Незавершенная месть. Среди безумия - Уинспир Жаклин. Страница 60

– Что Альфред Сандермир не будет больше устраивать кражи со взломом ни у себя в доме, ни где-либо еще, нам известно, – сказал Джеймс.

– Что вы имеете в виду?

– Как что? А, вы об этом пока не слышали!

Джеймс наклонился вперед.

– Сандермир скончался нынче утром в больнице. В Пембери.

– Бедняга!

– Вам его жаль?!

– Да. С самого детства он не знал покоя. Что за страшная жизнь! Что за страшная смерть!

Джеймс откинулся на спинку стула.

– А я вот не так мягкосердечен. От Сандермира житья никому не было. Он представлял угрозу. Теперь деревня вздохнет свободнее. Да и мы тоже, хоть и грешно так говорить.

Мейси помрачнела:

– Мне казалось, смерть Сандермира усложнит приобретение вами его земель и кирпичного завода.

Джеймс Комптон покачал головой:

– После гибели Генри Сандермир-старший внес дополнения в завещание. Согласно этому документу, поверенные уполномочены сами заняться продажей поместья в том случае, если на момент смерти отца Альфред будет единственным наследником, не имеющим детей, и с самим Альфредом что-то случится. Короче говоря, теперь продается все поместье, полностью, и мы его покупаем.

– Как вы намерены поступить с домом?

– Снесем его и будем добиваться разрешения на строительство нескольких новых домов.

– Понятно.

– Только не говорите, что лично вас не радует строительный бум.

– Новостройки едва ли впишутся в пейзаж.

– Мейси, мы занимаемся строительным бизнесом. И у нас под боком кирпичный завод, в который надо только вложить средства и развить производство.

– А что будет с лошадьми?

– Мы их продадим. Всех, кроме одной.

– Вам приглянулся гнедой Сандермиров гунтер?

– Как вы догадались?

– Я – дочь своего отца. В лошадях разбираюсь.

– Гнедой от этого только выиграет. А конюха я заберу в Челстоун, отдам в подчинение вашему отцу. Пусть научит парня всему, что умеет сам.

– Я рада. Сандермиров конюх любит лошадей, это сразу видно. – Мейси помолчала. – Джеймс, когда вы возвращаетесь в Канаду?

– Примерно через месяц. В Англии дел полно. Думаю отчалить в первых числах ноября. Не хочу тянуть до холодов – эти айсберги малость меня напрягают.

– Да, они опасны.

Мейси откашлялась. Джеймс Комптон изучающе глядел на нее через стол.

– Мейси, я вас сто лет знаю. С тех пор, как была жива Инид. Я отлично вижу: вы хотите еще что-то сказать.

– Вы об этом упоминали пару недель назад. Говорили о расширении «Комптон корпорейшн» в Канаде, о том, что хотите укрепить компанию.

– Ну да, говорил. Мы действительно готовимся к расширению. Ждем подходящего момента. Вот наберет экономика обороты, увидим мы, что выход из кризиса не за горами, и тоже займемся делом. Строительный бум нам только на руку, хоть мы его и не ожидали. А почему вы подняли эту тему?

– Есть у меня помощник, мистер Бил. Нынешней зимой у него умерла маленькая дочка. Это прискорбное событие укрепило в моем ассистенте и его жене уверенность в том, что им необходимо эмигрировать. У них двое сыновей; они считают, в Канаде мальчикам обеспечено лучшее будущее.

– А вы хотите помочь мистер Билу, хотя эмиграция будет означать для вас потерю ценного сотрудника?

Мейси кивнула:

– Они так и не оправились от утраты. С каждым разом миссис Бил выглядит все хуже. Просто жалко смотреть. Я знаю, что они давно копят на переезд.

Джеймс взял ручку, принялся постукивать по столешнице.

– Расширение «Комптон корпорейшн» пока только в планах. На рынке спад, и мы не можем поторопить события.

– Понимаю.

Мейси прикусила губу.

– Но я сделал пометки. Раз вы предлагаете человека, значит, можете за него поручиться. Кажется, ваш мистер Бил разбирается в телефонной связи?

– На войне он был сапером. Со мной работает уже два года, поднаторел в вопросах расследования и безопасности. И вообще он возьмется за любое дело – о чем сам вам скажет.

Джеймс кивнул:

– Прекрасная рекомендация. Думаю, местечко для мистера Била образуется через годик-другой. Поговорю с одним моим сотрудником.

