Россия солдатская - Алексеев Василий Михайлович. Страница 10
— Покурим? — обернулся Григорий к бухгалтеру.
— Покурим, — ответил тот почему-то радостно.
Когда закуривали, Григорий посмотрел в глаза соседа. Они были большие, детски ясные и в них светилось почти нескрываемое торжество. Старик понимал то же, что понимал Григорий. Григорий отвел глаза в сторону и стал пускать большие, расходящиеся вширь, клубы дыма.
Неужели действительно идет свобода? Так или иначе, но всеобщий страх, один из столпов, на котором стоял строй, рухнул. Исчезла уверенность, что «сильнее кошки зверя нет», Гитлер оказался сильнее Сталина. Конечно, это только начало новых испытаний: большевизм будет сопротивляться, на зиму фронт где-то остановится. Самое страшное — это оказаться на стороне, где он будет готовиться к новому этапу борьбы. Будет голод, неразбериха и террор. Самое главное — террор. Если только немцы остановятся и дадут нашим перевести дух, начнется террор. Надо непременно попасть на ту сторону и сразу за дело: на занятой немцами территории свободы будет больше и там надо будет во что бы то ни стало создавать русскую армию… За окном стало темнеть и Григорий задремал, облокотившись на вещевой мешок. Поезд шел всю ночь. Никто, кроме партийцев, сопровождавших эшелон, не знал станции назначения. Несколько раз останавливались на каких-то станциях и маневрировали — очевидно прицепляли новые вагоны. Григорий только заметил, что переехали на Октябрьскую железную дорогу и поехали к Ленинграду. Под утро поезд остановился на станции Мга. Быстро выгрузились. Пестрая толпа пошла в сторону от железной дороги. — Однако, собрали несколько сот человек, — посмотрел Григорий на растянувшихся по дороге женщин.
— Идем по направлению к Ильменьскому озеру, — догнал Григория старичок, сосед по вагону.
В глазах старика опять блеснул молодой задор. Григорию стало приятно, что этот человек снова здесь и он протянул ему руку:
— Давайте познакомимся.
— Очень рад. Александр Владимирович Розанов, — обрадовался старичок.
— Вам помочь что-нибудь нести? — посмотрел Григорий на тонкую, высокую фигуру Розанова.
— Благодарю. Я хоть и не молод, но могу сам носить, тем более, что взял ровно столько, сколько способен унести на большое расстояние и без чего обойтись совершенно невозможно.
Готовится возвращаться пешком после краха советской власти, — усмехнулся про себя Григорий. Заметив улыбку на лице Григория, Александр Владимирович весело подмигнул и зашагал еще бодрее.
— В случае чего, будем держаться вместе и друг другу помогать, — обернулся он пройдя несколько шагов. — Вы не бойтесь, я вам обузой не буду, а в случае чего и помогу, — заговорщически улыбнулся старичок.
Миновав станцию и поселок, вошли в первую деревню. У домов стояли притихшие бабы и мрачные бородатые старики, подозрительно и враждебно глядевшие на пришельцев. Девчата стали заходить в дома: напиться или купить яиц. Движение само собой остановилось.
— Граждане, не останавливайтесь! В следующей деревне будем ночевать, — безнадежным тоном уговаривал девчат мужчина в серой кепке и короткой ватной куртке. Вид у него был еще более прибитый, чем у вчерашних партийцев, обходивших вагоны.
Тоже готов ко всему, — подумал Григорий, глядя на ватную куртку партийца. — Не знаешь, папаша, где здесь укрепления строят, — спросил Григорий, подойдя к широкоплечему, крепкому старику, стоявшему у ворот.
Старик посмотрел на него из-под козырька картуза, надвинутого на самые глаза, холодным злым взглядом. — Принимает за партийца, — понял Григорий, — думает, если я молодой и не в армии, то наверное партийный работник.
— А мы разве знаем! — процедил старик сквозь зубы, закончив осмотр Григория.
— Мы ведь не зря спрашиваем, сам небось понимаешь, что беспокоимся, как в случае чего домой возвращаться, — подошел сзади Григория Александр Владимирович.
Крестьянин сразу помягчал и, еще раз покосившись на Григория, кивнул в сторону леса:
— Там вон, верстах в 17-ти от нас уже начали окопы копать. Верно и вас туда же направят.
