали прямо на дорогу. А скунс – с белыми нарисованными ушами на чёрной спине – ходит солидно, не спеша, роется в траве, фыркает, ищет жуков. Окно моей спальни в хорошую погоду открывалось на ночь… просыпаешься утром от бормотания, а это стая диких индюков идёт по лесу, кормится желудями и кудахчет. Но самые уморительные звери – это, конечно, еноты. Они похожи на горбатых пушистых собак и приходят обычно ночью. Еноты умные, отлично лазают по деревьям и легко забираются на дек, что и делает их самыми успешными ночными воришками.

– Ночные воришки! – веселилась вовсю Никки, слушая с горящими глазами Джеррин рассказ, словно фантастическую сказку. Джерри и сам оживился, энергично жестикулировал, а его лицо посветлело от воспоминаний.

«Вот странно, – думала Никки, удивляясь, – на одной и той же планете живут Фитасс, Спиро и такой мальчишка, как Джерри, рискнувший жизнью ради малознакомой девчонки…»

– Иногда мне кажется, что звери гораздо умнее, чем принято считать… Однажды вечером к стеклянной двери снаружи подошёл енот и положил лапу на стекло. И я изнутри стекла прижал ладонь к его когтистой ладошке, посмотрели мы внимательно друг на друга и разошлись по своим мирам. Может, он спасибо за еду говорил… А вот ещё. Сидим как-то поздно вечером, ужинаем, окно в тёмный лес открыто. Вдруг слышим странный не то звон, не то стук – будто пустую банку пинают. Включили наружный свет, выглядываем – енот пришёл птичьих семечек поесть, а на передней лапе у него банка из-под колы. Видимо, соблазнился запахом сладкого, засунул лапу в узкую жестяную щель, а вытащить не смог. Так и ходит с банкой на лапе. Видимо, лапа уже распухла внутри жестянки. Мы всполошились – надо спасать енота! Да как? Он-то умный, но не настолько, чтобы нас к себе подпустить. Отец надел толстые перчатки – чтобы енот руки не покусал, не поцарапал – и стал подкрадываться к нему, прячась за стволами деревьев, как индеец Орлиное Перо на тропе войны. Подобрался на метра два, а ближе нельзя. Енот забеспокоился, от корма оторвался. Тут папа как бросится к еноту, в надежде схватить – да куда там! Енот на трёх ногах оказался быстрее отца на двух, опередил его, подскочил к ближайшему гикори и мигом забрался на него – даже банка не помешала. Вот чертяка! Устроился высоко вверху, банкой гремит, вниз осуждающе смотрит, мол, не дали человеку спокойно поесть.