Мотылек атакующий - Островская Екатерина. Страница 17
Однажды Маша сидела на скамейке и читала книгу, погрузившись в интригующие перипетии романа Себастьяна Жапризо «Убийственное лето». Рядом опустилась популярная телеведущая, болтающая по телефону. Она, очевидно, разговаривала с подругой, перемывая косточки общим знакомым и при этом зло матерясь. Маша встала, чтобы уйти. Но вдруг замерла и уставилась на гламурную стерву в упор.
Та подняла лицо и посмотрела на нее, ожидая, как видно, какого-то вопроса. Но Маша молчала, не отрывая взгляда.
– Вы что-то хотите? – наконец не выдержала теледива.
– Да, – кивнула Маша, – хочу, чтобы ты заткнулась.
Любительница сквернословить вздрогнула, отключила телефон и, взлетев со скамьи, быстро исчезла, даже не попытавшись что-либо возразить. В конце концов, неизвестно, на кого нарвешься в лечебном учреждении, куда обычные люди попасть не могут. Маша решила никуда не уходить и продолжила чтение.
В конце июля сняли последние швы и повязки. Маша смотрела на свое чужое лицо и не испытывала никаких эмоций. От ее прежней внешности не осталось ничего: нос стал меньше, губы пухлыми, скулы заострились… Даже взгляд изменился – теперь он был спокойным и жестким. На Машу из зеркала смотрела холодная расчетливая красотка, ничем не отличающаяся от тех, кого привыкли видеть люди на экранах телевизоров. Обгоревшие волосы отросли, и теперь немного не доставали до плеч, но остались такими же пышными.
– Мишель Пфайфер отдыхает! – восхитился хирург. – Ну, как вам моя работа?
– Я довольна, – тихо ответила Маша.
А хирург не унимался.
– Если еще макияж грамотно наложить да причесочку сделать… Смело можно начинать новую жизнь!
Выдав последнюю фразу, врач осекся. И, погладив Машу по плечу, произнес с участием:
– Дорогая, теперь уж прежнего не вернуть, так что и в самом деле постарайтесь быть счастливой в новом образе.
В первый день августа Маша выписалась. В холле клиники ее ожидала Елизавета Петровна. Свекровь смотрела на лестницу, ожидая, когда спустится Маша. А та прошла мимо и усмехнулась. Мать Сергея продолжала глядеть на мраморные ступени, ведь несколько минут назад ей позвонила невестка и сказала: «Я выхожу». А то, что какая-то девушка остановилась рядом, ее не интересовало.
– Елизавета Петровна, – позвала Маша, – это я. Здравствуйте.
Свекровь обернулась и не поверила.
– Маша? – переспросила женщина, вглядываясь в незнакомое лицо.
Мария подошла и обняла ее.
– Я и сама не ведала, что так получится…
– Зачем? – заплакала мать Сергея. И, смахнув слезы, сказала: – А может, ты и права. Новая жизнь все-таки.
– Жизнь у меня одна, и, кроме Сережи и Славика, в ней никого не будет.
Они сели в скрипучую «девятку», за рулем которой находилась немолодая женщина, знакомая Елизаветы Петровны. Та приезжала в Москву навестить дочку и внука, а теперь делилась впечатлениями от встречи.
– Поехала моя Света в Москву, поступать в институт. Но познакомилась с парнем и учебу бросила. «Потом, – говорит, – доучусь». А когда? Ребенок родился, и она почти сразу работать пошла. А муж ее – так, сбоку припеку, как не мужик вовсе. Роста, правда, высокого, да только пузо себе наел. Точнее, напил. С пивом вообще не расстается, а трудиться не хочет. Устроится куда-нибудь, а вскоре увольняется. Или его выгоняют. Слава богу, не живут они вместе уж года четыре, ушла от него дочка. Сняла себе комнату, почти всю зарплату за нее отдает. Внуку скоро шесть лет будет. Мы с мужем им на пропитание посылаем. Да что мы можем? Я паспортисткой работаю, а он инженером в жилконторе. Мы и раньше им помогали, а теперь новая напасть. Когда Светка ушла от мужа, она паспорта своего не обнаружила. Думала, забыла, возвращалась искать и не нашла. Подумала, на улице обронила или еще где. Всякое ведь бывает. И вот приходит ей бумага, согласно которой она должна банку аж двести сорок тысяч. Дочка понять ничего не может, поехала туда. А в банке говорят: по вашему паспорту оформлен кредитный договор на покупку мобильного телефона, да еще вы по почте получили кредитную карту и ни по одному из договоров не рассчитывались, вот и набежала сумма с процентами, пенями и прочей другой ерундой. Ерунда-то ерунда, для банка, может, сущие копейки, а откуда Светке такие деньжищи взять? Договор ей показали. А дочка видит – и подпись не ее, и заполнена бумага не ее рукой. Объясняет, мол, что паспорт потеряла и заявление подала в установленном порядке, то есть заявила о пропаже документа, но кто-то, видать, нашел паспорт, купил телефон, а потом и карту получил. И тут ей отвечают, что карту направляли по домашнему адресу. Сразу стало понятно: муженек украл паспорт и какой-нибудь своей подружке дал, та мобильник с картой приобрела. Светка поехала к бывшему. А тот сначала не открывал дверь, потом вышел да и накостылял ей, скотина такая. А вступиться за нее некому, у нее только мы с отцом…
Женщина смахнула навернувшиеся на глаза слезы и замолчала. Затем, немного успокоившись, продолжала свой невеселый рассказ.
