Звезды над Шандаларом - Васильев Владимир Николаевич. Страница 80

В тот день я ничего больше выяснить не сумел, а на следующий оказалось, что старый книгочей Унсуе тоже исчез.

Мне сразу же перестала нравиться эта история. То есть, не подумайте, конечно, что я радуюсь, когда бесследно пропадают люди и поэтому я получал аж четыре монеты в день. Просто до сих пор я считал, что случаи эти — неизбежная дань хаотичному року. Теперь же мне казалось, что за этими исчезновениями стоит что-то на редкость нехорошее.

Сальвадор Камараса, по-моему, преисполнился самых мрачных предчувствий. Я слышал, он послал солдат и они прочесали все побережье у Картахены. Обнаружили четыре трупа, выброшенных морем, но тела Фернандо среди них не было. Я на всякий случай поинтересовался, нет ли среди утопленников также Сантьяго Торреса или книгочея Ксавьера Унсуе. Оказалось — нет.

Почти неделю я тщетно шастал по трущобам Картахены в надежде отыскать какие-нибудь следы Фернандо — его одежду, нательный крест (оказалось, у Камараса кресты особые, фамильные), нож его, наконец. Да что угодно.

А потом мне сказали, что Ксавьер Унсуе вернулся и, как ни в чем не бывало, открыл свою библиотеку.

Вот такого поворота я, признаться, совершенно не ожидал.

Ясно, что я помчался в эту библиотеку, обгоняя собственные мысли.

Конечно, старый книгочей знал всех своих посетителей наперечет — в Картахене не так-то много людей, умеющих читать. А желающих читать — и того меньше. Я, например, у Ксавьера Унсуе был третий раз в жизни. И снова вовсе не затем, чтоб почитать какую-нибудь книгу.

Да, и Сантьяго Торрес, и молодой Камараса захаживали к книгочею, и уже довольно давно. Заходили они в библиотеку и в дни своих исчезновений. Ни на что не надеясь, я поинтересовался: какие же книги они читали в роковые для себя дни?

Разные, сказал книгочей. Совершенно разные. Торрес — трактат какого-то древнего агностика с непроизносимым именем, а молодой Камараса — «Гнев Кальдерона» Алехандро Кальво Сиквенца. Ну, конечно же, что еще может читать восемнадцатилетний юноша, как не героические эпопеи, доверху наполненные звоном стали, пушечной пальбой и треском мушкетов? Я сам когда-то с удовольствием прочел «Гнев Кальдерона», только не у Ксавьера Унсуе, а при соборе Санта-Розалины. Священник, помнится, поглядел на меня осуждающе, когда взгляд мой упал на эту книгу — по-моему, он ожидал, что я попрошу что-нибудь богословское. Но к книге допустил, потому что умеющий читать сын портнихи не казался ему настолько потерянным человеком, насколько, без сомнения, казались мои уличные приятели, которые читать не умели.

Итак книги разные, сказал книгочей. Но кое-что общее у них все же есть.

Я насторожился.

Что?

Обе книги, пояснил книгочей, в свое время принадлежали ныне заброшенному монастырю Эстебан Бланкес. У Ксавьера Унсуе много книг оттуда. Они все стоят на отдельной полке.

И я почувствовал след. Печенкой, позвоночником — думайте, что хотите. Я даже задышал чаще, как гончая на лесной тропе.

Но дело не совсем в этих книгах и не в их принадлежности, продолжал старик. Дело в другой книге, которую он сам уже начинает бояться. Да что там начинает — Ксавьер Унсуе боится ее, боится давно и прочно. Эта книга тоже стоит на упомянутой полке.

Ее никто и никогда не просит почитать. Но тем не менее, ее периодически касаются чьи-то руки.

Ксавьер Унсуе не имеет привычки подглядывать за своими читателями, и они, как правило, остаются предоставленными самим себе в просторном зале библиотеки. Без сомнения, они вполне могут встать, и выбрать другую книгу, если взятая непосредственно у хозяина им вдруг не понравится. И, без сомнения, они это делают.

Беда в том, что люди, которых вдруг начинают интересовать книги с этой полки, иногда пропадают.

Не знаю почему, но после этих слов книгочея я едва не примерз к полу. Именно тогда я впервые ощутил чью-то злую волю — ту самую, что не пускала меня сегодня за ворота монастыря.

