Соловей для черного принца (СИ) - Левина Екатерина. Страница 132

— Угомонись! Не стоит стричь всех под одну гребенку, если с твоими мозгами такой конфуз, то на свои я, слава богу, не жалуюсь! Тебе не за чем докладывать всем и каждому, что девчонка — безродная побирушка. Мы представим ее как подопечную тетки Найтингейл, кем она, в сущности, и является. Я имел удовольствие общаться с ней! Она скромная и приятная девица…

— Ты — что?!

— Мало того, — без зазрения совести продолжал дед, — я собираюсь присутствовать на венчании этой мисс Рид с кузнецом! И тебе, разлюбезная сестрица не отговорить меня, будь уверена! Я уже дал слово Найтингейл.

— Что-о-о!!!

Старуху всю перекособочило, она изменилась в лице, да так будто ей сообщили о вандализме на могилах ее предков. С шумом втянув воздух, она вперилась в графа, сидевшего напротив нее, и от напряжения глаза ее стали совсем прозрачными. Секунды летели, превращаясь в минуты, а Элеонора всё безмолвствовала. Но вот она ожила, стряхнув с себя омертвелое оцепенение. Спина ее приняла негнущееся положение, сухопарые руки опустились на колени — она цеплялась за свои манеры, точно в этом и заключалось ее спасение. Наконец, пожав плечами, она с миной философического смирения промолвила:

— Порою, неблагодарность иных людей выше всякого понимания.

Таким образом, среди приглашенных оказались все близкие мне люди, и я была в какой-то степени счастлива, предвкушая массу удовольствия от танцев и возможность блеснуть, хоть в маленьком, но все же светском обществе. Даже мысль об объявлении, которое должен сделать граф в конце приема, не омрачала моего ожидания.

Иногда, я размышляла, а так уж ли я против свалившегося мне на голову статуса наследницы? Чем плохо стать частью древнего прославленного рода и получить в собственное владение семисотлетний замок? Другие бы на моем месте ликовали, имея то, что внезапно обрела я, не приложив при этом ни йоты усилий. Но всплывал образ Дамьяна, заслоняя собой все мысли о Китчестере. И я со всей остротой понимала, почему мне так важно было не поддаваться колдовству замка и наперекор всем отстаивать свое нежелание владеть им.

Как мне кажется, Дамьян догадался, что я изменила своему прежнему решению. Возможно, он уловил перемену в моем настроении или же заметил, как воспрянул дед, выкатив грудь и заважничав, точно петух, которого из тесной клетушки перенесли в большой курятник. Как бы то ни было, но я стала ловить на себе его тяжелые, задумчивые взгляды. Когда я посылала в ответ немой вопрос, он отворачивался.

Все чаще я стала замечать его рядом с Джессикой. Даже в теплицах он проводил меньше времени, чем в компании со своей любовницей. Ну что ж, я не могла усмирить свою ревность, но крепилась, повторяя себе, что именно этого и следовало ожидать, после моего отступничества. Я чувствовала себя так, будто всадила ему нож в спину. И была уверенна, что теперь он считает меня двуличной и никогда не простит мне этого вероломства.

Безусловно, Дамьян не откажется от своего намерения жениться на мне. Китчестер слишком важен для него. Как же глупо, но мне было больно от этого! Хотя я до сих пор не могла поверить в искренность Дамьяна. Но знать, что никогда больше не услышу его волнительных речей и не почувствую его страстного взгляда, оказалось куда мучительнее, чем я могла предполагать.

Готовясь к званому вечеру, тетя Гризельда вместе с Сибил задумали нечто выдающееся, из-за чего отложили в сторону шитье приданного и даже свадебного платья. Целыми днями они пропадали в мастерской под крышей, а когда я наведывалась в Сильвер-Белл, загадочно перемигивались. Наконец накануне долгожданного дня мне продемонстрировали то, над чем трудились долгие дни и ночи. Это были два платья. Одно для меня, а другое для Сибил.

Я не была разбалована роскошными нарядами и в своем гардеробе предпочитала самую простую неяркую одежду, хотя тетушка и постаралась «облагородить» мои платья, юбки и блузы перед переездом в Китчестер. Однако в этот раз платье, предназначавшееся мне, было куда наряднее тех, что висели в моем шкафу. Оно было светло-голубого цвета, обшитое серебристым венецианским гипюром, с оголенными плечами и присборенной юбкой, ниспадающей сзади волной оборок. Лиф и декольте украшали россыпи крохотных шелковых незабудок.