– Я, когда Светка мне про свою беду по телефону рассказала, в Москву рванула. Мужу ничего не сказала. Он у меня вообще-то тихий, но если вдруг заведется за правду, то и не остановить. Его же, правдолюбца, уже сто раз с работы выгоняли, но потом обратно брали – где ж еще такого дурака найти, который за гроши по крышам да по подвалам бегать станет? Ну вот, прикатила я в Москву и отправилась в полицию. А там таких, как моя Светка, которых мужья бьют, очередь стоит, и никто их слушать не хочет. Я пошла к начальнику и сделала ему предложение. Дочку, конечно, пришлось уговаривать: она и бывшего боится, и полицию, даже еще больше. Но уговорила. Пошли мы по ее прежнему адресу. Выскочил муженек – пьяный, на наше счастье. Мы будто бы зайти хотим, а тот не пускает, орет на нас. Соседи уже на площадку выглядывать начали. А внутри сожительница его, как потом выяснилось, тоже забулдыга. Мы в квартиру – алкаш на нас с кулаками. Потом на кухню метнулся, вернулся с ножом. Я как заору: «Полиция, убивают!» Тут и полицейские прибежали, которые моего крика внизу дожидались. Только ножом мерзавец махнул, его и скрутили. И протокол составили. Соседи в свидетели пошли, подписались, что сами видели, что он на представителей власти с ножом бросался. Увезли его, а заодно и сожительницу, которая вообще с топором на ментов пошла.
Рассказчица снова помолчала – ее переполняли эмоции.
– А дальше вот что.
Допросили их обоих, и красавчики признались в приобретении телефона и получении кредитной карты. Умеют наши следователи допрашивать, когда захотят. Объявили моему зятю бывшему, что ему десять лет светит, он протрезвел и родителей своих вызвал. А те – сразу к Светке. Поняли, что если сынка их упрячут, то он без жилплощади останется – невестка с ребенком в квартиру, где прописаны, вернутся, а та еще не приватизирована. Короче, предложили: «Вам квартира нужна, мы понимаем, но давайте решим по-людски. Вы выплачиваете нам пятьдесят тысяч долларов, а сын наш выпишется». Только откуда у нас такие деньги? Для нас что пятьдесят тысяч, что пятьдесят миллионов. Я им сказала: «Зачем нам деньги платить, дочка с ребенком здесь бесплатно проживать будут. К тому же мальчик и ваш внук, так что можете порадоваться за него». Сбросили они свои претензии до десяти тысяч, и я обещала через неделю привезти деньги. Но даже если я займу у всех, кто сможет мне дать в долг, все равно не хватит. Ну да ладно, нет у дочки московской квартиры и не надо – не судьба, видно. А так у нас теперь все хорошо. В банк мы со Светкой съездили и показали им копии протоколов, в которых сказано, кто в действительности банк обманул.
– Разворачивайтесь! – вдруг приказала женщине Маша. – Поехали обратно. У меня на карточке есть десять тысяч, может быть, даже больше. Люди должны помогать друг другу, а вы к тому же подруга моей любимой свекрови.
Весь день они провели в Москве. Елизавета Петровна вместе с приятельницей и ее дочерью носились по присутственным местам. За один день много успели: выписали из квартиры бывшего мужа, собрали документы и подали их на приватизацию. А Маша тем временем сидела с чужим ребенком – играла с ним и учила рисовать. В доме нашлись краски, цветные карандаши и фломастеры, а потому к возращению бабушки и мамы стены небольшой комнатки украшали детские рисунки и несколько Машиных, которые она оформила на паспарту и вставила под стекло в деревянные рамочки.