Из глубины - Чайлд Линкольн. Страница 41

— А я только что закончил упаковывать то, что осталось от Сферы-один, — выпалил мужчина по имени Чаки. — Посмотрел на нее — там все так раздавлено, что ничего не опознаешь. Трое моих друзей погибли. Говорю вам, еще рано. Мы вышли за границы дозволенного.

— Да, то, что случилось со Сферой-один, ужасно, — согласился первый ученый. — Понятно, что это трагедия. Но не позволяйте горю ослепить себя и забыть, зачем мы здесь. Невозможно сделать открытие, не рискуя. Эти пришельцы просто хотят помочь нам. Им есть чему нас научить…

— Откуда тебе, черт возьми, знать, чему они нас хотят научить? — потребовал ответа механик Чаки.

— Если бы ты видел, какие красивые эти маячки, насколько…

— Ну и что? Черная пантера тоже очень красивая… до той поры, пока не вырвет тебе кишки.

Ученый поморщился.

— Неподходящее сравнение.

— Нет уж. Это вы считаете, что они к вам благоволят. Думаете, что все знаете. Вот что я вам скажу: природа не бывает дружественной. На нашей родной Земле обитает немало форм жизни, которые изо всех сил стараются друг друга убить!

— Не надо винить других за недостатки нашей планеты, — сказал первый ученый.

— Может быть, они посеяли эти штуки на всех планетах, по всей Вселенной! — Лицо Чаки побледнело, руки едва заметно дрожали. — Мы выкопаем их, они отправят сигнал своим хозяевам, а те явятся и уничтожат нас. Очень эффективный способ борьбы с конкурентами.

Второй ученый покачал головой.

— Какая-то паранойя, ей-богу!

— Паранойя? Тогда объясни, что здесь делается? Все происшествия, все эти проблемы, которые никто не хочет обсуждать! — прокричал механик.

— Тише, — проворчал военный.

Чаки вскочил, уронив стул.

— Тогда почему гибнут люди?! Почему заболевают?! Почему я плохо себя чувствую?! Потому что что-то происходит, происходит у меня в голове…

Крейн уже собрался подойти и вмешаться, когда механик вдруг замолчал. Он поднял стул и сел, тяжело дыша, а старшина успокаивающе положил ему руку на плечо.

В кафе вошел коммандер Королис в сопровождении двух офицеров в черной форме и армейских ботинках.

На миг воцарилась полная тишина. Слышалось только затрудненное дыхание механика.

Коммандер обратил взгляд своих расфокусированных светлых глаз на Крейна, и лицо офицера выразило неодобрение. Потом он медленно обошел сидящих за столом, словно запоминая каждого. А затем он очень неторопливо повернулся и вышел, не сказав ни слова.

32

Через три часа пришел вызов от Ашера. Мишель Бишоп ушла из лазарета на четвертой палубе, чтобы проконтролировать снятие электроэнцефалограмм, о которых просил Крейн, а он как раз закончил фиксировать утренние события и собирался записать механика Чаки на обязательное физическое и психологическое обследование, когда зазвонил телефон.

Он прошелся по маленькой комнате и взял трубку.

— Доктор Крейн.

— Питер? Говорит Говард Ашер. Мне очень нужна ваша помощь.

— Хорошо. Вы у себя? Я буду через…

— Нет. Я в декомпрессионном отделении. На седьмой палубе. Вы знаете, где это?

— Конечно. Но…

— Пожалуйста, приходите поскорее.

В трубке раздались гудки.

Крейн озадаченно посмотрел на аппарат. Было совершенно непонятно, почему Ашер выбрал такое странное место для встречи.

Крейн задумчиво положил трубку. Оглядел временный лазарет, чтобы убедиться, что здесь все в порядке. Потом вышел в коридор и закрыл дверь.

Потребовалось десять минут, чтобы пройти сквозь барьер и подняться на седьмую палубу. Там, как обычно, кипела деятельность, но тупиковый коридор, в котором размещалось декомпрессионное отделение, пустовал и выглядел необитаемым. И неудивительно: поскольку давление воздуха на станции не отличалось от атмосферного, никаких недомоганий, вызываемых его перепадом, не возникало и камера оказалась не нужна. Крейну с его первоначальной теорией кессонной болезни это открытие далось нелегко.

