Из жизни единорогов - Патрик Рейнеке. Страница 24

— Ну так позвоните ему и скажите, что любите его и уже не сердитесь, — говорит он ей. — Человек в сердцах наговорил вам черт знает чего из-за какой-нибудь ерунды, потому что ему вашего внимания не хватает, а вы ведетесь. Как вы думаете, каково у него сейчас на душе, после того, как он любимого человека обидел? Рита, вы же умная женщина!..

Я смотрю со спины на ее напряженную фигуру и понимаю, что вот сейчас она его точно убьет. Вместо этого Рита достает из кармана джинсов мобильник, набирает номер, и я слышу, как она настороженным голосом спрашивает:

— Зая? — потом уже совсем другим тоном: — Зая, ну ты чего?

Тут же срывается с места и выскакивает в коридор, откуда до нас доносится ее успокаивающее воркование. Ляля сидит, прикрыв рот рукой, и во все глаза пялится на Штерна. Тот откровенно зевает. Я возвращаюсь было к работе, как вдруг слышу, как Лиса интересуется ехидным тоном:

— Что, неужели не хочется отвертку у девушки отобрать?

— Не-а, — потягиваясь, зевает он. — Мне же не нужно себе ничего доказывать. Я ж не Стась.

Зараза!

— Не говоря уж о том, что есть и другие способы сублимации, кроме как подобия единорожьего рога в дырки вворачивать.

Ох, какая зараза!

— Ладно, пойду. Денег от этого любителя шурупов, чувствую, мне не дождаться. Так хоть кофе напоили.

Ой-ей!… — хватаюсь я за голову. Про деньги-то я и забыл!

— Да ладно тебе, потом занесешь. Я в иностранном журнальном сижу, — он поднимается и уходит неспешной походкой человека, который никому ничего не должен.

— Да-а-а, Стась, — тянет с полуулыбкой Ляля. — Странные у вас отношения.

— Ничего не странные, — мрачным тоном с каким-то раздражением изрекает Лиса.

* * *

Самое забавное, что тема шурупов этой историей отнюдь не была исчерпана. Как-то раз где-то за час до закрытия звонит мне в зал Рита и просит привлечь «моего молодого человека». Оказывается, у них в комнате рухнула полка, висевшая над столом Нинэль Эдуардовны. Ждать завтрашнего утра, когда можно будет спокойно подать мастерам заявку, они почему-то не хотят и намерены безотлагательно попытаться восстановить все, как было, лишь бы не расстраивать хозяйку стола. Что уж они там с этой полкой делали, что не хотят подставляться, мне остается только гадать. Но факт тот, что привлекать мальчиков из библиографии они стесняются, а наличествующий в настоящий момент ремонтник, дядя Лёша, известен тем, что с женщинами дела принципиально не имеет. И вот мне нужно попросить Штерна, чтобы он сходил с кем-нибудь из нас к дяде Лёше и попросил у него дрель. Я поднимаюсь к ним в комнату, осматриваю место происшествия. Без дрели тут точно не обойтись, но вот рассчитывать на помощь Штерна в осуществлении этой мужской миссии вряд ли возможно.

— Нет, — еще не дослушав, внятно говорит он.

— Ну, почему? Это же просто сходить попросить инструмент. Никто тебя ничего сверлить не заставит.

— А я сказал, нет.

— Штернушка, — шепчу я ему на ухо. — Ну, пожалуйста! Ну, мне очень хочется помочь им. Я, правда, очень хочу посверлить стенку.

— То есть ты хочешь выпендриться перед твоими девицами. А я должен тебе помочь. Так что ли?

— Нельзя, да?

— Дрелью-то хоть умеешь пользоваться? — со скорбным вздохом спрашивает он.

— Да. Один раз у нас с Фейгой карниз вешал. Правда, криво.

Он еще раз вздыхает, смотрит на часы, захлопывает книгу, собирает остальные и идет их сдавать. Лиса, принимая у него книги, улыбается мне углом рта:

— Что, мужчину нашли? — интересуется она с явным сарказмом.

— И не говорите, Лиса! — ворчит Штерн. — Иду как на заклание. Дискриминация по половому признаку.

Лиса не выдерживает и улыбается во всю ширину своей хищной пасти.

— Нет, ну какой же ты все-таки лапушка!

— Пожелай мне удачи, сестра! — кидает он ей через плечо мрачным голосом, но я по глазам вижу, что в глубине души он дико веселится.