Я ахала и охала, выражая безмерную благодарность тетушке и подруге нечленораздельным лепетом. Устав от моих излияний, тетя скомандовала примерить «шедевр» и критически оглядела меня с ног до головы, опасаясь, что за время, проведенное в Китчестере, я поубавилась в объемах. Но платье село на меня как влитое, ни единой морщинки. Я чувствовала себя непривычно красивой! Даже вдруг почудилось, что скромный прием, который я ждала теперь с еще большим энтузиазмом, на самом деле — роскошный бал в Букингемском Дворце.

Платье Сибил было проще, но не менее элегантное. Из серого атласа с перламутровым отливом, отделанное плиссированными лентами и бахромой. Плечи были также открытыми, но не так сильно, как у меня. По всему лифу вилась затейливая вышивка серебром и бисером.

Никто бы не поверил, увидев Сибил Рид сейчас, с озаренным счастьем лицом, что когда-то она была «гадким утенком», нелюдимой и угрюмой, вызывавшей у всех, кто ее окружал, жалость. Она напевала нехитрый мотив вальса и в такт кружилась возле напольного зеркала, приподняв подол платья кончиками пальцев. Всей душой Сибил ждала завтрашнего вечера. Ждала, как волшебства, которое однажды случается в жизни каждого. Она знала, что этот единственный сказочный вечер, в ее жизни никогда больше не повториться, поскольку Готлибы категорически исключают и презирают все, что связано с музыкой и танцами.

С того дня, как я сообщила подруге о согласии графа, она переменилась. От печальной угрюмости, владевшей ею после разговора с Рэем во время праздника, не осталось и следа. Едва сдерживаемое возбуждение оживило ее лицо и порхало в блестящих глазах и улыбке. Видя ее такой безмерно счастливой, я ощущала немного самодовольное ликование от того, что приняла верное, хотя и столь роковое для меня решение.

Вернувшись в Китчестер, я первым делом поднялась к Эллен, чтобы показать ей великолепный подарок, которой приподнесли мне дома.

— Тебе бы покорять Лондон, — улыбнулась женщина, разглядывая разложенное на тахте платье. — Как у внучки графа Китчестера у тебя непременно будет дебют, и тебя представят королевской семье! Ох, какие это насыщенные дни! Когда-то я сама… Но теперь только воспоминания… Но они греют меня, когда особенно холодно…

— Мне милее наш тихий уголок, — буркнула я. — Но, признаюсь, жду с нетерпением завтрашнего вечера! А вот Виолетта сбежала бы отсюда, только б пятки мелькали. Она без ума от танцев и покоряет мужчин пачками!

— Но не Дамьяна.

Я удивленно подняла брови. В ее печальных глазах мелькнули искорки лукавства.

— Нет, нет, не она покорила Дамьяна.

Резко поднявшись, я прошла к окну и, раздвинув тяжелые портьеры, выглянула на улицу. Мне не хотелось разговаривать о своих чувствах с Эллен. Но она уже неоднократно намекала мне, что видит возникшее меж мной и им притяжение.

— Его покорил Китчестер, — огрызнулась я, не сумев скрыть охватившую меня досаду.

— Да, когда-то, — спокойно ответила Эллен. — Но теперь все иначе. Все совсем иначе.

— Что вы имеете ввиду?

— Только то, что сказала.

— По-вашему, замок стал ему безразличен?

Миг она, казалось, раздумывала.

— Когда нет выхода, остается только покориться тому, что больше всего владеет человеком. И Дамьян покорился. Возможно, он еще сам не понимает всю глубину своего подчинения. Но это дело времени.

Эллен откинулась на подушки, тяжело вздохнув. Мы были одни. Когда я пришла, миссис Уолтер выпроводила Терезу, придумав ей незначительное поручение.

С тех пор, как я, совершив «злостное преступление» изгнала доктора Тодда из мрачной обители больной, любитель кровушки ни разу не побеспокоил Эллен своим визитом. За эти дни она окрепла. Почти все порезы на бледной коже зажили, оставив еле заметные рубцы. И хотя женщина все еще чувствовала слабость, но все-таки собиралась спуститься завтра в пиршественный зал к гостям.