Когда осенние печали. Часть 2 (СИ) - Пиженко Эвелина Николаевна. Страница 34

…Саша?.. На него, действительно, мало надежды. Он хороший, ответственный руководитель, когда есть фронт работ – так было, когда он служил в армии. Но вот обеспечивать этот самый фронт самостоятельно, на гражданке, он, увы, не умеет. Во всяком случае, в ближайшее время ей придётся надеяться только на себя.

***

…Взойдя по мраморным ступенькам на крыльцо областной администрации, Анна потянула на себя тяжёлую, массивную дверь. Простучав каблучками по устеленной ковровой дорожкой лестнице, поднялась на третий этаж, прошла по длинному коридору, свернула в боковое крыло, остановилась у знакомой со вчерашнего дня двери.

- Здравствуйте, - войдя в приёмную, она кивнула секретарю, - я вчера записывалась на приём.

- На сколько?

- На четырнадцать тридцать.

- Секундочку… - вспорхнув со своего места, секретарша скрылась за крашеной под дуб дверью в «высокий» кабинет. Выйдя оттуда через полминуты, жестом пригласила Анну войти, - Проходите. Евгений Максимович примет вас.

Глава 13.

В отличие от многих коллег и знакомых, в свои тридцать три года Анюта Морозова ни разу не курила. Более того, желания попробовать на вкус сигаретный дым у неё не возникало даже в юности, когда соседки по общежитию настойчиво предлагали присоединиться к их курящей компании.

Но сейчас она ощутила непреодолимое желание купить пачку сигарет и сделать первую в своей жизни затяжку…

…Выйдя из здания областной администрации, Анна как во сне спустилась по мраморному крыльцу, даже не заботясь об осторожности: после сегодняшнего снегопада оно покрылось пушистым слоем снега, под которым коварно скрывались довольно скользкие ступеньки. Бледное лицо всё ещё сохраняло отрешённое выражение, руки слегка дрожали, на душе было гадко, настолько гадко, что Анне казалось, что даже во рту появился привкус чего-то мерзкого.

Пройдя торопливым шагом по недлинной аллее с редко высаженными по обеим сторонам голубыми елями, Анна чуть замедлила шаг, затем и вовсе остановилась. Всё, что произошло несколько минут назад в кабинете Евгения Казакова, всё ещё не укладывалось в её сознании, даже несмотря на то, что шла туда Анюта по доброй воле и с обдуманными намерениями.

«Евгений Максимович… - ей до сих пор казалось, что это не она, а кто-то другой говорил её собственным голосом, - Я пришла, чтобы перед вами извиниться…»

…Она даже не успевала удивляться собственному красноречию – слова возникали в голове, как будто надиктованные кем-то свыше, и тут же преобразовывались в произносимую ею речь. Да, она шла сюда, чтобы просить прощения у этого высокомерного, но очень всемогущего человека… Она не знала, что скажет ему, и не готовила заранее текст. Но она даже представить не могла, какие убедительные слова выдаст её подсознание.

…Это была целая извинительная речь – и за себя, и за сына. Слыша себя как бы со стороны, Анна произнесла её без единой запинки. Она вообще не испытывала робости. Ей казалось, что всё происходящее – лишь плод её фантазии: и этот «высокий» кабинет, обставленный богатой мебелью и устеленный ковровой дорожкой, и этот человек, сидящий в кожаном кресле за большим столом… Он слушал её «покаяние» с надменным лицом, на котором к концу беседы промелькнуло удовлетворение.

«Это хорошо, что вы поняли, кто – вы, а кто – я. Надеюсь, что урок пойдёт вам на пользу», - он как будто выдавил из себя эти слова.

Стоя перед ним без единой кровинки в лице, Аня почему-то подумала, что других, менее унижающих её достоинство слов, этот человек бы не принял.

…Она ещё что-то добавляла, уже потом, после его великодушно-небрежного прощения… Кажется, это были слова благодарности. И говорила их тоже не она. Нет, она просто стояла там – с окаменевшей в миг душой, и с единственной мыслью о том, что скоро всё это закончится… она покинет этот кабинет с дорогой, красного дерева, мебелью, ковровой дорожкой и сидящим в большом кожаном кресле ненавистным ей человеком.