И как часто пропадают, поинтересовался я, с трудом ворочая языком.

Редко. За пятьдесят четыре года, с того самого момента, когда монастырь Эстебан Бланкес был покинут, а книги из монастырской библиотеки были проданы, пропало двенадцать человек. Включая Торреса и Камараса, спросил я. Да, включая. Правда, раньше между подобными случаями проходили годы, и лишь в последний раз исчезновения разделили всего две недели. А в предпоследний? Два года. Два года назад пропал иностранец, Вернер Шпреедихт. Точно так же бесследно, как и его девять предшественников. И что же, все эти несчастные читали книги из монастыря? Нет, не все, сказал Унсуе. При нем — не все. Но без сомнения все двенадцать прикасались к той самой роковой книге. С чего это он взял? Да с того, хотя бы, что книга эта всякий раз пропадала вместе с читателями.

Тут я, наверное, глупо захлопал глазами, потому что ничего не понял.

Я думаю, сказал Ксавьер Унсуе, что они забирали книгу с собой. Когда это случилось в первый раз, я даже не заметил пропажи. Книгу принес мне блаженный Хуан Сантаелена, потому что знал: у меня в доме много разных книг, и надеялся, что еще одна меня обрадует, а сам он получит свое пиво. Хуан нашел книгу в монастыре. Точнее даже — в храме монастыря, у самого входа.

Когда спустя одиннадцать лет пропал Габриэль Роберто Мартинес, поэт из Веракруса, я вдруг вспомнил об этой книге. И убедился, что ее снова нет на полке. Я нашел Хуана Сантаелену, и спросил, не желает ли он еще пива? В общем, он вторично принес мне эту книгу из монастырского храма, а заодно сообщил, что поэта там не встретил.

Хуан приносил мне эту книгу еще трижды, пока не умер — от старости, или от болезни.

С тех пор я нанимаю для похода в монастырь какого-нибудь бродягу. Я ни разу не ошибся. Книга всякий раз оказывается там. А сейчас она где — там или здесь, спросил я. Голос у меня почему-то все время норовил сорваться. Уже здесь, сказал Унсуе. А кто-нибудь из прежних пропащих потом находился? Живым ли, мертвым ли? Нет, ответил Ксавьер Унсуе. Ни разу. Все, кто имеет дело с этой книгой исчезают без следа, а сама она неизменно отыскивается в монастырском храме. Обычно — просто лежащей на пыльном полу. Почему же, спросил я, с Хуаном Сантаеленой и остальными наемниками ничего плохого не происходило? (я даже слегка порадовался собственной догадливости). Они ведь тоже прикасались к этой книге, и, возможно, даже раскрывали ее.

Унсуе усмехнулся.

Блаженный Хуан Сантаелена не умел читать, объяснил книгочей. И наемников книгочей всегда специально подбирал заведомо неграмотных.

И тогда я набрался храбрости, и попросил:

— Покажи мне эту книгу, Ксавьер Унсуе. Надеюсь, что мне не придется жалеть о своих словах...

Книгочей не стал отказываться, как я опасался. Но он сразу предупредил, что трогать книгу не станет. Он никогда в жизни не касался этой книги, даже в самый первый раз, когда еще ничего не подозревал. И он советует мне хорошенько подумать, прежде чем брать ее с полки и усаживаться за огромный читальный стол.

Я подумал. И чуть не пошел на попятную. Но все же сумел себя пересилить.

Это было вчера.

А книга, кстати, называлась «Око бездны». Что-то философское. Имени автора на страницах я так и не отыскал. Даже на титульной.

Когда я уходил, Ксавьер Унсуе глядел на меня, словно на приговоренного к смерти.

Сальвадор Камараса меня не выгнал и не наорал даже. Он сумрачно поглядел на едва различимые под грязью буквы. И велел служанке принести какой-нибудь из плащей пропавшего племянника.

В общем, это была метка Фернандо Камараса.

— Глядите, сеньор, — сказала служанка, печально глядя на меня и протягивая вывернутый наизнанку плащ. — Вот такая же метка. Я сама ее вышивала. Я всегда вышивала на одежде молодого сеньора его инициалы.

Наверное, она любила этого непутевого парня.

— Всегда? — спросил я зачем-то. — А читать-то ты хоть умеешь, а мастерица?

— Да сеньор. И читать, и писать. Правда, не очень хорошо...