Как сделать Россию нормальной страной - Малый Матвей. Страница 3
Немцы строят дом на века, из камня, но вечность интересует и россиян: на плохо пригнанных досках забора (а забор имеется обязательно, чтобы соседи не крали редиску) криво нацарапано «Здесь был Вася».
Если мы посмотрим на улицу старого немецкого и старого российского города, то увидим, что в обустройство немецкой улицы вложено в десять раз больше труда. Мандельштам (хотя и по другому поводу) сказал: «Мы живем, под собою не чуя страны». Эта фраза как нельзя лучше отражает реальную ситуацию: жители России не верят в то, что они владеют этой собственностью, и поэтому не могут по-хозяйски обладать ею.
Помните песню: «Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей»? Де-юре проходит как хозяин, а де-факто хозяином не является. А еще бывает и так: по документам не проходит как хозяин, а в действительности управляет, но только до прихода налоговой.
Это качество сбалансировано другим уникальным свойством: русская культура нематериалистична по своей природе, она изменчива и текуча, эмоциональна и ориентирована на духовную, а не на материальную составляющую человеческой жизни. Можно даже сказать, что русская культура намеренно избегает материального.
Западная цивилизация базируется на частной собственности, которая укоренена в земле, и на законе, базирующемся на юридическом прецеденте. Поэтому мы можем назвать западную цивилизацию твердой. Немец знает, как все должно быть, потому что он может до всего дотронуться или найти в своем своде законов. Русские не имеют этой возможности и не хотят ее иметь. Они предпочитают вместо законов каждый раз оценивать ситуацию заново и делать это не умом, а сердцем, эмоционально. Поэтому русскую цивилизацию можно назвать мягкой.
Давайте посмотрим на карту мира и сравним территорию России с территорией Голландии. Голландия очень маленькая страна, с большой плотностью населения. Как относятся в такой стране к закону? Если люди живут так близко друг от друга, все они должны соблюдать правила, которые делают их совместное проживание возможным. Если голландский хулиган бросает банановую кожуру на тротуар, то он как бы говорит: «Мне наплевать на ваш порядок, на ваши законы и правила, мне нужна свобода!» Но он знает, что эта кожура будет сразу же подобрана, выброшена в мусорное ведро, и никто на ней не поскользнется. Каждый человек в Голландии подчиняется правилам, и с этой точки зрения он не свободен, но общество в целом живет свободно. Свободы выбрасывать мусор там, где вы хотите, нет, но есть чистота, дающая свободу от мусора. И свобода от мусора создает людям намного больше возможностей, которые они ценят (свобода гулять, не глядя под ноги, свобода от падений и ушибов, хорошее настроение от сознания, что твои сограждане относятся к тебе уважительно), чем свобода мусорить где попало.
Территория России громадна, а плотность населения всегда была низкой. Люди жили настолько далеко друг от друга, что их поведение как бы не влияло на других. Поэтому идея подчинения какому-то общему закону в России не привилась. Российский закон — это попытка ответить на вопрос: «Кто ты, откуда пришел и что ты хочешь?», то есть «Какой закон ты несешь с собой из тех далеких мест, откуда ты пришел?», «Где, господин посол, Ваши верительные грамоты?» Российский закон персонален, и его выполнение базируется на том, кто ты есть.
Между прочим, к этому, возможно, имеет отношение и обычай называть людей по имени-отчеству. Идет по улице Виктор Иванов — так ему можно и по морде дать. А вот Виктора Петровича Иванова бить не надо: Петр Сергеевич Иванов живет в деревне долго, знает участкового и сможет защитить сына. Сам по себе Виктор Иванов ценности в глазах закона не представляет: важно только, за какие социальные нити он может потянуть. Общество его не защищает, вот его и пытается защитить отчество. Эта защита, конечно, менее эффективна, чем возможность сказать: «Я знаю самого Всеволода Евгеньевича, вместе в третьем классе учились!», но тут каждый защищается как может. На Западе закон защищает всех одинаково, но создан он для защиты бесправных, не могущих защитить себя самостоятельно.
На Западе закон важнее человека, и человек безусловно будет принесен ему в жертву: вспомните импичмент Клинтона. В России мало сказать, что человек важнее закона: в России каков человек, таков ему и закон — вспомните импичмент Ельцина.
Американский президент мог потерять власть из-за того, что простой американец делает без всяких последствий: ведь как к человеку, избранному народом на ответственную работу, к нему применяется и намного более строгий стандарт поведения, — американский президент не просто обязан неукоснительно выполнять все законы страны, но с него еще и строже спрашивают. Российский же президент может единолично развязать войну или подвергнуть обстрелу здание парламента, и ни у кого не возникает вопроса о легитимности такого поведения: президенту можно нарушать любые законы, потому что он президент.
Представим себе картину того, что невозможно в Голландии и возможно в России: человек скачет по бескрайней степи, и на десятки километров никого вокруг нет. Каков здесь может быть закон? Если человек один на всей земле, то ему и устанавливать законы. А чья это функция, законы устанавливать? Это функция Бога. Так вот, русский человек может представить себя богом и сказать: «Я могу все!» Читателю это покажется преувеличением, но мы увидим, что ключ к пониманию логики российских законов лежит в допущении, что подсознательно каждый человек в России считает себя богом и как к богу относится к нему и закон.
Что же вы сделаете в качестве бога, в качестве совершенно независимой личности? У вас есть полная свобода, и вы не подчиняетесь никаким законам. В городе вы можете свободно бросить банановую кожуру прямо на тротуар: «Мне закон не писан!» (Отметим, что это — чисто русское выражение.)
Но другие ведь тоже боги? Конечно. Если бы они были людьми, мне было бы страшно бросать на тротуар банановую кожуру, на которой совершенно незнакомый человек может поскользнуться и сломать ногу. Но я-то знаю, что прохожий будет не человеком, а богом. Во-первых, беда его не коснется, его спасет божественная сила (она называется «авось» — еще одно выражение, которого нет в западных языках). Если уж он решил поскользнуться на этой кожуре и сломать ногу — это его выбор. Может быть, перелом будет воспринят им как шутка? Оторвет он сломанную ногу, помашет ей, да и приставит на место. Если ему больно и он испытывает страдания, это будет лишь испытанием его божественной натуры. Конечно, если бы он был простым человеком, например, голландцем, то упасть на улице и сломать ногу было бы для него ужасно. Но по нашим тротуарам ходят не голландские люди, а русские боги. Вот я и бросаю кожуру на тротуар без всяких угрызений совести.
Если голландский хулиган бросает кожуру, окружающие смотрят на него с осуждением и подбирают ее. В России же для того, чтобы люди выполняли самые элементарные правила, кажется, что нужно учредить ужасные кары, но и тогда люди будут подчиняться этим правилам не более трех секунд.
Закон напрямую связан с определенной территорией: не зря, если человек преступает закон, на него надевают наручники, сажают за решетку, не давая возможности территориально перемещаться. Закон — это не абстракция, а действующая на данной территории реальность. Без географической привязки закона просто не может быть. Такую привязку дают либо кандалы да тюрьма (вот почему на Руси так долго сохранялось крепостное право, продолжают существовать прописка и внутренний паспорт), либо частная собственность на жилье и землю.
В Голландии, на всей ее маленькой территории, существуют одни и те же законы. В России дело обстоит иначе. Здесь, если тебе не нравится закон данной местности, ты можешь уехать за тысячу километров в любом направлении. Ты все равно будешь находиться в России, но народ и обычаи будут уже другие, и законы, которые тебе не нравятся, не будут действовать. Вот там ты снова и предъявишь свои верительные грамоты.