Вдвоем мы идем с ним к дяде Лёше, которому я излагаю суть проблемы. Тот долго и с явным сомнением рассматривает предъявляемого в качестве мужчины Штерна.

— Алексей Севастьяныч, — проникновенным голосом с достоинством сообщает ему Штерн. — Уверяю вас, я ни разу в своей жизни не повесил косо ни одной полки, ни одного карниза, ни одного настенного шкафчика.

Я путано объясняю, какие нам требуются шурупы, дюбеля и какое нужно сверло.

— Очень любит во все вникать, — покровительственно кладя мне на плечо руку, говорит дяде Лёше этот злодей.

В итоге мы получаем все необходимое вместе с подробными рекомендациям, куда занести инструмент после использования, потому что дяде Лёше надо уже уходить.

— Скажи, а прямо ты тоже ничего из перечисленного ни разу в жизни не повесил? — интересуюсь я на подходе к нашей комнате.

— Ну, разумеется, — закатывая глаза, говорит Штерн.

В комнате он со страдальческим выражением на лице вручает мне футляр с дрелью, выгружает из кармана на стол шурупы с дюбелями, со стуком выкладывает молоток с отверткой.

— Развлекайся!

И все то время, что я ползаю вдоль стены с линейкой и карандашом, размечая места для новых отверстий, безотрывно на меня пялится, заняв самую удобную для этого позицию — на подоконнике в полутора метрах от меня. Девочки предлагают ему чаю, пытаются разговорить, он только отнекивается. Потом следует ряд полуиронических вопросов-замечаний, типа, не подстелить ли мне газетку, чтоб меньше пылить, и хорошо ли вставлено сверло. В результате у любого постороннего зрителя неминуемо должно возникнуть ощущение, что мастер-вешатель полок в данной ситуации как раз он, а я — так, ученик, проходящий переаттестацию. Изо всех сил стараюсь не реагировать. И вот, когда уже дырки просверлены, дюбеля вбиты и я вворачиваю первый шуруп, заходит сотрудник из соседней комнаты одолжить у нас пакетик чая.

— Я не понимаю, почему этим делом занимается дама? — игриво спрашивает он у всей нашей компании.

— Ну, Стася у нас вообще мастерица. Она это дело любит, — пытается отшутиться Рита.

— Нет, я не понимаю, почему женщина работает, а мужчина смотрит! — продолжает хохмить сотрудник. — Не порядок, девочки.

— Не знаю, меня страшно возбуждает! — глубоким рокочущим голосом произносит Штерн.

Ох, зараза! Ляля хихикает. «А-а-а…» — понимающе говорит коллега, и присоединяется к толпе зрителей.

— Ебаный карась, — шепотом бранюсь я, потому что шуруп не желает вворачиваться.

— О, скажи это еще раз! — страстно вздыхает Штерн.

Хихикает уже не только Ляля, но и Рита.

— Так, я все понял, — подмигивая девочкам, говорит наш соглядатай. — Ну, что ж, не буду вам мешать.

И действительно уходит. Видимо, и вправду, много работы, раз на всякую ерунду времени нет.

— Шуруп вворачивается по часовой стрелке, — уже нормальным голосом говорит мой сожитель. — «По часовой» — это слева направо, в данном случае — от окна к стене.

— Вот нет, чтоб сразу сказать!

— Я не мог оторваться, — объясняет он с благостной улыбкой. — Мне, правда, страшно нравится на тебя смотреть.

Он настолько прекрасен в этот момент, что я тут же ему все прощаю. Когда оба шурупа ввинчены, он не торопясь поднимается, и мы вместе вешаем полку. Девочки нам чуть ли не рукоплещут, и по их восторженным взглядам, адресованным отнюдь не мне, я понимаю, что читатель Штерн сегодня получил индульгенцию с отпущением всех своих читательских прегрешений. Уложив инструмент, я отворачиваюсь от них и еще раз критически оглядываю полку. Тут меня крепко обнимают за плечи, и я слышу, как Штерн шепчет мне на ухо:

— Я в восторге.

— Вроде ровно, — говорю я.

— Ровно, — шепотом соглашается он, и тут я чувствую прикосновение его теплых губ у себя на виске. А потом я чувствую, как по всему телу прокатывается теплая волна от низа живота и обратно. О-го!.. это что-то новенькое… вот так живешь-живешь, думаешь, что уже привык к своему телу, а потом организм — раз, и совершает кульбит, и весь предыдущий опыт летит к чертям…