…Домой в этот день ноги не несли. Александр не знал, что вчера Анна записалась на приём к Казакову, и, увидев её, он сразу бы заподозрил неладное. Рассказывать ему об унизительном визите не было сил – Аня чувствовала себя раздавленной и морально, и физически, к тому же ей было ужасно стыдно.

Она могла бы рассказать об этом кому угодно, только не Саше. Ведь он её боготворил… Для него она была женщиной, умевшей с королевским достоинством держать все удары судьбы… И признаться в добровольном унижении – всё равно, что пасть, быть растоптанной в его глазах.

…Чувство униженности давило. Анне ужасно хотелось сбросить с души эту каменную глыбу, услышать в ответ слова сочувствия… да-да, именно – сочувствия. Всё-таки, она обыкновенная, слабая женщина, и ей ужасно хочется, чтобы её пожалели… И пусть это будет чужой человек.

…Ноги как будто сами несли её в сторону телефонной будки. Конечно, Мила – не самый лучший собеседник в таких делах, но она обязательно выслушает…

«Только бы Милка была дома».

- Алло… - неожиданно прозвучавший в трубке голос Леонида заставил Анну вздрогнуть, - Слушаю.

- Лёня, здравствуй… - Анюта на секунду замешкалась, поэтому вопрос прозвучал не совсем уверенно, - Мила дома? Позови её, пожалуйста…

- Аня, это ты?.. – он сразу узнал её по голосу, - Аня!..

- Да, я… - она проговорила это как-то глухо, - Милу позови?..

- Что с тобой?.. – его тон стал тревожным, - Что-то случилось?!

- Нет, ничего… - она немного помолчала, - Мне Мила нужна…

- Она ещё не вернулась с работы. Ань, с тобой всё в порядке?

- Не вернулась?.. – проглотив застрявший в горле комок, Анна почувствовала, как предательская слеза чертит горячую дорожку по холодной щеке , - Ладно… Тогда извини…

- Аня, подожди! – видимо, испугавшись, что она повесит трубку, Лапин окликнул её громко, торопливо, - Ты из дома звонишь?

- Нет, из автомата.

- Из какого?.. Ты с кем-то… или одна?..

- Я одна.

- Говори, куда подъехать…

…Через двадцать минут чёрный «Лексус» Леонида притормозил у здания, на которое указала Анюта. Всё ещё сомневаясь, правильно ли сделала, что согласилась на это свидание, она нерешительно шагнула к автомобилю – выскочив из него, Лапин галантно распахнул перед женщиной пассажирскую дверь. Уже сидя в тёплом салоне, Анна почувствовала, что очень замёрзла. Не говоря ни слова, Леонид сам пристегнул её ремнём безопасности и, нажав на газ, резко тронул с места.

***

Кафе было небольшим, уютным и почти безлюдным в этот час. Расположенное на одной из окраин огромного города, оно казалось сейчас надёжным убежищем от всех бед и тревог, обрушившихся в последнее время на хрупкие Анютины плечи. Рюмка коньяка, которую Леонид заставил её выпить, приятной, обжигающей волной прокатилась внутри, слегка ударила в голову.

С ужасом чувствуя, как начинает дрожать подбородок, Аня опустила лицо на ладони: горячие слёзы крупными каплями упали сквозь пальцы на красную, со стрелками от сгибов, скатерть. Глядя на её вздрагивающие плечи, Лапин молчал, видимо, решив переждать, пока женщина успокоится, но прошло уже несколько минут, а Анна так и не смогла прийти в себя.

Неожиданно поднявшись со своего места, он обогнул столик и, отодвинув свободный стул, присел рядом… Почувствовав себя в кольце его рук, Анюта бессильно уткнулась в мужское плечо.

…Она уже перестала плакать, но так и сидела в объятиях Лапина, не в силах пошевелиться. Наконец, будто опомнившись, слегка отодвинулась и провела рукой по мокрому лицу. Стало неловко… но не оттого, что её обнимал посторонний мужчина. От Леонида пахло свежим парфюмом, он был идеально выбрит – она заметила это, когда невольно коснулась щекой его подбородка… Анна вдруг подумала, что макияж, который она накладывала утром, перед работой, смылся слезами, стёрся носовым платком… и искусанные в отчаянии губы краснеют вовсе не от помады. Даже не глядя на себя в зеркало, она могла представить и свои опухшие веки, и растрепавшиеся волосы. Бросив взгляд на Лапина, она невольно провела ладонью по его плечу – шов трикотажного джемпера был влажным от её слёз.