Наследник - Попов Михаил Сергеевич. Страница 77

— Чего встал? — Недовольно спросил кот и когда я попытался объяснить, хмыкнул. — Странно, глядя сколько ты куришь, мне казалось что единственное что ты сможешь унюхать, так это огромную кучу дерьма и то только если в нее угодишь.

Обидевшись на нечуткого зверя, я быстро пошел вперед. Кот, не отставая ни на шаг, трусил рядышком. В выборе дороги ему пришлось полностью положиться на меня и свой нюх, потому что видеть что твориться впереди не мог из-за высокой травы. Мне оставалось только пожалеть его — раскинувшийся перед нами пейзаж, заслуживал что бы им полюбовались.

— Грязнуля, слушай, а что я должен буду делать? Красин рассказывал что-то о камне до которого должен дотронуться человек стоящий на грани и желающий вернуть Сварога.

— Все верно. — Подтвердил кот. — Камень аккурат в центре поляны. Ты его ни с чем не перепутаешь. Просто дотронься и призови Сварога.

— И это все?

— Все.

— А что значит что призывающий должен стоять на грани?

— Узнаешь. — Загадочно ответил кот. — Все узнаешь. Не забивай пока этим голову. Все у тебя получиться. Лучше подумай как мы через Волхов переправимся.

Хороший вопросик. Но придумывать что-то нужно. Волхов я видал раза три, когда приезжал в Новгород на экскурсии. Последний раз это было лет пятнадцать назад. Если память меня не подводит, то нечего и думать о том что бы преодолевать эту реку вплавь. Не то что бы я был таким уж плохим пловцом. В детстве раз по дурости озеро переплыл, чуть не утонул, правда, на последнем издыхании до берега добрался. Назад уже не посмел, пришлось пешком. Домой добрался уже заполночь, голодный и замерзший: одежда-то на берегу осталась. Я поежился вспоминая как мне всыпали родители. А потом еще добавили, когда я, размазывая по лицу сопли, начал оправдываться и рассказал почему так поздно вернулся. Недели две тогда пришлось на животе спать, да и есть приходилось стоя, такова оказалась цена родительского сочувствия. А когда они еще и деду рассказали… Неудачное то было лето.

Отбросив этот вариант как наиболее рискованный, я подумал о плоте. Точнее даже не о плоте, а о парочке толстых бревен, за которые можно держаться во время переправы. Но и тут была закавыка: течение. Прежде чем я доберусь до противоположного берега, меня неминуемо снесет к чертям собачьим. Дорогу-то обратно я найду, но вот элемент внезапности будет упущен. Слова кота о возможной засаде запали мне в душу, и отмахиваться от них просто так я был не намерен.

Поле закончилось. Лес встретил нас приятной после палящего солнца прохладой. Густые кроны пропускали достаточно света, но чувствовалось что пойди дождь, и до земли доберутся лишь отдельные капельки. Настала моя очередь завидовать коту. Теперь мне приходилось продираться сквозь переплетения ветвей, чудом удерживаться от падения в глубокие ямы и изображать акробата переходя ручьи по тоненькому бревнышку. Грязнуля верный своей кошачьей природе, ловко преодолевал все препятствия, просачивался у самых корней деревьев не шелохнув ни веточки.

Вопреки мрачным ожиданиям, никто нас в лесу не поджидал. Либо Грязнуля прав и с этой стороны нас просто не ждут, либо нас вообще никто не собирается ждать. Дорога через лес оказалась скучной. Единственное что подслащивало пилюлю, это непередаваемое ощущение единения с природой. А когда удалось наткнуться на россыпь земляники, пропали последние сомнения по поводу ненужности похода через лес. Как ни ярился Грязнуля, но я не покинул тот пригорочек, пока там оставалась хоть одна ягодка. Все приводимые котом доводы разбились о фундаментальную фразу:

— Настоящий хомяк в своей жизни должен сделать три вещи: пожрать, поспать и сдохнуть.

Грязнуля как-то странно на меня посмотрел, но больше не мешал лакомиться ароматными рубиновыми ягодками.

Вскоре, лес поредел, через просветы в листве все чаще стали выглядывать солнечные лучики. Неужели дошли? Подумал я, и не ошибся. Сделав еще пару десятков шагов, мы вышли на пологий берег реки.

— Волхов! — С затаенной гордостью в голосе, объявил кот.

