Красные холмы (СИ) - Аэзида Марина. Страница 6

   - Может - не значит будет. Не ходи ты в холмы. Не проси и не приказывай. С нечистью лучше не говорить тем, кто говорить с ней не умеет. Ты уж поверь, драгоценный мой. Награбленное никогда твоим добром не станет.

   - Почему же награбленное? У нас договор с ней был, теперь другой будет.

   - Ой не будет, милок, ой, не будет. Когда ты у крестьянина овес за медяки покупаешь - то договор. Когда ты ему клинок к горлу приставляешь - то разбой.

   - Спасибо тебе, мудрая, за совет, - пробурчал Яноро.

   Он пожалел о потраченных медяках, но тут же вспомнил, что Тшилаба все-таки ответила, как стребовать свое с нечистой девки.

   - Подскажи, как напрямки из леса выбраться? До Рдянок мне нужно.

   Старуха схватила его за плечи, несколько раз прокрутила и подтолкнула в спину.

   - А теперь иди да никуда не сворачивай. Еще солнце не зайдет, а выберешься.

   ***

   Илонка весь день не находила себе места, думая, где Яноро. Песни не пелись и шелк не ткался.

   Она всегда просыпалась раньше мужа. Готовила ему еду, провожала в мастерскую. Неужели в этот раз не услышала, как ушел? А что если с ним что-то случилось? Что если он ушел ночью... к полюбовнице?

   Вот и солнце зашло, а на глазах Илонки выступили слезы. Пальцы дрожали. Пойти спросить, не видел ли кто мужа? Пусть стыдно - лучше так, чем мучиться в неведении.

   Она почти решилась, но тут открылась дверь. На пороге стоял он. Илонка всхлипнула, но плач сдержала. Подошла, провела рукой по смоляным волосам, припала к груди.

   - Ты... Милый мой. Вернулся.

   Яноро уткнулся ей в шею, с шумом втянул воздух и с такой страстью прижался, что Илонка поняла: не был он ни у какой полюбовницы. Скорее, уходил по своим, мужским, делам. Может, кому из приятелей помощь понадобилась. Да мало ли у них, мужчин, дел - не чета женским.

   - Родная моя, - произнес он. - Я сказать тебе должен...

   - Что? - Илонка вздрогнула от его голоса, такой он был тревожный.

   - Уеду я завтра. Дня на три. До сестры отправлюсь. Да ты не волнуйся. Зато с подарком вернусь.

   Не нужно ей никаких подарков! Ничего не нужно. Лишь бы он рядом был. Лишь бы ничего ему не грозило, а в пути всякое случиться может. Нет, она не должна его отпускать, слишком страшно...

   - Езжай, конечно. И то сказать, что за дело: сестру даже на свадьбу не позвал, так хотя бы навести.

   - Умница ты у меня.

   Он улыбнулся, а у Илонки сердце защемило. Всколыхнулись дурные предчувствия. Она попыталась их отогнать. В конце концов, что может случиться? Пусть муж не видит, но и слепым бывший наемник сумеет за себя постоять. К тому же сестра, как он говорил, живет недалеко.

   ***

   Красные холмы оказались ближе, чем он думал. Всего-то несколько часов на крестьянской телеге. Уговорил одного мужика поворотить не туда - за плату, разумеется. Денег в кошеле оставалось не так много, но на обратный путь хватит и еще останется. К тому же, если повезет вернуть зрение, то о деньгах беспокоиться не придется. Он их быстро заработает. Выстроит дом в городе, оденет свою раскрасавицу в лучшие платья, и ей никогда не придется работать.

   Подбадривая себя этими мыслями, Яноро прошел подальше, раздвигая высокую траву. Подстелил плащ и лег на него, закинув руки за голову. Принялся ждать. Голод и жажда пока не одолевали. Главное, не заснуть.

   Серый шорох пряного весеннего ветра играл среди холмов, голубым стекала талая вода. А вот и кукушка прокуковала. Неужели та самая? Да нет, вряд ли. От земли тянуло влагой и перегноем. Понятные, простые звуки и запахи, а ему нужно расслышать в них имя.

   Яноро напряг слух. Различил, как трепещут крылья первых бабочек, расслышал копошение жучков и шуршание змеиной чешуи. Пробежал час или два, а может, и больше - это не имело значения. Дуновения ветра превратились в рев, а трава зарокотала, как низвергающийся горный поток.

   "Ш-ш-ш-а-а-а-ш-и, - шумело все вокруг. - Х-х-а-а-ш-ш-и-и".