Мейси улыбнулась:

– Спасибо, Джеймс. Пока ничего не скажу мистеру Билу, чтобы он особенно не обольщался. А вам напомню про него в будущем году.

– Договорились. – Джеймс протянул ей руку. – Ну а теперь давайте ваш счет. Он ведь у вас готов?

– Да. Как и отчет в письменном виде.

И Мейси протянула Джеймсу коричневый конверт.

Джеймс извлек из конверта бумаги, взглянул на сумму в нижней строке счета, полез в карман за чековой книжкой. Отвинтил колпачок перьевой ручки в черно-сером корпусе и начал писать, используя для промокания чернил пресс-папье с деревянным верхом.

– Вот, держите. Вы проделали отличную работу. Мы обязательно и в дальнейшем будем к вам обращаться.

Мейси взяла чек.

– Джеймс, удовлетворите мое любопытство. Что будет с деньгами Сандермира? Там же, наверное, целое состояние.

– Знаете, Сандермир-старший очень хитро составил завещание. Все ходы к денежкам перекрыл, каждую мелочь учел. Даже сам наследник – Альфред – не мог ни буковки изменить. Так вот. Мы построим в деревне новую школу и ежегодно будем выделять ей деньги на учебники и пособия. Также будет учрежден фонд для детей со способностями в науках и музыке. Еще мы планируем благоустроить саму деревню, правда, с условием, что на главной улице не появятся новоделы. Не удивлюсь, если года через два в домах и на улицах Геронсдина загорятся электрические лампы. Церковь тоже не будет обойдена вниманием – ей причитается на ремонт и на содержание военного мемориала. Впрочем, после того, что вы мне сегодня рассказали, я уже и не знаю, заслуживают ли геронсдинцы такой щедрости. С другой стороны, Сандермир над ними столько лет измывался – может, пришла пора им получить что-то вроде компенсации.

– Давайте, Джеймс, рассуждать проще: для Геронсдина все идет к лучшему.

От робкого прикосновения осени закачались ветки под прохладным ветром, полетела листва, зашуршала под ногами. В этот первый по-настоящему осенний день цыгане хоронили главу клана, старую Бьюлу Вебб.

Мейси приехала в деревню к половине одиннадцатого. Главная улица была уже запружена кибитками цыган, собравшихся со всех окрестностей. Караван тянулся до самого перекрестка, до геронсдинской окраины. Некоторые цыгане прибыли на старых грузовиках, долго тряслись по проселкам; другие пришли с ближайших к Геронсдину ферм, пешком через поля. Женщины сбились в отдельную группу. Непривычно было видеть их в черном, без намека на цыганскую пестроту одежд. Как и на любом сборище, будь то праздник или печальное событие, целый день женщинам и мужчинам следовало провести порознь. Идя к церкви, Мейси слышала плач и причитания близких Бьюлы. У цыган принято вслух выражать скорбь, причем сила звука напрямую зависит от степени родства с покойным. Пейши, поддерживаемая под локти, громко взывала к небесам, умоляя вернуть обожаемую свекровь.

Геронсдинцы тоже вышли из домов. Стоя по большей части в дверных проемах, чтобы, упаси бог, не смешаться с цыганами, они глазели на действо. Никто не ворчал: дескать, понаехало цыганья, всю улицу загородили. Быстро распространилась весть, что Пим Мартин, сын пекаря, считавшийся погибшим на войне, теперь заделался цыганским бароном, и все благодаря покойнице, которая его спасла. Помня о своем долге перед Пимом, геронсдинцы отступили, на день предоставили чужакам свою деревню и даже временно сняли таблички «Цыганам вход воспрещен».

Вскоре толпа у церкви притихла. Стали указывать на дорогу. Давящее молчание позволяло расслышать цокот конских копыт. Это приближалась кибитка Бьюлы, управляемая Веббом. Весь в черном, сегодня он отказался от неизменной шляпы. Длинные волосы развевались на ветру. На козлах, устроив голову на Веббовых коленях, лежала джюклы. Вот кибитка поравнялась с церковью. Напротив был тот самый пустырь, где в адском пламени погибли родные Вебба. Цыгане поспешили выпрячь лошадь и увести ее подальше. Причитания возобновились, когда из кибитки вынесли гроб. Первым, водрузив на плечи изножье гроба, шел Вебб. Склоняясь под тяжестью, цыгане внесли гроб в церковь для отпевания. Бьюлу решили похоронить рядом с Джейкобом, Беттиной и Анной ван Маартен.