Как сделать Россию нормальной страной - Малый Матвей. Страница 23

Самое тоталитарное слово с русским корнем, которое только есть, это слово «единство» (нет меня), а самое либеральное — я (или Бог, по чьему образу и подобью я создан, чтобы творить и любить).

Мы уже видели, что «народ в целом» развивается по горизонтальному методу, а не по вертикальному, как отдельные личности. Коммунистическая система вознаграждала людей за отказ от индивидуальности, от индивидуальной судьбы, и этим воплотила в жизнь мечты тех, кто боялся определять свои взгляды, строить свою жизнь, нести ответственность за результаты своего собственного поведения.

При коммунистической системе власть защищала интересы коллектива, состоящего из отказавшихся от себя и от своей судьбы людей. (Кстати, этот отказ не следует понимать в том смысле, что жизнь людей при коммунизме была серой. В октанте «коллектив» жизнь могла быть сколь угодно интересной: например, жизнь Сталина скучной не назовешь.) При этом власть предержащие исходили из того, что от своей судьбы отказывается все население. А это значит, что власть принадлежала слабым, зависимым, контролируемым, безымянным и полностью бессильным людям, объединенным в коллектив. Действительно, при Сталине даже член Политбюро имел на суде меньше прав, чем нищий чернокожий в США. Никаких прав не имел и Сталин: он олицетворял собою режим и должен был беречься. Власть при коммунистической системе принадлежала не людям, а коллективу, ставшему единственным действующим лицом общества — она принадлежала Партии.

Мы строим демократию, то есть общество, в котором каждый отдельный человек может выражать свое мнение и свободен в своих действиях. И что же делать, если желания народа противоположны желаниям составляющих этот народ личностей?

Проблема российской демократии в том, что она должна построить общество, основанное на правах отдельной личности, то есть правах, которые полностью противоположны тем, на которых советский народ был воспитан. А ведь это были права, которые, с горизонтальной точки зрения, устраивали население. У нас большинство людей до сих пор конкурировать не хочет — они стремятся запретить соревнования. Это на Западе люди готовы рискнуть: у них есть и ориентированное на честное соревнование воспитание, и рабочие места, и государственная поддержка.

Для блага народа, для построения демократического общества надо отобрать у народа его завоевания, то есть уничтожить систему, в которой поражение засчитывается за победу. Иными словами, сегодня демократию западного типа в России можно установить только силой или обманом. Или же — необходимо добиться того, чтобы люди были готовы к демократии.

Раньше любая уборщица могла Сахарова и Солженицына критиковать на собрании, и ей еще за это премию давали. Теперь же уборщица есть уборщица и об академиках и нобелевских лауреатах никто ее мнения спрашивать не будет: вот уборщица и оказалась ущемлена в правах. Теперь чтобы критиковать кого-то надо самому быть признанным экспертом в этой области, да и то, «оргвыводов» все равно не последует и вредителя не «посодют». Теперь, чтобы остановить человека нужно нанять либо прокурора либо киллера, а раньше это делалось рутинно в кабинете любого бюрократа, просто по звонку, так что произошли значительные изменения к лучшему.

Демократия — это общество людей, которые всегда недовольны, потому что существует ничем не ограниченная возможность роста, можно улучшить собственную ситуацию, и одни это делают лучше, чем другие. Если на старт выходят восемь бегунов, то победителем становится один, а если устроить партсобрание о вреде спортивного бега, будет восемь полноправных победителей.

В советском коллективе всегда можно было найти еще более несчастного и бедного, чем ты. Поэтому все всегда испытывали чувство глубокой благодарности. Еще бы: ты не убит, а другие убиты. И никого не волновало, что возможности роста и персонального развития были у большинства людей полностью обрублены.

Западное общество — это диктатура тех, кто успешен, а еще более точно, диктатура открывающихся бескрайних возможностей над человеческими, всегда меньшими чем возможности, навыками. Поэтому западный человек всегда должен учиться.

Коммунистическое государство всегда было демократией, выполняющей требования своего единственного гражданина — народа. Поэтому коммунистическое государство известно как народная демократия, строй где интересы народа всегда оказывались противоположны интересам отдельного человека, желающего создать что-то новое. Главное отличие западного общества от нашего состоит в том, что на Западе, вследствие более или менее вертикальной ориентации всего населения, интересы народа в значительной степени совпадают с интересами индивидуального созидателя. У нас же ориентация населения продолжает оставаться горизонтальной, и поэтому интересы народа до сих пор в значительной степени противоречат интересам индивидуального созидателя. Происходит утечка мозгов, а инициативные люди раньше срока оказываются на кладбище. Народ беднеет, страдает, но в глубине души доволен.

Демократы пытаются представить коммунистическое общество как общество, в котором ни у кого не было прав, так что от него все должны бежать без оглядки. Это абсолютно неверно: у большинства людей были права, но это были права младенца — ты ничего не делаешь, а тебе все равно кашку дают и ничего с тебя не спрашивают.

Поэтому, если общество, чьи властные структуры формируются через относительно свободные выборы не даст людям, желающим работать, свободу деятельности, такое государственное устройство не сможет быть долговечным. Вертикальных прав не дают, горизонтальные права ведут к разрухе — значит единственный выход это уничтожить саму концепцию прав. А это диктатура.

Индустриальная технология внесла фундаментальные изменения в структуру общества. Вместо мануфактур с непроизводительным ручным трудом были построены фабрики, использовавшие энергию пара и электричества. Станки работали намного эффективнее людей, и владеть фабриками было очень выгодно. В то же время крестьяне больше не могли содержать семьи: они должны были стать наемными рабочими и таким образом потеряли даже ту относительную независимость, которую давала им земля. Произошло разделение общества на владельцев высокоэффективных и прибыльных средств производства и тех, кому нечего было продать, кроме своего труда. Если раньше и феодалы и крестьяне рассчитывали на один и тот же источник дохода — урожай, теперь владельцы фабрик были в совершенно другой экономической ситуации, нежели наемные рабочие.

Быстрое развитие технологии и науки открыло неограниченные возможности перед теми, кто был талантлив и хорошо образован, но большинство не могло с выгодой для себя использовать возможности, которые открывала наука. Произошло еще одно разделение общества.

Общество становилось более сложным. Перед некоторыми людьми открылись безграничные возможности. Большинство крестьян разорилось, однако немногим из них удалось стать купцами первой гильдии. Меньшинство населения получило возможность значительно улучшить собственную ситуацию, в то время как ситуация остального населения резко ухудшилась.

Жизнь практически каждого члена общества стала намного лучше. Но для бедных появилось и больше возможностей сравнить свою жизнь с жизнью тех, кто более успешен, то есть для зависти. Ранее беднейшие слои не восставали против феодалов и не завидовали им. Такая зависть была бы грехом перед Богом, который установил на земле подобное социальное устройство. При капитализме один крестьянин мог разбогатеть, а другие — лишиться своего участка земли. У разбогатевшего крестьянина не было никакого божественного права на ту позицию в обществе, которую он стал занимать: к успеху его привели только личные качества, тяжелый труд, творчество, умение или хитрость и обман. Такой человек становился объектом зависти других, и у него не было «божественной» защиты.