Земля без людей - Вейсман Алан. Страница 14

Рис. 3. Australopithecus africanus.

Иллюстрация Карла Бюэлла

Как осознал Дарвин, это не имеет значения: когда изолированные группы особей одного и того же вида продолжают развиваться каждый по отдельности, наиболее успешные учатся процветать в новой среде обитания. Выжившие изгнанники или любители приключений заполнили Малую Азию, а затем Индию. В Европе и Азии они развили умение, уже давно известное таким животным средней полосы, как белки, но новое для приматов: планирование, требовавшее памяти и предвидения для создания запасов пищи в сезоны ее избытка, чтобы иметь возможность пережить холода. По земле они добрались до Индонезии, но, чтобы добраться до Новой Гвинеи и примерно 50 тысяч лет спустя до Австралии, им пришлось научиться искусству мореплавания. И тогда, 11 тысяч лет назад, наблюдательный Homo sapiens на Среднем Востоке открыл секрет, известный только

отдельным видам насекомых: как контролировать источники пищи, не уничтожая растения, а выращивая их.

И поскольку мы знаем, что среднеазиатские по происхождению пшеница и ячмень, которые они выращивали, вскоре распространились к югу вдоль Нила, мы можем допустить, что, подобно проницательному Иакову, вернувшемуся с богатыми дарами, чтобы расположить к себе своего могущественного брата Исава, кто-то обладающий познаниями в сельском хозяйстве вернулся в родную Африку и принес семена. И это был благоприятный момент, потому что еще один ледниковый период – последний – опять похитил влагу из земель, которые ледники не смогли достичь, и сильно сократил источники пищи. Так много воды замерзло в ледниках, что океаны были почти на километр мельче, чем сейчас. В то же самое время другие люди, продолжавшие распространяться по Азии, прибыли в самые удаленные уголки Сибири. Берингово море было наполовину осушено, сухопутный переход в 15 тысяч километров давал доступ к Аляске, 10 тысяч лет он лежал под полукилометровым льдом. Но теперь лед отступил достаточно, чтобы образовался свободный коридор местами шириной до 45 километров. Пролагая свой путь сквозь озера талой воды, люди прошли по нему.

Ущелье Чамбура и Гомбе – атоллы в архипелаге остатков породившего нас леса. На этот раз фрагментация экосистемы Африки произошла не из-за ледников, а из-за нас, из-за нашего последнего эволюционного скачка до статуса силы природы, сделавшего нас столь же могущественными, как вулканы и ледники. В этих лесных островах, окруженных морями сельскохозяйственных угодий и поселений, последние из отпрысков другой ветви Pan prior цепляются за жизнь, какой она была, когда мы ушли, чтобы стать редколесными, степными и, наконец, городскими обезьянами. К северу от реки Конго наши братья гориллы и шимпанзе; к югу – карликовые шимпанзе. На этих двух последних мы наиболее похожи генетически; когда Луис Лики послал Джейн Гудолл в Гомбе, это было потому, что найденные им и его женой кости и черепа свидетельствуют о том, что наш общий предок выглядел и действовал во многом как шимпанзе.

Что бы ни побудило наших предков уйти, их решение инициировало эволюционный взрыв, не сравнимый ни с чем ранее, описываемый либо как самый успешный, либо как самый разрушительный за всю историю существования мира. Но предположим, что мы остались – или что предки сегодняшних львов и гиен быстро с нами покончили. Кто занял бы наше место и был бы этот кто-то вообще?

Заглянув в глаза шимпанзе в естественной среде обитания, можно на мгновение увидеть мир таким, как если бы мы его не покинули. Их мысли могут быть невразумительными, но наличие у них интеллекта не подлежит сомнениям. Шимпанзе в природной среде, глядя на вас спокойно с ветки фруктового дерева парипари [11], не выказывает ощущения собственной неполноценности в присутствии более высокоразвитого примата. Голливудские образы обманчивы, потому что их дрессированные шимпанзе – подростки, такие же очаровательные, как и любые дети. Однако они продолжают расти, достигая иногда веса в 36 килограммов. В человеке при сходном весе около 9 этих килограммов будут жиром. Дикие шимпанзе, живущие в постоянных занятиях гимнастикой, несут на себе от 1 до 1,2 килограмма жира. Остальное – мускулы.

