Как сделать Россию нормальной страной - Малый Матвей. Страница 9

На Западе было и есть много великих людей, но не потому, что общество призывает их быть великими, а потому, что общество не мешает им быть теми, кем они хотят быть. И уж, конечно, никто открыто не стремится обрезать им крылья, что является отличительной чертой русской цивилизации. Русская цивилизация думает о величии больше западной, и потому быстрее идентифицирует и уничтожает человеческий потенциал. Западная цивилизация многих выскочек прозевала, а некоторых и разрешила и даже испытывает благодарность к ним. Они любить умеют не только мертвых. Прогресс цивилизации зависит от того, насколько выскочка может проскочить без разрешения, а значит зависит и от моральных и независтливых соседей.

Когда человек стремится достичь величия, это может привести к двойственным результатам: «либо пан, либо пропал». Совсем иное дело, когда величия пытается достичь целая цивилизация. В России была создана самая большая империя, произошла самая кровавая революция. Но коллективное стремление к величию противоположно индивидуальному стремлению к величию по своим результатам. Стремление к красоте перерождается в примитивную крестьянскую «справедливость», в недостижимый и губительный идеал «равенства». Стремление к чести перерастает в коллективную попойку, когда вопрос «Ты меня уважаешь?» заканчивается мордобоем. А величие переходит в виртуальную реальность социалистического государства: в магазинах нет хлеба, но гражданин летит в космос.

Стремление к величию, достижение его сразу, как его достигает Бог, а не человек, является не только привлекательной, но похоже и уникальной чертой российской цивилизации. На Западе желание достичь красоты перешло в русло буржуазного уюта, честь опустилась до требования быть законопослушным гражданином, а вопрос о величии просто снят с повестки дня. Теперь на Западе государство не ожидает, чтобы гражданин защитил женщину, на которую напали бандиты. Его законопослушность ограничивается звонком в полицию. А между тем честь — это все-таки нечто большее, чем примитивная буржуазная самодостаточность, а настоящего величия невозможно просто достичь упорной работой. Чтобы достичь величия, нужно перепрыгнуть через себя.

Однако история России показала, что на сумасшедшем стремлении к абсолюту невозможно построить человеческую цивилизацию. Лучше вообще не отдавать детей в музыкальную школу, чем учить их на Моцарта. Необходимо приобрести нормальный масштаб, прекратить увиливать от конкретных дел, прикрываясь «громадьем» задач. Россия должна стать буржуазной европейской страной, и, с этой точки зрения, распад СССР был счастьем для России. Если какая-то задача слишком велика, ее надо уменьшить до выполнимых размеров, а затем выполнить. Россия должна перестать быть страной невыполнимых планов и превратиться в страну одной, десяти, а потом и ста небольших, но решаемых и решенных задач.

Русская экономика и русский национальный характер могут быть описаны в нескольких словах: желания всегда непомерно большие, экономика базируется на зависти, закон и персональные отношения интерпретируются в любую сторону, неформальны и мягки.

Еще одно важное ключевое слово для описания русской культуры — технология. Что это такое? Технология — это строго формализованная последовательность действий, направленных на достижение какой-то цели.

Технология бывает и социальная. Например, существует юридический принцип презумпции невиновности. Теперь рассмотрим следующую цитату из ведущей столичной газеты: «Сегодня была изнасилована несовершеннолетняя К. В связи с этим преступлением был задержан некто З. Подонку 20 лет». Так вот, до суда, З. — не «подонок», а всего лишь «задержанный» или «подозреваемый». Интересно, какой процент моих читателей сейчас подумал: «Да как он смеет защищать тех, кто несовершеннолетних насилует?» Ну что ж, тогда еще раз: я защищаю технологию судопроизводства, а подозреваемых защищаю от суда Линча.

Уникальность российской цивилизации в том, что российское общество абсолютно отрицает технологию. Если английский или американский закон базируется на прецеденте, который строго соблюдается в каждом аналогичном случае, то российский закон в идентичных случаях умудряется прийти к совершенно разным решениям. Более того, такой подход поощряется: это называется «подойти с пониманием, с душой».