   Голова шла кругом, звуки оглушали, сводили с ума. Яноро закричал и закрыл уши, но шум не стих. Наоборот, стал громче. Сколько прошло времени, неизвестно. Мучила жажда, в висках стучало так, словно кто-то колотил молотом. Грохот, вой, хохот - все смешалось в безумном хороводе звуков.

   - Шхочы-ы-ы-н-к-а-а! - взревел Яноро и повторил: - Шхочынка!

   Тишина. Даже травинки не шевелились. Молчали и ждали.

   Порыв ветра, запах полыни - и она. Засмеялась. Смех тоже полынный, горький.

   - Яноро-ро-ро-ро, - напевала девчонка. - Пришел... Ума нет, а пришел.

   - Шхочынка! Глаза верни!

   - Хочешь? Правда хочешь? Нужно? Дать?

   - Да!

   - Глупый. Сам отдал. Сам подарил. Мое теперь. Не дам.

   - Ты не смеешь! - зарычал он. - Имя твое назвал. Теперь никуда не денешься, вернешь.

   - Я не денусь, ты денешься. С глазами будешь не такой, другой будешь. Хочешь?

   - Отдавай! - хватит слушать ее отговорки и страшилки.

   - Ты приказал - я послушалась. Я послушалась - ты пропал. Держи!

   В глаза воткнулись светящиеся иглы - белые, яркие. Они разрослись, и вот уже все вокруг утонуло в обжигающем сиянии. Минута, и оно начало угасать, блекнуть, зато проступили пока еще смутные очертания холмов и девчонки с красными волосами.

   - Сам вернешь, сам придешь. Придешь, вернешь.

   - Ну уж нет! - откликнулся Яноро. - Навсегда забираю. Ясно тебе? Навсегда!

   Нечистая девка снова рассмеялась.

   - Ума нет! Глупый. Глупый. Забирай! Навсегда забирай.

   Она развернулась, замахала руками, будто пытаясь взлететь, и пропала. Высокая трава все еще шептала имя хозяйки, эхо вторило ее смеху, а Яноро прозрел окончательно.

   ***

   Он глазел по сторонам - наслаждался вернувшимся зрением. Хотя наслаждался ли? Нет. Скорее привыкал к нему заново.

   Яноро сидел в скособоченной телеге, перед ним маячила спина усталого крестьянина, нанятого в ближайшей деревне. Мужик то и дело подгонял старую клячу, но она все равно плелась еле-еле. Колеса чавкали по раскисшей земле, над головой серело холодное небо. Вокруг расстилались тусклые поля.

   Когда схлынула первая радость, Яноро с удивлением обнаружил, что смотреть на мир, оказывается, не так интересно, как слышать и ощущать. Странное дело. Он думал, что, прозрев, пустится в пляс от счастья, но танцевать не тянуло, да и петь тоже. Сейчас зрение воспринималось как нечто обыденное.

   Яноро закрыл веки и прислушался, но ничего не услышал. Нет, звуки не исчезли, но стали бесцветными, пустыми. Цокала лошадка, скрипела телега, жужжали мухи, ворчал ветер. Заунывно, равнодушно, нелепо. Запахи тоже утратили полноту и насыщенность. Весь мир словно вылинял. Но так не бывает, не должно быть! Наоборот, окружающее просто обязано стать ярче, ведь он наконец-то не только слышит и чует, но и видит.

   Открыв глаза, Яноро пристальнее всмотрелся в сутулого крестьянина, перевел взгляд на небо, проследил за полетом ястреба и заскучал. В этих краях просто не на что глядеть. Вокруг поля, поля, поля... А на душе почему-то муторно, неспокойно. Ну и ладно. Главное, добраться домой. Там знакомые люди, родная Илонка ждет. До чего же интересно посмотреть на них - тех, кого до этого различал лишь по голосам и запаху.

   Яноро растянулся на сене, закусил соломинку и уставился в неприглядную серость. Через минуту веки отяжелели, и он забылся в недоброй послеполуденной дреме.

   ***

   Крестьянин высадил его неподалеку от Рдянок и поехал дальше. Яноро улыбнулся, представив, как все удивятся его прозрению. Хотя он никому ничего не скажет прежде, чем узнает жена. Быстрее бы ее увидеть. Правда ли она похожа на сестру, или только в его воображении? Как-то Илонка обмолвилась, что не очень красива, но даже если так - пусть. Все равно она самая лучшая, самая родная.

   С такими мыслями Яноро, все еще изображая слепого, двинулся к дому. Сумерки сгущались, и люди возвращались с посевов. Знакомцы приветствовали, он отвечал тем же и, узнавая по голосам, с любопытством поглядывал на лица.