Доктор Майкл Уилсон, курчавый молодой директор полевых исследований в Гомбе-Стрим, свидетельствует об их силе. Он видел, как они разорвали на части и съели красного колобуса. Это великолепные охотники, примерно 80 % их атак заканчиваются смертью добычи. «Для львов эта цифра 1 из 10 или 20. Это очень умные создания».

Но он видел также, как они пробирались на территории соседних групп шимпанзе, подстерегали беспечных одиноких самцов и до смерти их избивали. Он смотрел, как шимпанзе одного за другим терпеливо убирали самцов соседних кланов, пока территория и самки не становились их. Он также наблюдал за решительными сражениями шимпанзе, кровавыми битвами внутри группы за право быть альфа-самцом. Неизбежное сравнение с человеческой агрессивностью и борьбой за власть стало темой его исследований.

«Я устал об этом думать. Все это очень грустно».

При этом абсолютно непонятно, почему карликовые шимпанзе, меньшего размера и более стройные, но столь же близкие к нам, не являются такими же агрессивными. Хоть они и защищают свою территорию, но ни разу не отмечалось внутригрупповых убийств. Их мирный характер, предрасположенность к шаловливому сексу с несколькими партнерами и явно матриархальная социальная организация с совместным воспитанием потомства практически мифологизированы среди тех, кто настойчиво надеется, что кроткие все же наследуют Землю. В мире без людей, однако, если им придется биться с шимпанзе, их превзойдут числом: осталось всего лишь 10 тысяч или меньше карликовых шимпанзе в сравнении с 150 тысячами обычных. А так как их общая численность столетие назад была в 20 раз больше, с каждым проходящим годом шансов быть здесь в нужный момент для получения Земли для обоих видов становится все меньше и меньше.

Майкл Уилсон, находясь в дождевом лесу, слышит барабаны – как ему известно, на самом деле это шимпанзе, стучащие по опорным корням и подающие друг другу сигналы. Он бежит на звук, вверх и вниз по 13 речным долинам Гомбе, преодолевая лозы ипомеи и лианы, натянутые через тропы бабуинов, следуя уханью шимпанзе, пока два часа спустя он наконец не находит их на вершине Разлома. Пятеро сидят на дереве на границе редколесья, поедая столь любимые ими манго, фрукт, который пришел вместе с пшеницей из Аравии. В полутора километрах внизу блестит в послеполуденном солнце озеро Танганьика, столь огромное, что содержит 20 % всей пресной воды в мире и так много эндемичных видов рыб, что среди аквабиологов оно известно под названием «Галапагосов озер [12]». За ним к западу смутно виднеются холмы Конго, где шимпанзе все еще считаются дичью. В противоположном направлении, за пределами Гомбе, фермеры тоже имеют ружья и изрядно устали от шимпанзе, которые воруют орехи с их масличных пальм.

У шимпанзе здесь нет других естественных врагов, кроме себя и людей. Само присутствие пятерки шимпанзе на дереве, окруженном травой, показывает, что они тоже унаследовали ген адаптивности и куда в большей степени, чем гориллы, диета которых жестко ориентирована на лесную пищу, способны питаться различной пищей в различных средах. Но если люди уйдут, им даже не придется адаптироваться. Потому что, по словам Уилсона, лес вернется. Быстро.

«По всей территории пройдет миомбо, который отвоюет маниоковые поля. Скорее всего, первыми воспользуются открывшимися возможностями бабуины, разбегаясь, разнося семена в своих экскрементах, сажая их. Таким образом, вскоре везде, где только есть подходящая среда обитания, будут расти деревья. А за ними последуют и шимпанзе».