Если и оставалась к этому моменту мысль перебираться вплавь, то одного взгляда на Волхов хватило, что бы забыть о ней как о суицидальной. Переплыть Волхов, а ведь придется еще каким-то образом буксировать вещи и кота, мне не под силу. Только я собрался упасть духом, как взгляд упал на плывущую по реке лодку. Может не все так плохо?

— Э-эй! Э-эй! — Заорал я размахивая руками, стараясь привлечь внимание аборигена. — Э-эй, на лодке!

Голос легко разносился над быстрой водой и мои усилия не остались незамеченными. Абориген отложил удочку, развернул лодку к берегу и споро заработал веслами. С ликованием в душе, я наблюдал как острый нос лодки врезался в берег, под днищем скрипнул песок.

— Ну, чаво орал-то? — Спросил усмехаясь абориген.

На вид я бы дал ему лет сто. Но с изрытого глубокими траншеями морщин лица смотрели такие ясные, молодые глаза, что впору было скинуть как минимум тридцатку.

— Вы не могли бы перевезти меня на тот берег? Видите ли, мне очень нужно… Это очень важно. Я могу заплатить… — Затараторил я опасаясь отказа. — Мне очень нужно! Пожалуйста!

— Х-хе, вот молодежь! — Тонкие старческие губы снова раздвинулись в усмешке, обнажая ровный ряд крепких, желтоватых зубов. — Давай уж, прыгай в лодку-то, перевезу. Только аккуратней, воды не черпни. Да зверушке своей помоги, побоится небось…

Не заставляя повторять дважды, я запрыгнул в лодку и едва не свалился за борт. От резкого движение днище заходило ходуном, точно норовистый конь.

— Да тише ты, леший тебя побери! Сверзишся ведь, одежку попортишь. Городские, — презрительно бросил он. — Кто ж в такой одежде по лесу бродит? Аль заблудился? Все норовите в трех соснах заплутать.

Поднатужившись, старик оттолкнулся от берега веслом, и лодка плавно поплыла подхваченная течением. Вставив весло в уключину, абориген поплевал на ладони и двумя точными гребками послал лодку на середину реки.

— Чего на том берегу-то забыл? — Поинтересовался старик, не прекращая мерно грести.

— Да вот… заблудился немного. А как на тот берег попасть не знаю.

— А чего знать? Пройди ниже по течению сотню шагов, вот тебе и мост. Али не догадался?

Я украдкой показал всезнайке коту кулак. Надо же меня таким дураком выставил. Кот, делая вид что его это не касается, независимо отвернулся. Мне же пришлось выкручиваться.

— Да… Растерялся… Полдня ходил, думал что зашел черт знает куда… А оказывается неподалеку мост…

— Полдня говоришь? — Заинтересовался старик. — Так это тебя, брат, леший водил. Не смейся, не смейся. Не верите, вы городские ни в бога, ни в черта, потому и жизнь у вас така пошла. А одел бы свою куртку наизнанку, мигом бы на дорогу вышел. Первое и последнее срейвство от лешего!

Не верим, как же! Эх, старик, знал бы ты что я и с ангелами и с чертями вот так как с тобой сиживал.

— А в лес тебя чаво понесло?

— Да вот, отец, прочитал в газете что где-то здесь есть местечко одно, Свароговой поляной именуемое, решил посмотреть. Интересно ведь.

— Знаю такое. — Кивнул старик, чем ввел меня в состояние ступора. Похоже весь мир знает об этой поляне, а мне пришлось побегать что бы узнать. — Есть такая. За этим леском вот. Только там интересного ничего нет. Камень только невесть откуда притащенный. Помню приезжал один, ученый, весь из себя, в очках, говорил что камень этот суда тыщи километров перли. А зачем теперь уж никто и не скажет. А откуда знать-то? Еще мой прадед рассказывал, что когда его прадед мальцом был, камень уже стоял. Это ж почитай времена царя Гороха. Только и осталось памяти, что бабки вечерами мальцов пужают этим самым камнем. Мол бог в нем сидить. Тьфу, нехристи! Надо ж тако удумать: бог в камне! Так что, зря ты это затеял. Все одно ничего антиресного не найдешь.

— Все равно посмотреть хочется. Как никак наша история. Память предков…

Глаза старика озорно блеснули.

— Ну коли так, то посмотри конечно. Я сам когда малой был к тому камню частенько наведывался. Особливо нравилось нам в ночь на Ивана Купалу туды ходить. Подберемся ватагой, и ждем, когда черти начнут хороводы водить. Только все одно не дождались…