Сам комплекс состоял из крохотного поста управления, приемной за пределами гипербарического контура и самой камеры, металлического цилиндра примерно шести футов в диаметре и десяти футов длиной, с иллюминатором во входном люке и еще одним — на левой стороне. Вдоль стен друг против друга были установлены скамейки с мягкой обивкой. Вдоль потолка над ними шли две одинаковые панели, на которых были укреплены светильники и система аварийного затопления. Отличие от тех декомпрессионных систем, через которые Крейн вынужден был пройти по прибытии на станцию, было только одно: этот комплекс работал.

В приемной стояли Ашер и Джон Мэррис, криптолог Океанографической службы; Крейн встречался с ним у себя в каюте. На плече у Мэрриса висела большая сумка. Ашер выглядел усталым, почти обессилевшим, а левая рука, которую он осторожно держал прижатой к боку, была подвязана. Он рассеянно кивнул Крейну, когда тот вошел.

— Вы не очень-то хорошо выглядите, — сказал Крейн. — Наверное, не высыпаетесь?

Ашер только безжизненно улыбнулся в ответ. Крейн кивнул на перевязанную руку:

— Что случилось?

— Смотрите сами. Только осторожно. — Ашер повернулся к Мэррису. — Давайте еще раз проведем общие процедуры, удвоив глубину. Может быть, получим другой результат.

Крейн осторожно отстегнул металлический держатель и снял повязку. На тыльной стороне кисти у Ашера появилось неприятное на вид изъязвление. Крейн внимательно осмотрел его. Кожа вокруг была бледной, чуть ли не белой. Тревожило то, что кончики пальцев вокруг ногтей на этой руке Ашера имели синеватый с чернотой оттенок.

— Когда вы это обнаружили? — спросил он, пристально глядя на ученого.

— Вчера ночью.

— Знаете, это серьезно. — Крейн осторожно вернул салфетку и повязку на место. — Результат сосудистой недостаточности налицо. Дело не только в том, что на кисти появилась язва, имеются еще и признаки некроза в начальной стадии. Вам надо сообщить в медицинский пункт. Требуется сделать доплерографию кисти и провести процедуру блокады…

— Нет! — резко ответил Ашер. Он сделал глубокий вдох и взял себя в руки. — Нет. Времени на лечение не будет.

Крейн внимательно посмотрел на ученого.

— Почему?

— Нам необходимо расшифровать это сообщение. Только что погибли три человека, и мы во что бы то ни стало должны узнать, что нам хотят сказать. Вы слышите, Питер? Пока мы не сделаем это, я не могу позволить себе заняться чем-то еще.

Крейн нахмурился.

— Но ваша рука…

— Я принимаю коумадин. Сегодня утром, когда мне в медпункте перевязывали руку, интерн сделал мне укол антибиотика. А потом, тут есть вот что.

Ашер махнул рукой в сторону декомпрессионной камеры. Крейну стало интересно, что на самом деле у Ашера на уме. Гипербарическая оксигенация вообще-то часто использовалась как дополнительная мера при лечении таких состояний, как артериальная недостаточность, или при некротизирующих инфекциях мягких тканей.

Чистый кислород, поданный под давлением, проникает в ткани с большей эффективностью и переносит белые кровяные тельца для укрепления защиты организма. Однако такая терапия не может заменить более радикальное и непосредственное лечение.

— Послушайте, Питер, — заговорил Ашер тихим проникновенным голосом. — Нам осталось совсем немного. Благодаря вам маячки передают теперь свои сообщения в самых разных диапазонах. Для нас это огромный шаг вперед. И, получая многочисленные образцы в широком спектре частот, мы имеем больше рабочего материала. Но дело в том, что последние несколько дней мы облаиваем не то дерево.

— Как так?

— Мы думали, что уже все поняли. Мы считали, что подводные стражи передают, скажем так, математическое выражение.

— Математическое выражение? — переспросил Крейн.

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не показать недоверия.

По лицу Ашера промелькнуло смущение.

— Причем очень простое.

— Какое?

Ашер не ответил. Мэррис сунул руку в карман, достал распечатку и передал ее Крейну.