Отвержение технологии российской цивилизацией хорошо описано в рассказе Николая Лескова «Левша». Напомню его содержание.

Как-то раз англичане подарили русскому царю механическую блоху. Блоха, которую можно было рассмотреть только в микроскоп, пускалась в пляс и посему представляла собой великолепный образец инженерно-механического мастерства. Как только царь увидел блоху, он решил найти русского мастера, который бы превзошел англичан и доказал, что русские умельцы еще лучше. После долгих поисков мастер был наконец найден.

В Англии такой мастер жил бы в Лондоне и ходил бы в шелках и дорогом кафтане, но в России он жил в захудалой деревеньке и ходил в рваном армяке. Причина такой бедности и неизвестности Левши должна быть нам очевидна. Если ты настоящий мастер в России, тебе приходится скрываться от завистников, и как только ты заработаешь на дорогой кафтан, завистники придут и сожгут твой дом. Поэтому логично, что мастер Левша жил там, где он жил, и носил то, что носил, — иначе его бы уже в живых не было. А этот мастер, видно, и совсем великим был, у него даже имени не было: из-за глубокой конспирации звался он просто Левша, эдакий Бродский в ссылке или переводчица таджикских стихов Ахматова.

Ну хорошо, отдал царский курьер Левше блоху и спрашивает: «А что ты с ней сделаешь?». Левша и отвечает: «Тут подумать надо, я с ней чего-нибудь да сделаю». Это «чего-нибудь» очень хорошо раскрывает подход Левши к работе. Слава Богу, что этого разговора английский мастер не слышал, а то с ним бы инфаркт случился еще до того, как Левша к блохе прикоснулся: очевидно, что пляшущая механическая блоха имела пять томов технической документации и потребовала десяти лет конструкторской работы.

Царский курьер предлагает Левше микроскоп, но Левша с презрением его отвергает: «Зачем мне этот ваш мелкоскоп, у меня глаз и так пристрелямши». Даже тут он показывает, с каким презрением относится к технологии, в том числе и к технологии общепринятого языка.

Естественно, когда Левша возвращает блоху царю, она уже больше не пляшет. Когда же царь в ярости дает Левше здоровенного пинка (что тоже очень принято в России), выясняется, что Левша подковал блоху и на каждой подковке еще и имя свое написал. Вес подковок не был принят в расчет, и тонкая английская машинка больше не работает.

Что же Левша сделал с блохой? С одной стороны, подковав ее без микроскопа и написав свое имя на каждой подковке, он достиг практически невозможного. Надо быть сверхчеловеком, богом, чтобы обладать такой ловкостью рук и зоркостью, и в этом Левша намного превзошел англичан, чья ловкость и зоркость — человеческие.

С другой стороны, Левша не принял во внимание инженерные расчеты англичан, и теперь блоха уже не пляшет. Итак, Левша испортил блоху, и это тоже следует отметить как результат презрения Левши к технологии.

Мы видим божественный «подвиг», выражающийся в том, что блоха была подкована без всяких инструментов и приспособлений. Мы также видим полное презрение к кропотливому труду, который пошел на изготовление танцующей блохи: блоха испорчена одним взмахом божественной лапы Левши.

История с Левшой типична, и поэтому неудивительно, что такие истории происходят и сейчас. Например, однажды я видел установленный на московском заводе сверхточный швейцарский токарный станок, который был полностью компьютеризирован и на котором можно было работать только в белом халате, строго контролируя наличие пыли в помещении. Однако из-за того, что станок был компьютеризирован, он также мог выдавать информацию о том, сколько времени на нем работали, а сколько уходило на перекуры и треп. Поэтому не прошло и недели, как на станок уронили большую кувалду. Так что потом детали снова приходилось обтачивать на станке, сделанном в 1903 году.