В этот момент к Григорию подошел скромный молодой человек с симпатичным лицом и очень внимательными глазами.
— Молодых мужчин просят вернуться на станцию, — сказал он, — прибыли инструменты, кухня и продукты. Надо их разгрузить.
При виде молодого человека крестьянин сразу принял прежний непроницаемый вид.
— Я хоть и не молодой мужчина, а пойду с вами, — сказал Розанов.
— Если хотите, вещи можно оставить у председателя колхоза, — сказал молодой человек.
— Нет, уж лучше мы их возьмем с собой, — ответили Григорий и Розанов, одновременно. — Может быть, замешкаемся и придется ночевать.
Молодой человек ничего не ответил и пошел по направлению к станции. Григорий и Розанов немного отстали.
— Смотрите, сам тоже свой вещевой мешок захватил, — тихо шепнул Розанов, кивнув в сторону молодого человека.
Надо будет завести знакомство с железнодорожниками, — думал Григорий шагая по дороге, — в случае паники могут помочь добраться до Москвы.
Проходя по станционному поселку, Григорий вдруг увидел надпись, на которую утром не обратил внимания: «Столовая для партизан». Надпись, сделанная от руки на куске картона, была прибита у двери небольшого дома.
— Смотрите-ка, что это такое? — спросил Григорий Розанова.
Старик, вместо ответа, подошел ближе к двери домика и прочел прикрепленную к ней кнопкой записку.
— Тут и меню есть, — сказал он насмешливо, — свиной борщ и жареная свинина.
Григорий задумался: очевидно это было мероприятие в развитие мыслей, высказанных в речи Сталина. Создавали искусственно то, что естественно создавалось в 1812 г. Сумеют ли? Вспомнились нахмуренно-сосредоточенные лица стариков. «Народ безмолвствовал», но в молчании его не было сочувствия большевизму.
На вокзале уже собрались почти все мужчины, приехавшие на работу. Было их немного. Распоряжался толстый высокий человек, член Калининского городского совета. Григорий сразу почувствовал в нем врага. Держался он почти так же самоуверенно и властно, как держались люди его категории до войны. Непосредственно разгрузкой руководил совсем молодой инженер, нервный и очень подвижный еврей, не в пример партийцу работавший наравне со всеми остальными. Кроме них, был еще молодой техник, ленивый и неторопливый, и два крестьянина.
Инструментов оказалось так мало, что нечего было и думать начинать с ними работу: на несколько сот рабочих привезли всего около 30 ломаных лопат и несколько ломов и кирок. Собственно, выгружали главным образом продукты: пшено, картошку, кислую капусту и муку. — Организация много хуже чем в концлагере, — усмехнулся про себя Григорий.
С железнодорожниками ему так и не удалось поговорить. Приятный молодой человек с неприятными глазами все время вертелся около Григория и Розанова. Сцепщики, дежурный по станции и кондукторы держались замкнуто и отчужденно и глядели почти так же мрачно, как мужики. — Очевидно недовольны тем, что мы будем строить укрепления, — понял наконец Григорий, — не хотят, чтобы в их районе были позиционные бои. Надеются, что попадут к немцам, избежав разрушений.
— А как же будет организовано питание? — спросил Григорий молодого инженера, когда тот помогал ему взвалить на плечи мешок с картошкой.
— Как? — заволновался тот, — видите как плохо подготовлено, — инженер с негодованием посмотрел в сторону толстого партийца, издали наблюдавшего за работой. — Придется раздавать продукты на руки и готовить в тех домах, где будут жить рабочие.
— Не во всех домах найдутся большие котлы, — сказал Григорий и потащил мешок к подводе.
Когда он вернулся за вторым мешком, инженер внимательно посмотрел на него и сказал, протягивая руку:
— Давайте познакомимся. Моя фамилия Зускин, я буду руководить технической частью работ.
Григорий пожал протянутую руку.
— А вы тоже наверное имеете отношение к технике и организации работ? — спросил Зускин.
— Имею, — кивнул Григорий.
— Знаете, я должен остаться на станции добывать инструменты, а вас очень бы попросил сразу же с подводой отправиться в деревню Давыдково и подготовить там квартиры. Товарищ Давыдов! — крикнул Зускин, не дожидаясь согласия Григория. — Вот товарищ Сапожников может поехать вперед и подготовить квартиры для рабочих.